– Давай возьмем солдат! – предложил мичман.
– Ты шуткуешь, Аврамыч?! Это ж чухчей земля!
Во времена Атласова каждый казак таскал с собой кольчугу или латы. Самый завалящий железный доспех все-таки весьма эффективно защищал от стрел и копий с костяными или каменными наконечниками. Митька принадлежал к «мирному» поколению, которое уже не воевало с аборигенами, а просто било их по мере надобности, расписывая в «отписках» кровавые сражения с «изменниками». Теперь он пожалел, что пропил в свое время старую ржавую кольчугу, оставленную ему отцом. Однако все обошлось. Чукчи, если они и были поблизости, терпеливо ждали, когда чужаки уйдут.
До полуночи служителям удалось заполнить и перевезти пятнадцать бочек, а утром – остальные пять. После этого – в двенадцатом часу дня 8 августа – бот поднял якорь и пошел параллельно берегу на восток-тень-юг. И без того не слишком сильный ветер постепенно стихал, и к утру установился полный штиль.
Позже Чириков записал: «В седьмом часу по полуночи увидели лотку, гребущую от земли к нам, на которой сидит людей восемь. И пригребши близко к боту нашему, спрашивали, откуда мы пришли и чего ради. А о себе сказали, что они чукчи. А как мы стали призывать к судну на недолгое время, пристать не смели. Потом высадили одного человека на пузыри, сделанные из нерпичьей кожи, и прислали к нам для разговора. Который приплыл к нам на пузыре, сказывал нам, что живет их чукч по берегу многолюдно, и сколько земля простирается в восточную сторону, не знают, а про русских людей давно слыхали, а Анадырь река далече от них на запад. Про острова сперва не сказывал, а потом сказал, что есть остров, который в красный день, отшед-де недалече отсюда к востоку, с земли видать. И возвратившийся на пузырях на лотку свою, уговорил товарищей пристать лоткою к боту нашему. И приставали на самое малое время, а в бот к нам не пошли. А лотка сделана из кожи сиучей и из других морских зверей. А говорили с ними толмачи наши коряцким языком. А сказывают, что мало меж собою речь признавают и за тем потому от них осведомитца подлинно, о чем потребно, не могли».
Встреча с местными жителями, конечно же, обернулась для Митьки новой писаниной. Капитан Беринг решил составить подробный протокол опроса, чтобы в дальнейшем не было разногласий, и заверить его свидетелями. Черновик документа он составил собственноручно. Естественно, перебеливать пришлось мичману, как обладателю самого красивого почерка. Результаты своих художеств Митька решил сначала продемонстрировать Чирикову, благо вахты все еще были свободными – корабль стоял в штиле. Он сунул было нос в офицерскую каюту, но, углядев там двух начальников сразу, решил исчезнуть. Это не удалось: его ухватили ловкой рукой за полу и втянули в узкое пространство:
– Куда?! Нет уж, стой, раз пришел! Говори, что хотел!
– Дык, Алексей Ильич, неловко мне… Ну, господин мичман тута…
– Говори при нем – что у тебя за тайны такие?!
– Дык, Петр Авраамыч – человек хороший, почто ж его заботить лишку? Люди сказывают, кто меньше знает…
– Давай, дело выкладывай, – приказал лейтенант, – а то опять попусту болтать начал!
– Воля ваша, – Митька перестал лебезить и кривляться, сделался серьезным. – Сесть дозвольте, ваше благородие, – стоять тут неловко.
– Садись, конечно.
Служилый привычно опустился на корточки у двери и посмотрел на присутствующих. Он еще раз прикинул, стоит ли говорить об этом, мысленно махнул рукой и начал:
– Хотите верьте, ваш-бродь, хотите смейтесь, а только мнится мне, будто я речь чухотскую понимаю.
– …Твою мать, Дмитрий! – возмутился Чириков. – Что ж ты раньше молчал?! Мы ж двух толмачей с собой везем!
– Ваш-бродь, вот вам крест святой, – истово заявил Митька, но креститься не стал, – того не ведал раньше. Только се дни уразумел – самому дивно!
– Что, опять бес тебе помогает?
– Не, ваш-бродь, кажись, не бес это…
– Таких чудес не бывает, – заявил мичман. – Митрий, не делай из нас дураков, а то кошек схлопочешь!
– Прощения просим, ваш-бродь, про чудеса я слова не молвил. Помните, я сказывал вам про года свои малые?
– Ну да, вместе с матерью ты несколько лет прожил в ительменском улусе, а потом вы вернулись в русский острог – так что ли?
– Так, да не совсем. Сказывала мать, что с дитем – со мной, значит – вернулась к своим в острожек. Опосля отдали ее в жены о ленному коряке. Того после мы с ней не в земляной юрте жили, не в балагане, а в шатре из шкур – зимой и летом. Помню, переезжали часто, шатер тот разбирали и по новой ставили. Олени, кажись, были – более ничего не помню. Однако ж люди сказывают: ежели дите неразумное чужих речей наслушается, потом понимать и говорить по-ихнему может. Так ли по науке-то?
– Кажется, так, – признал Чириков. – И что ж интересного ты понял сегодня? Толмачи неверно переводили?
– Ваш-бродь, люди сказывают, что у чухчей и коряк говор сходственный. Потому, коли один язык хорошо разумеешь, как-нито другой разберешь. А Иван с Яшкой по-коряцки самую малость кумекают.
– Наврали что ль?
– Врут, я мыслю, когда худое замышляют, – резонно заметил Митька, – а эти честно старались.
– Слушай, Митрий, – вступил Чаплин, – разговоров сегодня было много. В итоге получился документ, который, бог даст, в столицах начальство читать станет. Ты вот посмотри на него – не испачкай только! – может, добавишь чего?
Митька обтер о рубаху пальцы, взял лист и довольно быстро справился с коротким текстом, написанным красивыми буквами.
– Перво-наперво, ваш-бродь, уразумел я, что иноземцы сии русских прежде встречали и корабли видели. Недобрую, видать, память по себе оставили наши-то людишки.
– Да, чухчи и приставать сначала не хотели – гонца на пузырях послали. А что за пузыри? – поинтересовался Чириков.
– То, кажись, поплавки промысловые, – пустился в разъяснения служилый. – Берут веревку длинную, на один конец пузырь вяжут, на другой копье костяное – гарпун называется. Тем гарпуном моржа или кита цепляют да веревку с пузырем в воду бросают. Вот морж и плавает с пузырем этим, пока от раны не уймется, а они за ним на байдаре гребут. Как уймется, так добьют и к берегу тянут. А мужик, коего на пузырях послали, видать, холоп из пленных.
– Отправили кого не жалко, да? – догадался Чаплин.
– Знамо дело!
– Ладно, Дмитрий, давай по протоколу, – перешел к делу лейтенант. – Слушай внимательно:
1. Какого звания люди?Ответ: чукчи . Се верно?
– Такого слова они не сказывали, ваш-бродь, – возразил Митька. – Сказали они: мы люди, или истинные люди. Однако ж толмачи верно решили – кому тут, кроме чухчей, быть-то?
– Они настоящие люди в отличие от нас, да? Ладно, слушай дальше:
2. Где река Анадер и далеко ль отсюда?Ответ: Реку Анадер прошли и далеко назади. Как-де вы зашли сюда далеко? Прежде сего сюда никаких судов не бывало.Верно?
– Ваше благородие! – рассмеялся служилый. – Каждую реку одного племени иноземцы промеж себя-то разно называют, а уж иные племена – тем паче. Нешто вы знаете, как Анадыр по-чухотски зовется? Яшка ту реку именовал по-коряцки и по-русски, а им что в лоб, что по лбу!
– Но они твердо сказали, что мы ее уже прошли!
– Дык оне ж решили, что мы на ту реку идем! Вот и сказали, что позади она. Это значит, чтоб мы назад вертались и страху им тут не нагоняли. Судов они, может, сами не видели, но промеж себя говорили, что такие тут раньше плавали – давно только. Решили про это нам не сказывать, чтоб дальше плыть не вздумали.
– Ладно, пункт третий:
3. Знаете ли реку Колыму?Ответ: Реку Колыму не знаем, только слыхали мы от аленных чукчей, что ходят они землею на реку и сказывают: на той реке живут русские люди, а оная река – Колыма ли или другая, про то не знаем.
– Ясное дело, – кивнул Митька. – Иван с Яшкой не знают, как чухчи Колыму кличут, вот и толковали им про большую реку, где русские живут. А русские, кроме Колымы, на Анадыре лет сто уж обитают – это, кажись, поближе будет.
– Читаем далее:
4. Есть ли у вас лес и впали ль из земли в море какие реки большие и куда ваша земля пошла и далеко ли?Ответ: Лесу у нас нет никакого и по всей нашей земле, и рек больших в море не пало, а если которые и пали, то малые. А земля наша почти отсюда поворотилась налево и пошла далеко, а живут по ней все наши чукчи .
– Таж песня! – хмыкнул комментатор. – Шибко нелюбы мы иноземцам этим, шибко спровадить нас желают. Вам, дескать, лес нужен? Так нету его у нас! Реки большие потребны? И рек нету! А спрос про землю, мнится мне, не только чукчи не вняли, но и толмачи не уразумели. Берег-то вона какой – и туда вертает, и сюда. Видать, кто слова их писал, выбрал чего самому надо.
– Да уж… – Лейтенант и мичман понимающе переглянулись. – Дальше, пожалуй, мы и сами догадаемся:
5. От земли вашей не протянулся какой нос в море?Ответ: Нос никакой в море от земли нашей не протянулся, все наша ровная земля . Значит, нужен русским какой-то нос, так у нас его нет! Верно? И последнее:
6. Нет ли в море каких островов или земли?Ответ: Есть остров недалеко от земли и ежели б не туманно, то б можно видеть. А на том острову есть люди, а больше земли не знаем, только все наша чукоцкая земля .
– Тут малость поспорили они – чухчи то есть, – напомнил Митька. – Надо ль, дескать, про острова русским говорить или не надо? Не сказать если, так туман поднимется, они сами увидят и решат, что их обманули. Решили сказать-таки про один, только я не внял почему.
– Наверное, потому что там другой народ живет, – высказал предположение мичман. – Они сказали, что там есть люди, а своих всегда называли чукчами.
– Может, ты и прав, Петя, – вздохнул Чириков. – Мы, наверное, говорили не с кочевниками, а с сидячими жителями, кто у моря кормится. Они, небось, дальше байдарного хода по берегу и не бывали, а мы их спрашиваем про реку, что течет за тысячи верст, пытаем про положение берега целого материка – Азии. В общем, и смех и грех…
– Эт верно! – согласился мичман. – Так что ж, Алексей, подпишешь сей документ?
– Придется, – вздохнул лейтенант. – Формально тут все верно, а по сути…
На другой день с утра было тихо и облачно. После полудня появился туман, а затем начался и дождь. Ветер разыгрался не на шутку, поднялась волна. Как написали потом в журнале, случилось «колебание моря великое ». В общем, остаток этого дня и два следующих, как понял Митька, судно перемещалось под ветром в разные стороны, но только не в нужную. На третьи сутки увидели большой остров, который капитан Беринг счел тем самым, о котором говорили чукчи. Чириков скорее расстроился, чем обрадовался: теперь, дескать, капитану бесполезно объяснять, что и почему говорили местные жители, – их показания он будет считать истиной.
Еще через два дня капитан призвал обоих офицеров и устроил совет. Митька напросился дежурить возле капитанской каюты вместо Савелия – на случай, если лейтенанту что-нибудь понадобится. Шпанберг пришел с опозданием и в помещение протиснулся не без усилия: в последнее время он редко покидал свою каюту и изрядно раздобрел. Дверь он прикрыл неплотно, так что Митька, подсев поближе, прекрасно мог слышать, о чем говорят внутри, тем более, что голос у капитана был вполне командирский: