— Да,
Альварес
. — Будем живы — восстановим, а нет — так и… Вы лучше думайте — кого они атакуют следующим. Я лично ставлю на
Елизаветинск
: во-первых, он по топографии самый сложный для обороны с моря, а во-вторых — просто самый южный, самый ближний к ним…
— Пари не принимается, — хмыкнул Главнокомандующий. — Я тоже уверен, что —
Елизаветинск
. Только «во-первых» и «во-вторых» в списке доводов поменял бы местами: я исхожу из того, что адмирал Прайс — прост и прям, как шомпол. Стало быть, там мы и станем его поджидать, на предмет генерального сражения…
Коолау
, самого древнего из
хавайских
вулканов, обращая его в циклопическую крепость, обороняемую какими-то — ну
брам
-стакселях, для примера), и
Расторопшину
, получающему сейчас инструктаж в сомнительном заведении у Московской заставы, вся эта лирика совершенно ни к чему, так что — не будем напрягать служивого: время дорого.
Итак, на рассвете 2 августа 1855 года эскадра адмирала Прайса, войдя в воды архипелага Елизаветы (который все уже помаленьку начинали именовать, на местный манер,
Хавайским
), достигла острова Оаху с его прекрасной закрытой гаванью
Уаймоми
(«Жемчужные воды») на южном побережье. Гавань ту император
Камеамеа
Первый передал в свое время в столетнюю аренду Русско-Американской компании в благодарность за обширную военную помощь, оказанную ему
калифорнийцами
в войне за объединение архипелага с королями других островов (в том числе и Оаху). Условия аренды, кстати, были весьма жесткими:
калифорнийцы
не имели права возводить на
хавайской
земле никаких оборонительных сооружений и иметь артиллерию — только личное оружие (это при том, что портовый поселок Жемчужное формально проходил по реестрам Компании «береговой базой флота», его обитатели — «гарнизоном», а начальник базы числился флотским офицером в капитан-лейтенантском чине).
Когда эскадра, следующая в кильватерной колонне, приблизилась к узкому, как бутылочное горлышко, входу в гавань, глаза адмирала радостно сверкнули: там, на бронзовом зеркале закрытого рейда
Уаймоми
, виднелся корабль под поникшим от безветрия желто-зеленым компанейским вымпелом; жадно приникнув к окуляру зрительной трубы, флотоводец убедился, что перед ним, похоже, военный пароход новейшей постройки: «Какой приз, какой великолепный приз! Кажется, джентльмены, наш поход начался с удачи, я вижу в том прекрасное предзнаменование!»
Вот так прям и ляпнул — про «удачу» и «прекрасное предзнаменование»… Ну можно ли, в здравом уме и твердой памяти, произносить такие слова вслух? не держась за сухое дерево — за свою голову, на крайний случай? Ну и — спугнул фарт, старый дурак… а ведь как славно все начиналось!
Все это вихрем пронеслось в голове Прайса парой минут спустя:
калифорниец
, как оказалось, давно уже развел пары и, будто насмехаясь над устанавливающимся штилем, выскользнул из гавани под самым носом у так и не успевшей закупорить то «бутылочное горлышко» эскадры. Флагман даже имел некоторые, ненулевые, шансы достать его в момент разворота из своих носовых орудий, но адмиралу хватило хладнокровия скомандовать отбой: опытным глазом оценив его скорость, старый моряк заключил, что она весьма велика, но чинно плетущиеся сейчас замыкающими французские пароходы «
Даву
» и «Ней» будут все же чуток пошустрее; на самый-самый чуток шустрее — но за пару-тройку часов они его настигнут наверняка, а световой день, слава тебе, Господи, в самом начале, и никаких накладок посреди пустынного океана случиться не может. А самое главное, на
свежепостроенном
калифорнийце
, которого он успел разглядеть в зрительную трубу во всех подробностях, — сюрприз, сюрприз! — оказывается, не установлено еще артиллерийское вооружение! Так что под пушками «
Даву
» и «
Нея
» спустит флаг, как миленький, и достанется нам в целости и сохранности; обидно, конечно, что сам приз отойдет лягушатникам, ну да не будем жадничать… Ладно, пора уже и делом заняться: русской береговой базой.
…Начальник базы Жемчужное оторвал взор от трех затерявшихся в морском просторе черных пятнышек (одно впереди и два поодаль), достигших уже почти линии горизонта, и удовлетворенно кивнул: пока — тьфу-тьфу-тьфу, через левое плечо! — все идет точно по плану. Звали его Иоганн
Штубендорф
, был он из коренных, техасских, немцев, оттого и перекрещиваться в «Ивана» не спешил, а по-русски изъяснялся с сильнейшим акцентом (получше, правда, чем по-испански, но хуже, чем на навахо — но это уж от бабушки-
скво
); сие, впрочем, не создавало для него дополнительного
language
gap’а
с дюжиной вызвавшихся остаться на базе добровольцев — по большей части из традиционно привечаемых Компанией детей компанейских от местных
конкубин
, с их совершенно уже чудовищным
русси
Штубендорф
состоял всего третий год, и ему очень по душе был тамошний сквозной, снизу доверху,
Kameradschaft
— «Мы своих не сдаем — никому и никогда!», так что необходимость простоять энное время под вражескими ядрами, отрабатывая свое как-бы-воинское звание, была им воспринята с полным пониманием: надо — значит надо, эти личный состав берегут, без нужды такое не прикажут.
—
Компаньеро
лейтенант! — окликнули его справа: рыжий зубоскал Витька Зырянов, подавшийся в Южные моря непутевый племянник железнодорожного магната, — этот отказался эвакуироваться, будучи не в силах прервать медовый месяц со своей шоколадной зазнобой из соседнего
Уайкики
. — Нам ведь, ежели вдруг британцы не убьют, все одно в
хавайскую
тюрьму садиться. Вот я и
антиресуюсь
— выйдет нам за то от Компании надбавка, типа как за «
полонное
терпение»?
— За что это ты в тюрьму намылился дезертировать, голубь? — прищурился командир. — Ну-ка, давай колись, рыжий!
— Дык вот за это! — И Витька широким жестом обвел три ряда
полнопрофильных
траншей, аврально вырытых перед посадкой на пароход всем эвакуируемым персоналом базы. — Ага, скажут, — траншеи! А траншея есть что? — правильно, оборонительное сооружение!
Ферботен
,
сталбыть
… Ну и —
пожалте
бриться.
— Траншеи? — удивленно огляделся
Штубендорф
. — Где вы тут видите траншеи?
— Дык… Я не то чтоб вижу — я в ней стою!
— Ах,
компаньеро
лейтенант!
— Ну и славно. Внимание,
Kameraden
! — Все, шутки кончились. — Всех прошу ко мне, последний инструктаж!
Все, конечно, и так было уже говорено-переговорено, но
Штубендоф
был — слава тебе, Господи! — истинным немцем, а не каким-нибудь — не дай, Господи! — русским, или вообще — прости, Господи! — испанцем: каждый солдат должен не только знать свой маневр, но и понимать его смысл; плюс — запасные варианты, чтоб не метаться потом под огнем при накладках, особенно ежели командира убьют; плюс — пути отхода, это непременно… Значит, еще раз: медленно и по складам.
От нас сейчас потребуют сдать поселок без боя — возможно, в обмен на почетную капитуляцию с оружием и всеми делами. Когда мы откажемся — они высадят десант. Но! Сразу начинать высадку не решатся — ведь о том, что база эвакуирована, они пока не подозревают — и поначалу устроят нам бомбардировку. И вот тут у нас,
Kameraden
, две задачи. Во-первых, изображать, будто нас тут много: всякое там шевеление в траншеях — чтоб там все-таки не одни эти чучела с палками: дымк
Kameraden
: продержаться таким манером с час, ну, может, два. Это будет довольно страшно, но не слишком опасно: достать ядром человека в траншее почти невозможно, а вот если он с перепугу из той траншеи выскочит и побежит — это да, прихлопнут, как муху... Реально же все решит позиция
хавайцев
— они в любом случае объявятся тут в течение часа, и тогда будет пауза; что они там надумают на своем Королевском совете — нам неведомо, будем уповать на милость Господню (тут лейтенант степенно перекрестился, и все вслед за ним). Ну а дальше — два варианта. Ежели Господь подует куда надо — на этом месте просто все и закончится. Ежели наоборот — британцы начнут-таки высадку, и тогда мы немедля отходим в
за поселком и пробираемся в
Хонолулу
, в наше Представительство. Раненых уносим с собой, совсем тяжелых, ежели таковые случатся, оставляем британцам: эти, сказывают, военнопленных не едят, а даже и лечат... Если я выбываю — командование примет Виктор, после него — ты,
Дмитро
. Вопросы есть?
— Может, нам сразу Андреевский поднять, на втором-то флагштоке?
— Нет. Андреевский мы сегодня не поднимаем совсем, только
Дмитро
, голубчик, ну-ка подай мою парадную сбрую — саблю эту дурацкую с портупеей и треуголку. Верите ли,
Kameraden
: так ни разу в жизни и не довелось еще их одеть… или надеть? — как по-русски будет правильно, всегда путаю?..
— По-русски будет правильно, — елейным голосом доложил Витька, — как в анекдоте: «хоть ты, барышня, одевай ту
ночнушку
, хоть надевай, — а все равно отымеют!»
— Похоже на то…
Парламентеров — британского и французского — они с Витькой повстречали ровно посредине дорожки, ведущей от пирса к конторе с выгоревшим компанейским флагом на фасаде. Условия сдачи оказались даже лучше, чем ожидалось: русским было предложено просто-напросто убираться к чертовой матери — с оружием, с развернутыми знаменами и барабанным боем, — освободив поселок для англо-французского гарнизона, который пробудет там до окончания войны между Коалицией и Российской империей. Начальник базы ответно проинформировал контрагентов, что ни одного
калифорнийцы
; что во всей истории с арендой
хавайской
гавани, постройкой тут порта и его нынешней эксплуатацией Российская империя не поучаствовала ни единым мушкетом из своих арсеналов, ни единой подписью своих
и ни единым рублем из государственной казны, и потому доля ее в здешних имущественных и неимущественных активах составляет строгий ноль; что все те активы находятся в безраздельном владении
Гудзоновой
компаниями о «взаимной нейтрализации владений» с этого момента денонсированы?