— В данный момент я ничего не могу сделать, — объяснил он. — Корабль вышел из–под моего контроля, однако заверяю, что сделаю все, чтобы не допустить серьезной угрозы ни самому кораблю, ни его экипажу.
Это были содержательные слова, которые некоторые могли и переоценить. Только когда Байер подумал о своей ответственности в качестве временного командира корабля и третьего пилота, это привлекло его внимание.
Они видели на экранах, как под кораблем приближались огромные горы большой равнины. ЭУР2002 пролетел над берегом экваториального моря. Его горизонтальная скорость была около 500 км/час. Время от времени Байер пытался повлиять на полет при помощи двигателей, но электрическое поле настолько надежно держало корабль в своих объятиях, что не последовало никакой реакции.
Восемью часами позже ЭУР2002 пролетел над южным берегом экваториального океана. Всю сушу покрывали джунгли. Еще дальше на юг, в часе полета, поле зрения пересекла могучая горная цепь. Корабль пролетел над первым рядом частично покрытых снегом вершин.
— Мы опускаемся, — сообщил Тирстен некоторое время спустя. — Расстояние до поверхности три тысячи метров.
Джунгли приблизились. Байер в последний раз попытался взять корабль под свой контроль, но это ему не удалось. ЭУР2002 неумолимо опускался в первобытный лес. Третий пилот со стоном упал в кресло и стал покорно следить по экранам за посадкой корабля. Внешние микрофоны ясно донесли хруст и скрежет, с которыми корабль проламывался через кроны деревьев, дробя под собой растительность.
— Что теперь? — с детской непосредственностью спросил Тирстен.
— Вы думаете, я знаю? — раздраженно пробурчал Байер.
Вскоре снаружи стемнело, и Байер включил инфракрасный прожектор, чтобы осмотреть окрестность. Много пользы он им не принес, так как джунгли подступили к самым стенкам корабля, а густая масса растительности была почти непрозрачна для самого мощного прожектора.
Ничего не было видно. Неизвестность заставляла людей на борту дальнего космического корабля чувствовать некоторую неуверенность. Нервозность команды возрастала. Байер вызвал в рубку управления дополнительную смену, однако они с Тирстеном отказались смениться и остались в рубке. Спали они попеременно — если только эту дрему можно было назвать сном.
Спустя удивительно короткое время вновь стало светать. В результате быстрого вращения этой планеты дни и ночи были намного короче, чем на Земле.
— Что нового? — спросил Байер, очнувшись от дремы.
— Ничего, — покачал головой Тирстен.
Они стали ждать. Солнце поднялось над кронами деревьев. Прозвучали вызовы. Члены экипажа хотели знать, что им делать.
— Подождем, — пробурчал Байер. — Нас зачем–то перенесли сюда, значит должно что–то произойти.
Солнце ползло по сапфировому небу.
— Дьявольски жарко, — пожаловался Тирстен и указательным пальцем провел по внутренней стороне воротника рубашки, а потом бросил взгляд на термометр. — 28 градусов, — сказал он.
— Сколько?
Термометр был настроен на номинальную шкалу в 22°. Байер был озадачен. А температура тем временем неумолимо поднималась, и минут через пятнадцать столбик термометра перешагнул отметку в 55°. Весь корабль потел. Система охлаждения работала на полную мощность, но снизить огромное поступление тепла не удавалось.
Когда температура внутри корабля достигла 45° и не было видно конца этому необъяснимому нагреву. Байер отдал приказ надеть скафандры и покинуть корабль, хотя многие уже надели скафандры по собственному почину. Вделанные в них климатизаторы приносили некоторое облегчение, но никто не знал, как долго они выдержат.
— Снаружи все спокойно, — сообщил Байер. — Насколько я могу видеть, временно покидая корабль, мы никакому риску не подвергаемся.
Между тем секция метеорологии пыталась выяснить причину внезапного нагрева. То обстоятельство, что лесная растительность в окрестностях корабля в радиусе более пятидесяти метров за последние часы заметно увяла, доказывало, что эффект этот действует не только на корабле.
Байер нажал на клавишу открывания шлюзов. Первые группы членов экипажа уже стояли в шлюзовых камерах, готовые к выходу. Увидев, что контрольные лампочки продолжали оставаться красными, третий пилот удивился. Приказ шлюзам открыться не зажег ни единой зеленой лампочки. А секундой позже пришло сообщение из шлюза А:
— Люк не открывается.
В последующие минуты подобные же сообщения пришли и из других шлюзов. Температура внутри корабля достигла 82°. Байер почувствовал, что жара проникает и внутрь скафандра, хотя это ни в коем случае не было следствием его бессильного гнева.
— Вскрыть люки! — прозвучал его приказ.
Теперь нужно было позаботиться о резаках. Никто не мог рассчитывать на такое развитие событий. А тем временем температура продолжала подниматься. Поступили первые сообщения о тепловых ударах и потерях сознания. Жара на борту корабля перешагнула предел сопротивляемости скафандров. Люди ломались. Байер с нетерпением ждал сообщений об использовании резаков.
Вместо этого поступило сообщение от метеорологов.
— Мы нашли причину, — задыхаясь, произнес чей–то голос. — Линзообразные образования из плотного воздуха… в трех тысячах метрах над кораблем! — человек явно говорил из последних сил. — Действует, как стеклянная линза…
Затем послышался хрип, и передача прервалась.
— Проклятье, где же резаки? — хрипло выдохнул Байер.
Последнее, что он услышал, прежде чем потерять сознание, было сообщение из шлюза С:
— Мы больше ничего не можем сделать. Все… потеряли… сознание…
***
Вот какова была фантастическая идея Жаклин: туман должен быть в состоянии создать в определенной части атмосферы область мощного избыточного давления, имеющую геометрическую форму линзы. Линза была помещена между солнцем и ЭУР2002 таким образом, чтобы корабль оказался почти в ее фокусе. Остальное было детской забавой. ЭУР2002 нагреется, как печка. Первоначальный план Жаклин предусматривал, что жара выгонит экипаж из корабля. Как только это произойдет, мы все трое взойдем на борт, займем рубку управления и сможем стартовать.
Согласно моему предложению, экипажу нужно было любыми способами воспрепятствовать покинуть корабль. В результате эффекта линзы температура на борту корабля на строго ограниченное время превзойдет возможности охлаждающих систем скафандров. Мужчины и женщины из экипажа потеряют сознание, а как только это произойдет, линза будет ликвидирована. Никому не будет причинено серьезного вреда. В этом случае, когда начнется последний акт этого грандиозного спектакля, экипаж останется на борту. Нам не нужно оставлять наших людей на Эоле.
Жаклин Ромадье разрабатывала идею, как нам не позволить открыться внешним люкам шлюзов. Вишер оценил, что температура в фокусе линзы в течение нескольких минут поднимется до 2000°. Обшивка ЭУР2002 столько выдержит, а все, что сверху, поступит внутрь корабля. Байер отдаст экипажу приказ надеть скафандры, а их конструкция нам известна. Они защищают от конвекционного нагрева, пока окружающая температура не превысит 100°. Была опасность, что воздух на борту нагреется много выше этой точки.
Вишер мысленно связался с центром тумана и рассказал ему о нашем плане. Через двадцать минут он получил ответ и улыбнулся.
— Великий Мастер заинтересовался нашей идеей и сделает все, чтобы помочь нам.
У меня было тайное подозрение, что часть заинтересованности Великого Мастера связана с тем, что мы обучили его новому трюку. Он еще не знал фокуса с воздушной линзой, зато в будущем он сможет действенно использовать это.
Мы обсудили план во всех подробностях. На тот случай, если пара членов экипажа все же останется в сознании, с нашей стороны было бы неразумно сажать корабль на открытой местности. ЭУР2002 должен совершить посадку в таком месте, где у нас было бы укрытие до самого шлюза. Об этом тоже было сообщено туману.
Во–вторых, нам нужен был мощный передатчик, при помощи которого мы могли бы держать люки закрытыми, пока это было необходимо. Этот пункт доставлял мне особое беспокойство, однако оказалось, что Вишеру без труда удалось сообщить туману сведения о конструкции простейшего импульсного передатчика, а тот, в свою очередь, передал их нескольким талантливым рабочим. Через десять часов у нас был передатчик, при помощи которого мы могли излучить приказ не открываться всем шлюзам; а к нему еще был подсоединен и мощный генератор.
Мы договорились с туманом о месте посадки корабля. Коричневокожие рабочие пришли сюда, казалось, по собственному почину и вручили нам тяжелые мачете, которыми мы пробили брешь в джунглях. Незадолго до захода солнца туман сообщил Вишеру, что ЭУР2002 только что пошел на посадку. После наступления темноты мы отправились в путь.
Вишер сказал, чтобы мы не приближались к кораблю ближе чем на двести метров, потому что нельзя было предсказать зоны нагрева, и нам легко было бы поджариться, будучи в неведении по этому поводу.
Я попытался представить себе, как все это выглядит внутри корабля. Надеюсь, Байер не допустит ошибок, так как было столько вещей, которые он мог сделать не так. Когда жара станет невыносимой и обнаружится, что внешние люки шлюзов открыть нельзя, он может отдать приказ вырезать их, и тогда туман проникнет внутрь, и все наши труды пропадут даром.
Взошло солнце. Мы лежали у подножия одного из лесных гигантов и видели только крошечные кусочки внешней обшивки ЭУР2002, проблескивающие сквозь листву, да лишь намеки на шлюзы В и С.
Когда началось действие жары, мы включили импульсный передатчик. Я и Жаклин сменяли друг друга у генератора. Мощность сигналов была рассчитана таким образом, чтобы без труда перекрыть сигналы об отпирании люков, исходящие из рубки управления. Расчет был сделан верно, люки остались закрытыми, хотя в это время Байер, вероятно, давно уже с дикой яростью нажимал на клавиши.
Мы тоже чувствовали себя неуютно. Джунгли начинали дымиться. Густая листва сначала пожелтела, потом стала коричневой. Вверх поднимался чад. Действие воздушной линзы вдоль окраинной зоны было не таким сильным, как в центре, иначе возник бы лесной пожар. К нашему счастью, джунгли были насыщены влагой, и, пока не испарится вся вода, никакого постоянного пламени быть не могло.
Вишер попытался определить, как долго нам придется использовать линзу, чтобы достичь своей цели, но это было не так–то легко. При любых обстоятельствах надо было избежать серьезного вреда людям. С другой стороны, все наши труды пошли бы насмарку, если бы нам не удалось заставить потерять сознание по меньшей мере девяносто процентов членов экипажа, поэтому мы могли только надеяться, что Вишер рассчитал верно.
— Еще двадцать минут, — сказал он.
Это значило, что туман отключил воздушную линзу, растворил ее, или как там это еще назвать. По нашим оценкам, понадобится еще двадцать минут, чтобы почва в окрестностях корабля охладилась настолько, что по ней можно было бы пройти без опасности.