Наконец, возле дверей снова показалась фигура незнакомца. Будённый заметил бледное лицо субъекта, метнувшееся при виде разъярённого человека в форме полковника из дверей в сторону стоявшего рядом экипажа.
Будённый не привык долго раздумывать. Он обладал импульсивным характером, чутьём кавалериста, когда доля секунды решает жизнь или смерть. Свои поступки он часто впоследствии сам не мог объяснить логически. «Задержать во что бы то ни стало!» — стучало у него в висках.
Подбежавший следом на противоположную сторону улицы к стоянке маршал увидел удалявшийся кэб и понял, что погоня сегодня не заладилась. И тогда он вспомнил, как ходил в атаки под Менделиджем в тысяча девятьсот шестнадцатом. Он решил не отстать в ловкости от Бейден-Пауэлла, пробежал добрую половину улицы, пока не увидел то, что искал: пустой кэб. Своим решительным видом и револьвером он навёл такой ужас на сидевшего на козлах несчастного кучера, что тот сам без единого слова спрыгнул на землю, уступая место взбесившемуся человеку в форме, и с поклоном протянул хлыст.
Выхваченным из рук кучера хлыстом Семён Михайлович принялся стегать лошадёнку и в пять минут оказался позади преследуемого. Непокрытая голова с чёрными короткими волосами то и дело высовывалась из кэба и в испуге отворачивалась снова. Видимо, незнакомец поминутно отдавал приказания своему кучеру поторапливаться. А когда загрохотали выстрелы буденовского револьвера, и две пули просвистели в воздухе, продырявив кожаную накидку, погоня приняла стремительный, доселе невиданный жителями британской столицы характер.
Первый кэб миновал Пикадилли и Пэлл Мэлл, свернул на недавно заново отстроенную новомодную Трафальгарскую площадь, раздвигая толпу свистом управлявшего им человека. Он пронёсся без оглядки дальше и рванул в направлении Черинг Кросс Роуд. Маршал не отставал от своего противника ни на ярд. Коляски уносились в северную часть города. «Добрых две версты уж проскакали, если дальше пойдёт, то весь Лондон без остановки проедем, — мелькнуло в мыслях старого вояки. — Ничего, сейчас я тебя достану, от Будённого ты не уйдёшь!» Он решился на отчаянный манёвр, вовсе незнакомый степенным лондонским кучерам: резко принял вправо и стеганул лошадь, направляя её по самому краю улицы, вдоль торговых лотков. В страхе торговки разбегались в сторону. Раздались первые свистки полицейских. В сторону полетели несколько горшков с цветами, лотки с апельсинами и ящики имбирного пива грохнулись оземь, произведя в честь красного кавалериста устрашающий салют. Серые стены домов окрасились молодой помидорной кровью. Ещё мгновение — и кэб маршала поравнялся с беглецами, расстояние между экипажами уменьшилось до нескольких футов, одним движением руки преследователь мог сократить его совсем.
Казалось, ещё чуть-чуть, и со страшным дребезгом обе повозки налетят одна на другую. Вот поводья натянулись, лошадь преследователя вильнула хвостом вправо. Для смертельного удара была выбрана самая подходящая секунда. От страшного столкновения человек, сидевший на козлах, сорвался со своего места и, пролетев приличное расстояние по воздуху, с глухим звуком ударился головой о камни мостовой. Несчастный кучер, которого ничего не могло спасти, испустил дух, не успев даже вскрикнуть. Его экипаж, потерявший одно колесо, левым своим краем оказался прижат к стене дома.
Теперь пассажиру не было никакой возможности уцелеть или скрыться, пути к отступлению, казалось, были отрезаны. Будённый уже готовился по своему обыкновению «пересчитать негодяю зубчики». Так он говорил, сидя в альбоме.
Однако гонка закончилась так же неожиданно, как и началась. Когда обе повозки замерли перед недавно построенным серым зданием театра Гаррика, толпа мгновенно окружила место столкновения и лежащего с пробитой головой на земле, истекающего кровью возницу.
Будённый бросился к опрокинутому кэбу, дабы удостовериться, что преступник теперь в его власти. К своему удивлению, он обнаружил, что, по всей очевидности, тот не только не пострадал, но успел удрать, не оставив и следа, словно сквозь мостовую провалился. Искорёженный ударом кэб оказалась пустым. Преследуемый смог в горячке погони смешаться с толпой и скрыться. Видимо, Маркони, а никаких сомнений по поводу личности человека с бледным лицом Будённый не питал, спрыгнул на ходу в самый последний момент, когда оба экипажа поравнялись.
В мгновение ока роли в этом уличном спектакле поменялись. Теперь беглецом выступал уже старый казак Семён Будённый. С огромным трудом и не без помощи направленного на толпу револьвера ему удалось раздвинуть людей в стороны.
«Р-р-разойдись, зашибу!» — крикнул старый маршал и вбежал в первый же подвернувшийся переулок.
На его счастье, там он сумел юркнуть в грязную подворотню. Он оказался на противоположной улице. Оторвавшись таким образом от преследователей, он ушёл от вызванной к месту происшествия полиции и плутал несколько часов по городу. Ещё долго он слышал отдалявшиеся трели свистков и видел издали пронёсшихся к месту трагедии три конных экипажа. Но самым трудным, по словам Будённого, оказалось возвращение в «Лэнгхем». Вокруг отеля тут и там ходили парами блюстители порядка, разглядывали входящих и выходящих. Пришлось купить у старьёвщика рваный халат, а переодевшись, у первого же брадобрея расстаться с великолепными усами. Когда масляные фонари дежурных полицейских патрулей растворились в ночи, крутившийся остаток вечера и часть ночи в близлежащих кварталах маршал осмелился сунуться в «Лэнгхем». Там он наврал, что его ограбили. На его счастье, Том ему поверил и впустил. Больше всего мучила старика потеря усов.
— Усы уж больно меня выдавали, как говорят у нас в альбоме, «лимонку» в мешке не утаишь, вот и пришлось побриться, — сокрушался он.
— Не переживайте, отрастут. Пожертвовав внешностью, вы сохранили себе жизнь, — заметил Горький. — А это дороже.
— Со словами Буревестника трудно не согласиться, — подтвердил Попов, и не смог сдержать улыбки, оглядывая Будённого. Наряженный не то в дамское платье, не то в мужское, да к тому же лишившийся своего главного украшения, кавалерист сильно напоминал героя пушкинского «Домика в Коломне», будто сошёл с иллюстрации.
Закончив свою историю, Будённый ещё отпил воды и вытер помолодевшее, принявшее детское выражение лицо концом скатерти.
Его простота и благородное мужество больше не вызвали язвительных замечаний Попова. Настолько сегодняшние происшествия поразили окаменевших слушателей.
Некто проявлял повышенный интерес к персоне петербургского учёного. Нельзя было не признать, что таинственный инкогнито обладал дьявольской изобретательностью и ловкостью.
— Благодарю вас за столь подробный отчёт. Пришло время сделать некие промежуточные выкладки, — заметил Попов. — Меня обыскали, при этом, дважды. Первый незваный посетитель явился ко мне и ушёл через дверь. Второй мой гость зашёл и вышел через окно, оставив на подоконнике следы ботинок и крупинки на столе. Вы говорите, когда произошла ваша встреча со взломщиком, фельдмаршал?
— Днём, — пожал плечами Будённый. — Я часа-то не приметил.
— Если вас пригласили к двенадцати, то, полагаю, не позднее одиннадцати. Теперь мне кое-что становится понятным. Наш таинственный взломщик, войдя в мои апартаменты, обыскал их, но в спешке ничего не нашёл. К тому же, его испугали ваши крики, стрельба и стук в дверь, дорогой маршал. Тогда он открыл ставни и решил воспользоваться окном. Однако, путешествие по карнизу ему показалось опасным, и рисковать он не решился. Поразмыслив, он принял решение переждать, — кстати сказать, очень верное решение. По карнизу улизнуть он бы мог в случае угрожавшей жизни опасности, и оставил этот вариант на крайний случай. Так он и поступил. Он дождался, когда всё уляжется, вышел и сразу обнаружил ход в мою комнату по карнизу, используя водосток. Он решил подослать ко мне помощника. Но внизу его ждали вы, Семён Михайлович. Лишь воля случая да невероятное везение помогли ему избегнуть поимки. До настоящего момента наш противник не совершил ни одного неверного хода. Вполне допускаю, что именно он направил полицию к гостинице. Господин фельдмаршал, я высказывался в ваш адрес не всегда почтительно. Прошу меня простить. Возможно, лишь ваша решительность спасла меня от столкновения с ним. Вполне допускаю, он вооружен и опасен.
С этими словами Александр Степанович крепко пожал руку старика. И повернул лицо к всё это время молчавшему Горькому.
— Ваш протеже оказался и впрямь неплох, Алексей Максимович, беру свои слова назад.
— Хорошо то, что хорошо кончается, — заметил писатель, улыбаясь. Похвала учёного и признание своей неправоты ему льстила. — Все живы, здоровы, не ранены.
— Да, бросьте вы, ваше благородие, отвечал Будённый, — самому аж противно, ушёл, подлец, от меня. Самого Будённого вокруг пальца обвёл, да, ещё и без усов оставил. Был бы я помоложе, была б ему сатисфакция.
Надеюсь, и в таком виде вы приглянётесь мисс Бейден, — проговорил Попов. — И, как говорят господа англичане, не станем лить слёзы над пролитым молоком.
Находившиеся в комнате гости время от времени вставали, чтобы поворошить уголь в камине. Но огонь неумолимо угасал, и больше не давал тепла. От свечей оставались жалкие огарки, грозившие потухнуть с минуты на минуту.
— Я думаю, пора идти спать, — произнёс Попов. — Утро вечера мудренее. Мне представляется, что нам и впрямь может грозить опасность. Дело принимает скверный оборот, и лучше всего позаботиться о переезде из гостиницы.
Глава VIII, в которой мы познакомимся с маркой Британских Виргинских островов, а изображение Маркони встретит своего исторического антипода
Однако заняться переездом нашим героям так и не пришлось. На следующий день после завтрака решено было оставить старый добрый «Лэнгхем» и предпринять осторожную вылазку в город, но не с целью поиска нового пристанища, а с целью ознакомления с обстановкой вокруг гостиницы. Будённый опасался, что его может разыскивать полиция. Решено было устроить себе место наблюдения на противоположной стороне улицы, в небольшом кафе с широкими окнами, выходившими на отель.
Так и поступили. Не прошло и двух часов, как в «Лэнгхем» вошёл бледного вида человек. В руке он нёс большую, нарядно запакованную коробку, похожую на рождественский подарок.
— Вон он! — закричал маршал, — указывая в сторону незнакомца. — Я его сразу признал!
Профессор приставил палец к губам. Наклонив голову, он глазами дал понять, что тот, ради кого затевалась экспедиция, вошёл в отель. В нервном ожидании, одна за другой, тянулись бесконечные минуты. Никто не осмеливался сказать ни слова.
— Давайте подождём немного, а затем придётся идти и брать его с поличным, — предложил профессор, прерывая молчание. — Думаю, трое взрослых мужчин справятся с одним негодяем.
— Да, я ему, стервецу, теперь провести себя не дам, — почти выкрикнул Будённый, давая волю клокотавшему в груди возбуждению. — Вот этой рукой рубану… Разрешите, профессор, я один его вам приведу?
— Не разрешаю, — ответил учёный. — Он сейчас в моём номере, больше ему быть негде. Сделаем так: я открою дверь. Фельдмаршал, вы держите его на прицеле, а вы, Алексей Максимович, если понадобится, зовите подмогу.