Десять минут спустя мы отправились в путь, закрыв шлемы скафандров. Пару дюжин метров мы пробивались сквозь сочные зеленые джунгли, пока не достигли зоны завядшего леса. Хотя здесь мы пошли быстрее, я почувствовал, что мои подметки постепенно нагреваются. Вишер перекинул через плечо передатчик, я нес генератор. Мы остановились перед возвышающейся массой корабля, пластиковая обшивка которого излучала так сильно, что это ощущалось даже сквозь стекла шлемов.
Я включил генератор, а Вишер дал команду шлюзу С открыться. Створка люка скользнула в сторону, из отверстия выдвинулся трап и упал вниз, коснувшись почвы.
Мы поднялись вверх. В большой шлюзовой камере без сознания лежал человек, а возле него резак. Итак, Байер действительно хотел вскрыть люк. Мне стало гораздо хуже, чем было на самом деле, когда я подумал, что мы были на самой грани провала.
По ту сторону внутреннего люка мы натолкнулись на группу потерявших сознание людей. Температура на борту все еще была около 60°, и мы убедились, что люди часа через два снова придут в себя. Потом мы пошли дальше.
— Охлаждение работает, — отметил Вишер. — Если сейчас здесь 60°, то до этого температура, вероятно, достигала градусов 130.
Вопрос заключался в том, какой вред нанес этот поток жара. Вся вода в открытых емкостях вскипела и испарилась.
— Мы займем рубку и машинное отделение, — решил Вишер. — На большее рассчитывать мы не сможем. Этого должно хватить, чтобы долгое время держать экипаж в руках. Стартуем немедленно.
Он был прав. Пока мы не стартовали, нас можно было достать в обоих вышеназванных помещениях, можно было выгнать из этих укрытий при помощи оружия средней мощности, но, когда корабль будет находиться в космосе, каждый, кто нападет на нас, подвергнет опасности свою жизнь, потому что управление ЭУР2002 будет находиться в наших руках.
— Я займу рубку управления, — произнес Вишер, — а вы с Жаклин возьмете на себя машинное отделение.
Несмотря на странную роль, которую играл Вишер, он все еще был командиром, и я повиновался ему, даже если задание, придуманное им, казалось мне довольно рискованным.
Мы не потеряли ни секунды. Каждый их членов экипажа в любое мгновение мог прийти в себя. Если они поймут, что мы хотим сделать, то, вероятно, будут действовать самостоятельно, не ожидая никаких приказов.
Когда Вишер направился в рубку управления, Жаклин озабоченно посмотрела ему в спину. Я осторожно взял ее за руку и потянул за собою.
— Ему уже ничем не поможешь, — попытался я ее утешить.
Помещение, в котором были размещены батареи фотонных двигателей, было впечатляющих размеров и имело только два входа, которые мы могли легко охранять и защищать. Аппараты загудели. Из интеркома раздался голос Вишера.
— Я удалил из рубки Байера и еще двух потерявших сознание, закрыл и запер люк в рубку, включил прогрев двигателей. Мы стартуем через несколько минут.
Обычно в машинном отделении никого не было, поэтому здесь отсутствовали экраны. Мы слышали, как нарастает грохот фотонных двигателей, потом ощутили легкий толчок. ЭУР2002 оторвался от грунта.
Я уловил испуганный взгляд Жаклин.
— Я знаю, что я надменная упрямица, — сказала вдруг она, очень удивив меня, — но это из чистого страха, что другие заметят, что я… что я… — она не закончила фразу, но мне было известно, что она хотела сказать. — Теперь, — продолжила она, — мне хочется приложить все усилия, чтобы все пошло хорошо.
Я кивнул ей, понимая, что сейчас страх и снобистское жеманство больше не были нужны ей. Не так уж много человеческих знаний надо было иметь, чтобы понять, что происходило между командиром и врачом. Они прилагали все усилия, чтобы скрыть это не только от себя, но и от остальных, но обмануть кого–либо на самом деле вряд ли смогли.
— Все будет хорошо, Жаклин, — сказал я ей. — В рубке управления находится отнюдь не идиот.
Ей еще раз показалось, что старый тупица хочет пойти на прорыв. Когда я назвал ее по имени, глаза девушки сердито блеснули, но потом лицо ее расслабилось и она улыбнулась, как бы давая вонять, что наш главный врач уже в полном порядке.
Но для ЭУР2002 началась самая необычная часть полета, наполненная приключениями.
***
Теперь отношения больше не были такими ясными и безоблачными, как прежде. На борту корабля находились частички субстанции тумана, проникшие в корабль на поверхности и принесенные в шлемах скафандров. Я предполагал, что концентрация субстанции вполне достаточна, чтобы информировать центр тумана о наших мыслях, и, напротив, считал в высшей степени невероятным, что туман может влиять на наше мышление. Итак, нужно было, как и прежде, соблюдать величайшую осторожность. Дневные мечтания и свободный ход мыслей были недопустимы, так как могли выдать туману наши истинные намерения. Соблюдение мер предосторожности, разумеется, касалось только Жаклин, Вишера и меня, кто был связан с туманом, остальные же члены экипажа могли думать, о чем хотели. Великий Мастер уже давно знал, что они рассматривают его как врага.
Мы с Жаклин не заметили беспокойства, которое должно было подняться на палубах и в коридорах корабля. Мужчины и женщины, приходя в себя, отправлялись в свои каюты и другие помещения, обнаруживали, что система охлаждения за это время преодолела убийственную жару, и в первый раз узнавали, что ЭУР2002 находится в открытом пространстве. Они видели на экранах свободно парящий шар планеты, которую мы только что покинули.
Вишер продолжал вести корабль, пока, по его оценке, все не пришли в себя. На экранах интеркома рубки управления он видел все общественные и технические помещения корабля.
По всеобщей связи он проинформировал экипаж:
— Я снова беру на себя командование кораблем. Мы будем действовать по плану, разработанному мной, первым офицером Барлеттой и главным врачом Ромадье. Прошу сообщить, соблюдается ли спокойствие, так как мы находимся в критической фазе нашего мероприятия. В случае необходимости я вправе принять жесткие меры для подавления бунта на корабле.
Это были жестокие слова, однако я ни секунды не сомневался — и Вишер тоже не страдал наивным оптимизмом, — что такие люди, как Байер, будут подкладывать нам свинью за свиньей, так как были слишком опытны, чтобы устраивать открытое восстание. Они будут планировать, разрабатывать тактику и искать пути и средства, чтобы доставить нам трудности.
***
Через десять часов после старта на борту погас свет. Всеобщее оповещение и интерком отключились. Было нетрудно понять, что произошло. Байер со своими людьми захватил силовую установку и произвел на ней соответствующие переключения.
Однако он мало чего достиг этим. В каждом помещении корабля находился аварийный источник питания от батарей, и уже через секунду после того, как в агрегатном отсеке погас свет, вспыхнули лампы аварийного освещения. Мы попадем в бедственное положение тогда, когда истощится заряд батарей, но до этого в Тибре утечет много воды. Я рассчитывал на то, что интеркомсвязь с рубкой управления, а значит и с Вишером, вскоре будет восстановлена, но, к сожалению, ошибся. Байер, вероятно, позаботился, чтобы коммуникационная связь была отрезана. Нельзя было надеяться, что третий пилот ограничится отключением тока, иначе вся эта акция не имела бы никакого смысла, а Байер не тот человек, который делает что–то бессмысленное.
Мы ждали.
Отсутствие связи с Вишером действовало нам на нервы. В любое мгновение я ожидал вторжения Байера, хотя понимал, что время теперь было на нашей стороне. Если в скором времени он не предпримет что–нибудь, времени нам хватит. Не то, чтобы я знал, какова наша настоящая цель, потому что Вишер, по вполне понятным причинам, не распространялся об этом, но был уверен, что она находится где–то в области центра тумана, иначе какая цель могла быть у нашей акции? Я также не имел никакого представления о том, что хочет предпринять Вишер, достигнув цели, но мог себе представить, что, если это удастся, нам нечего больше будет бояться тумана.
Кто–то попытался открыть одну из двух дверей. Я ударил рукояткой пистолета по внутренней поверхности двери, чтобы показать, что мы начеку.
Но Байер придумал новый трюк. Он восстановил проводку системы оповещения, по крайней мере, ведущую в агрегатный отсек, что мы заметили только тогда, когда из динамиков внезапно раздался его громыхающий голос:
— Барлетта, сдавайтесь, если у вас сохранились хотя бы остатки чувства долга!
— Не говорите мне о чувстве долга, — сердито ответил я. — Вы же слышали Вишера. Вы…
— Мы даем вам десять минут, — прервал он меня, словно вообще не слышал. — За это время вы должны открыть дверь агрегатного отсека и впустить нас, иначе все помещение по моему приказу будет разнесено на кусочки.
Я хотел было возразить ему во второй раз, но Жаклин успокаивающе положила свою руку на мою. В динамике щелкнуло. Байер отключился.
— Это была симплекс–связь, — сказала она. — Он вас не слышал.
— Почему симплекс? — спросил я удивленно. — Его что, не интересует мой ответ?
— Вероятно, он не совсем уверен в своих людях, — предположила Жаклин. — Мы можем сказать что–нибудь, что заставит их задуматься. Он помнит о том, как вы и я опровергли его, когда Вишер делал свой доклад.
Это было вполне возможно, но нам нечего было ломать над этим голову. Байер дал нам десять минут. Его угроза, что он разнесет агрегатный отсек на куски, показалась нам в высшей степени несерьезной. С таким же успехом он мог пустить себе пулю в лоб. При взрыве фотонного двигателя никто не уцелеет. Но он намеревался что–то предпринять. Я чувствовал себя покинутым и беспомощным. Вишер должен быть здесь. Он, вероятно, смог бы определить, что планирует Байер. Цель, которую преследовал третий пилот, была мне ясна. Если он захватит агрегатный отсек, то сможет устроить здесь временную рубку управления, а потом, захватив линии командной связи, ведущие в централь, будет в состоянии отсюда управлять кораблем. Но каким образом он намеревается выгнать отсюда Жаклин и меня?
Медленно тянулись минуты.
— Что нам делать? — спросила Жаклин.
— Мы будем защищаться.
На ее красивом лице появился испуг.
— Но вы же не думаете об этом всерьез? — запротестовала она. — Мы не можем стрелять в невинных. Байер и его люди не знают, что делают!
Конечно, она была права. Я бы лучше откусил себе кончик языка, чем стал бы стрелять в людей, вместе с которыми проделал долгое путешествие от Земли до IGO 164835. Это была неприемлемая альтернатива. Я не знал, как далеко мы уже улетели от Эола, а также понятия не имел, как далеко туман может протягивать в космос электрические поля, порождаемые им в атмосфере планеты.
Если бы мне кто–нибудь достоверно сообщил, что мы удалились в открытый космос более чем на миллион километров, я, не задумываясь, открыл бы дверь. Больше никто не смог бы нас остановить. Корабль будет спасен, когда ловушка на Эоле останется далеко позади.
Но так ли это?
— Нам никто не может помочь, Жаклин, — сказал я. — Мы должны стрелять.
Тем временем я убедился, что туман читает далеко не каждую мысль, которая возникает на борту ЭУР2002 — это превосходило его возможности. Кроме того, ему надо было еще надзирать за маленькими темнокожими внизу, на поверхности Эола. Он, по–видимому, ограничился одним или несколькими лицами, которых держал под постоянным контролем. В нашем случае наиболее вероятным кандидатом на это был Вишер. Иногда, в моменты возбуждения и почти паники, я терял контроль над своим сознанием и продуцировал мысли, за которые туман давно бы наказал меня, если бы их прочел.