Приземление прошло довольно успешно: все парашюты раскрылись. Правда, при посадке маршал переломал какие — то кусты, проехав по ним сапогами, как битюг по пашне. Александр Степанович услышал треск материи: его пиджак оказался разорван на рукаве.
— Как говорят у нас в альбоме, где тонко, там и рвётся, — заключил маршал, показывая на порванный локоть профессора.
— Весьма тонкое замечание, — улыбнулся в ответ Попов. Его несколько раздражала прямая и грубоватая манера Будённого, но сейчас после всего пережитого раздражение выглядело неуместным.
Алексей Максимович ничего себе не порвал. Разве что испачкал зеленью коленки, да потерял шляпу, которую до прыжка засунул в карман. Лбом он ударился о газон, отчего в буквальном смысле целый салют из искр вспыхнул в его голове.
После такой удачной посадки торопиться не хотелось. Долго стояли на траве, отстёгивали парашюты, путаясь в стропах, разговаривали, много смеялись, обсуждая полёт и счастливое его окончание.
Как вдруг вдали показалась спешащая к ним навстречу фигурка. Прямо к парашютистам направлялась женщина. Издали было заметно её развевающееся на ветру платье. Чем ближе женщина подходила, тем шире открывался рот у Будённого. Александр Степанович стоял в нерешительности.
— Хлопцы, кто это? Базельская голубка? — произнёс Будённый, ни к кому не обращаясь. — Бьюсь об заклад, дамочка не рабоче-крестьянского сословья.
— Не рабоче-крестьянского, — подтвердил профессор. — Это кто-то из английского королевского дома.
— А я без шашки. Только эти звезды героя Союза и значок «Депутат Верховного Совета». Сапоги даже не почистил. Погоди-ка.
Будённый опустил обе руки в мокрую траву, намочил их, и влажными от росы ладонями принялся расправлять и подкручивать усы, на которых сразу выросло несколько травинок. Но маршал не обратил на траву никакого внимания. Он уже вытирал руки остатками парашюта.
— Ну как? — спросил он Попова.
— Не хватает павлиньих перьев и шпор с бубенцами, — усмехнулся тот.
— Не слушайте его. Наш профессор, должно быть, ещё не пришёл в себя. Вы настоящий герой и наш спаситель, — улыбнулся Алексей Максимович.
И в самом деле, Александр Степанович был несказанно доволен. Подумать только, сегодня он совершил первый в своей жизни полёт на аэроплане и прыжок с парашютом!
— Эх, коня у меня нет, — похлопывал себя по лампасам Будённый. — Казак без коня, всё равно что без ремня. Ай да Шахерезада.
Незнакомка и впрямь была из ряда вон, светлые волосы, опущенные вниз глаза с поволокой, излом бровей и тонкие изящные руки, высокий и гибкий стан — эта женщина, о которой будут писать журналисты всего света, снимать фильмы и сходить с ума мужчины на пяти континентах. Короче говоря, la Bella Simonetta наших дней. Голову украшала диадема, похожая на корону.
— Мы попали на страницу с английскими марками, — пояснил вполголоса Попов.
— Как бы нам с ней поближе познакомиться? — начал, было, Будённый. — Эх, мне б сейчас годков тридцать бы сбросить, тут от ихнего английского королевства одни шкварки б остались…
Ослепительной красоты женщина подошла совсем близко. С каждым её шагом лицо Будённого всё удлинялось. Лишь только шея и нижняя часть лица незнакомки оказались вымазаны в чёрной саже. Она обвела взглядом стоящих перед ней, взглянула на их порванные костюмы, на сломанные кусты роз. И гостям уже от одного её взгляда сделалось неловко. Красавица с улыбкой метнула взор на Будённого, протянула ему пальцы для поцелуя, и маршал тут же, будто только и ждал этого, упал, сражённый, на колени, припав к руке. Александр Степанович низко наклонил голову. А обычно собранный Алексей Максимович от волнения и от сильного удара о землю при приземлении произнёс невпопад: «Гутен морген».
Жёсткая посадка не прошла для него даром. Говоря военным языком, он отделался небольшой контузией, которая стала причиной несколько сбивчивой речи и сумбура в мыслях. Незнакомка пропустила мимо ушей немецкое приветствие.
— I think, queen will not be amused, — показала принцесса на сломанные кусты и лежащие тут и там куски парашютного шёлка. (Теперь никаких сомнений в том, что женщина была принцессой, быть просто не могло.) — Послушайте, пока нас не застал врасплох слуги, скажите мне кто вы и откуда? Здесь в моём саду, воры! Вы случайно не из этого проклятого графства Корнуолл? Уж не подосланные ли вы моей соперницей Паркер Боулз наёмные убийцы?
— Ну что вы, миледи! Мы, как говорится, с корабля на бал. Вернее с самолёта, — загрохотал Будённый.
— Прошу извинить наше вторжение, сударыня, — вежливо и учтиво произнёс изобретатель радио. — Поверьте, без крайней необходимости мы бы не посмели нарушить ваше уединение.
«Эк он чешет, как по-писаному, сразу господ видать», — мелькнуло в голове у Будённого. Попов между тем продолжал.
— Я и мои друзья прибыли в Англию с целью расследования одного важного дела, незаконного получения патента неким господином Маркони. Мы были бы вам очень признательны, если бы помогли нам попасть в Лондон, в филантропический образовательный институт. А теперь разрешите представиться: слева от меня Алексей Максимович Горький, известный в России писатель. Справа — Семён Михайлович Будённый, фельдмаршал кавалерии.
— Я же говорил, я маршал, — поправил Будённый и повернулся боком, чтобы лучше были видны лампасы.
— В Британии принято говорить «фельдмаршал». В принципе, это одно и то же, — отозвался изобретатель. — Как вам будет угодно, пусть будет маршал Будённый. И я, ваш покорный слуга, инженер электрических машин Попов.
Горький поклонился. При своём росте ему постоянно приходилось нагибаться и сутулиться:
— Наш Александр Степанович — великий учёный. Он скромничает, а его недавно избрали членом Русского технического общества. Как же вас величать? Уж не королевой ли британской?
— Я не королева, а лишь принцесса. Зовут меня Диана, — запросто ответила красавица в белом. — Я здесь не так давно, в отличие от изображений моих именитых родственников. Я тут с марки, посвящённой королевской семье. Мой номер по каталогу Михель 1731. Только вот платье мне подпортили на Корнуоллской почте, в Труро. Что может быть ужаснее этого захудалого графства, даже штемпель поставить не могут!
Диана показала на портившее её лицо небольшое пятно. Все поглядели на чёрную полосу сажи.
— Штемпель что сабля, страшное оружье. Один удар — и на всю жизнь пятно! — лихо прокричал Будённый.
Принцесса вспыхнула, краска залила её лицо, а маршал тут же осёкся, поняв, что произнес бестактность. Он и не догадывался, какую цену предстоит ему заплатить вскоре за необдуманно брошенную Диане неучтивость. Все помолчали.
— Да, весьма неудачно погасили марку, — принялся выправлять положение Александр Степанович. — Смею вас уверить, мы буквально ослеплены вашем присутствием и не знаем, каким словами выразить вам наш восторг. В конечном итоге, человека красит не внешность. Так что не придавайте значения.
Попов низко наклонил голову, его примеру последовали остальные. Тишину нарушил кашляющий голос Горького. Из всей троицы у него был самый невыразительный вид.
— Простите, вы сказали, Корнуолл захудалое графство. Правильно ли я понял, что там притесняют рабочих? Меня это интересует исключительно как пролетарского писателя, — потирая ушибленный лоб, заметил он. — Я однажды бывал в США. Знакомился с жизнью тамошнего рабочего люда. Что ж в этом Корнуолле так всё плохо?
— Там просто ужасно, — ответила Диана. — В королевстве нет страшнее дыры, чем Корнуолл. Об этом должно быть хорошо известно джентльменам.
Горький сделал пометки в блокноте, намереваясь непременно съездить на разведку в самую знаменитую дыру Британии. Будённый приосанился, звёздочки звякнули, маршал кавалерии выпучил глаза и посмотрел на принцессу, как делали в академии Фрунзе, когда входил большой начальник. Глаза его почти выкатились из орбит. Мыслительная деятельность стоила старому вояке многих усилий и отражалась на лице самым непосредственным образом.
— Разрешите обратиться, ваше благородие, — вдруг начал старик, не зная, как изгладить свою оплошность.
— Обратитесь, — подняла бровь Диана.
— Позвольте рассказать про одну мою знакомую бабу-колхозницу с марки за двадцать копеек. Вам она, конечно, не чета. Вы, видать, подороже марка.
— Нет, номинал у меня невелик, 26 пенни.
— Опять впросак попал, — нимало не смущаясь, продолжал вояка, — Ну так вот. Баба на марке той сидела, как гвоздь в доске, никуда носа не казала, кроме, как промеж забора к соседям, хотя в колхозе её не скажу, чтоб всё, но почти всё развалилось. Так вот, баба эта, когда я ей предложил ко мне, на соседнюю страницу переселиться, наотрез отказалась. Упёрлась, как коза: «Я, говорит, со своего колхозу не уйду, хоть ты меня пополам режь!» А вы говорите, дескать, у вас в Британии имеется дыра. Тут, смотря, как поглядеть. Вам, Ваше благородие, наши колхозы поглядеть бы не мешало. Тогда в своих Британиях будете об настоящих дырах понятие иметь.
— Мой замок в деревне, и мне дороже пентхауза в Лондоне, — засмеялась Диана.
Тут мятежный огонь заиграл на лице пролетарского писателя, и он расправил плечи:
— Ничего, придёт время, и трудящиеся возьмут власть в свои руки. Не останется дыр на земле! Я даже верю, советская власть ещё нагрянет в гости к англичанам! — он хотел ещё добавить пару слов, но приступ кашля прервал его размышления о всеобщем государстве рабочих и крестьян.
Вместо небольшой лекции о положении рабочих в СССР пришлось тереть грудь. Принцесса откликнулась сразу.
— Боже упаси от советской власти! Что тогда станет с нашим «Спенсер Хаузом»? Или его у нас перекупят? — почти вскрикнула Диана.
— Не думаю. До Британских островов руки не дотянутся, — ответил за писателя изобретатель радио. — У всякого денежного мешка бывает дно, уверяю вас. Ни один здравомыслящий человек не станет себе позволить эдакую расточительность, перекупать в Англии королевские владения!
«Вы не знаете русского характера», — хотел было вставить Горький, но Попов прервал его на полуслове.
— Однако, мы здесь по делу, принцесса. Мы прибыли сюда, чтобы раз и навсегда поставить точку в одном научном споре. Для этого и направляемся в филантропический институт. Простите, как вас лучше называть, полным титулом?
— Зовите просто Дианой или принцессой Уэльской.
— Принцесса Уэльская, — вновь вмешался Горький. — Понимаете, наш дорогой Александр Степанович придумал радио. Имеется патент. Вдруг оказывается, что в каком-то гараже в Италии сидит некто Маркони. Он не имеет никакого образования, народный итальянский умелец. Я и сам такой, до всего сам, как говорится, своей головой дошёл. Но зачем же патенты воровать? И вот итальянский самородок приехал в Лондон с чертежами нашего Александра Степановича и заявил, что он радиоприёмник сделал. Патента ему не дали, конечно. Тогда этот хитрец две или три детали вставил в устройство Александра Степановича и получил-таки бумагу на усовершенствование аппарата. Но вдруг нам со страниц уважаемого мной журнала «Наука и жизнь» заявляют, что Маркони изобрёл радио! Этого нахала должно вывести на чистую воду!