Так вот, во время марша из сорока двух исправных танков первого батальона вышло из строя тридцать пять. А четыре и вообще даже из боксов не выехали, потому что, как выяснил товарищ Мехлис, к вашему приезду танки были восстановлены в авральном порядке и в ущерб моторесурсу. В результате второй проверки батальон не выдержал. Так что не спорьте, товарищ Жуков. Как говорится, минута спора с посредником — еще один уничтоженный противником танк. Кстати, товарищ Тимошенко, вычеркнем ещё пару танков из списка дошедших? Или на первый раз простим товарища Жукова?
Удары Жуков держать умел, да и выводы делал быстро. Правда, делал он их в своей обычной манере.
— Начальнику особого отдела фронта. Командира бригады сместить и отдать под трибунал. Ремонтные подразделения отправить по маршруту выдвижения с приказом восстановить все подлежащие ремонту машины. Бригаде занять оборону на ближайшем подходящем рубеже и ждать отставших, — диктовал он, зло выплевывая слова. Сталин с присутствующими что-то имеет против него, это ясно. Еще и этот посредник, будь он неладен, как там его, Крамарчук? Эх, попал бы этот самый Крамарчук в его руки в реальной боевой обстановке! Хотя насчет той бригады, похоже, правда. Такое вполне могло быть.
— Товарищ Жуков, насколько я знаком с вопросом, из средних и старших командиров бригады реальный боевой опыт имеет только полковник Богомолов, а остальные командиры такового опыта не имеют. Вы уверены, что сейчас , — последнее слово Сталин отчегото отчетливо выделил, — подходящее время для, — тут он на миг запнулся, — репрессий?
— Поправка. — Жуков едва успел опустить взгляд, исполненный одновременно ярости и уважения. Еще мгновение, и Сталин встретился б ы с ним глазами, и тогда... Под трибунал командира бригады отдать, — он приложил к карте линейку, отмеряя расстояние от отметки с синим ромбиком до тонкой красной линии, зажатой между болот, — послезавтра. Если выживет. Трибуналу рекомендовать учесть исход боя. Противотанковому полку армейского резерва всеми мобильными силами выдвинуться на запасной рубеж обороны, туда же перенаправить прибывающую через три часа в Минск шестьдесят четвертую стрелковую дивизию с задачей оборудовать оборонительную линию.
— Без авиаприкрытия, — неожиданно отозвался ненавистный посредник. — Поправка. Дивизия частично потрепана на марше, частично смешалась с беженцами. Полк армейского резерва идет на тракторной тяге, то есть со средней скоростью в 4—5 километров в час. — Он что-то черкнул в своей тетради. Стало быть, учитывая сорокакилометровое расстояние до запасного рубежа, полк будет ползти до него около десяти часов. И в результате, насколько я понимаю, погибнет, не успев оказать сопротивления, во встречном бою с передовыми танками противника. Если я неправ, прошу товарищей наблюдателей опротестовать мою поправку.
В кабинете наступила секундная пауза, которую нарушил Сталин.
— Я думаю, товарищ Жуков, не стоит обижаться на товарища Крамарчука, ведь мы большевики, а большевикам не к лицу обижаться на преграды — их необходимо преодолевать. Он ведь не по своей прихоти создает вам трудности, а создает их на основе анализа и текущего состояния войск и боевой обстановки. А давайте спросим у товарища Крамарчука, какое решение примет он, находясь на вашем месте?
Такой махровой подляны от Сталина Юрий откровенно не ожидал! А что он может предложить? Какой из него на фиг стратег, да и не готовился он к такому варианту развития событий. Конечно, за эти четыре дня у него возникали мысли, как бы он повел себя на месте Жукова и какие предпринял действия, но все его попытки были на дилетантском в стратегическом плане уровне. Правда, приходила к нему одна авантюрная мысль... Попробовать? Эх, была не была.
— Прорываться к своим основным силам нет смысла, так как именно этого и ждет от нас противник. Наша армия в сложившейся ситуации обречена на поражение. Но глобальная задача состоит в том, чтобы максимально задержать главные силы врага, перемалывая его на дальних рубежах и тем самым предоставляя возможность отмобилизовать резервы и занять оборону основным силам на востоке. — Крамарчук перевел дыхание и продолжил: — Поэтому я предлагаю провести отвлекающий маневр в восточном направлении — обозначить прорыв наших войск на соединение с основными силами, а самим направить удар на запад, поскольку именно в этом направлении «синие» наступления уж никак не ожидают. Собственно, если я верно истолковал оперативную обстановку, противник вообще считает, что основные наши действия — это именно прорыв к своим или глубокая оборона. А на западном направлении находятся его тыловые соединения, склады и базы и, наконец, аэродромы. Знаете, есть такое выражение: «Самая лучшая ПВО — наши танки на аэродроме противника»?
Все устремления «синих» в данной ситуации направлены на восток и на фланговые удары по нашей группировке, именно туда они подтягивают свои резервы. Судя по данным разведки, на западном направлении у «синих» отсутствуют крупные силы; многие части находятся на рокадах в составе маршевых колонн и в данной ситуации не обладают в полной мере связью и взаимодействием со штабами. А если еще и помешать им в организации этой связи, то успех операции практически гарантирован. Как я говорил ранее, наша армия в любом случае обречена на уничтожение или пленение, так что этот неожиданный вариант станет наиболее неприятным для врага. Настолько неожиданным и неприятным, что это может переломить ход всего наступления. Это все, товарищ Сталин.
Как ни странно, на лицах военных Крамарчук не заметил никаких эмоций. Слушали его более чем внимательно, а кто-то из генералов даже делал в своем блокноте быстрые записи. Лишь Сталин стоял у окна и смотрел на затянутое тучами серое небо. Казалось, он вновь думает о чем-то своем, но это, конечно же, было не так. Вождь резко обернулся:
— А как вы собираетесь мешать противнику в организации связи?
— Разрушать линии проводной связи, оставлять засады на местах разрывов проводов, уничтожать ремонтные бригады связистов, перехватывать представителей фельдъегерской службы. Вести постоянный контроль за радиообменом противника, стараясь максимально помешать ему путем наведения помех в радиоканалах. Было бы неплохо, если бы для этих целей существовал специальный полк связи с соответствующей аппаратурой, в функции которого входила бы радиоразведка, радиоподавление и радиопеленгация передатчиков диверсантов. Мощные радиопередатчики с генераторами помех можно установить даже на самолеты, чтобы они могли бороться с радиостанциями противника, находясь в воздухе, в том числе в ночное время и в тылу врага.
— Это очень хорошо, товарищ Крамарчук, но у нас пока нет таких полков и тем более таких замечательных самолетов, но ваш замысел мне понятен. Я думаю, товарищ Жуков, как командующий воисками округа, владеет военным искусством и умеет в любых условиях находить правильные решения. А мы попросим товарища Мерецкова отыграть этот вариант развития событий. По окончании игры на совещании мы обсудим все накопившиеся вопросы. До свидания, товарищи!
И Сталин быстрым шагом покинул кабинет. За ним, обменявшись с подполковником коротким одобрительным взглядом, последовал Берия. Крамарчук положил указку, которую он до сих пор держал в руках, взял свою рабочую тетрадь и уже собрался было выйти, но в дверях его задержал Рычагов.
— Товарищ Крамарчук! Разрешите задать вам несколько вопросов?
— Конечно, прошу вас. — Подполковник взглянул на молодого генерала, казалось, пританцовывающего от нетерпения, затем перевел взгляд в глубину помещения и поймал на себе буравящий взгляд Жукова. Нехороший такой взгляд, злой. На каменном лице командующего КОВО не дрогнул ни один мускул, но уже в следующую секунду он, словно отбрасывая лишнюю, неуместную мысль, мотнул головой и вернулся к изучению обстановки на карте.
— Вы курите? — обратился Крамарчук к Рычагову. — Пойдемте где-нибудь побеседуем в спокойной обстановке, заодно и перекурим. Что-то меня уже поджимает — курить хочу.
— А здесь, в конце коридора, как раз курительная комната расположена, — с радостью отозвался Павел.
Крамарчук шел по коридору и думал о Жукове. Интересно, какие мысли у него были в тот момент, когда он смотрел на меня, о чем он думал? Вот, блин, нажил себе врага. Ещё и головой мотнул, что тот товарищ Сухов со своими павлинами. Хотя, учитывая, ЧТО о нем знает милейший Лаврентий Павлович, беспокоиться, пожалуй, особенно не о чем, Берия ведь прямо сказал, что его прикроют. Тут главное, чтобы товариш Сталин с самим Жуковым не... переусердствовал. Жуков же в это время пребывал в несколько смятенном состоянии. Несколько секунд назад, когда он столкнулся взглядом с этим странным капитаном госбезопасности и увидел, как перед ним гарцует выдвиженец Сталина, молодой летчик-генерал, он едва не дал волю переполняющим его душу чувствам. Но зато вся мозаика непонятных событий, происходящих вокруг всю последнюю неделю, неожиданно сложилась в единое целое.
Война! Война с Германией! И не мы ее начнем, а наши друзья по договору нападут, как до того напали на Польшу, вероломно, неожиданно. А Сталин определенно что-то знает, наверняка знает, ведь не зря в штабе «синих» присутствует какой-то странный немец, специалист по тактике Вермахта — об этом ему, по огромному секрету, сообщил один из операторов. А чего стоит этот самый Крамарчук? Капитан ГБ — на стратегических штабных играх ?! Ага, вот именно... И эти его странные, заводящие в глухой тупик вводные?
Похоже, ребята из разведуправления что-то вынюхали у немцев, что-то весьма и весьма серьезное. Но откуда тогда столь глубокий анализ наших промахов в боевой подготовке и обеспечении войск? И еще эта странная фраза Сталина о репрессиях. Неужели НКВД и на самом деле оставляет армию в покое? Жуков припомнил, как буквально за пару дней до начала КШИ к нему обращался начкадров округа, спрашивая, на какие должности распределить прибывших для дальнейшего прохождения службы командиров, арестованных полгода назад? Тогда он не обратил на это особого внимания, а сейчас понял ...
Эти учения — проверка, испытание того, что знает Сталин. Это его игра. И в этой игре король вовсе не Георгий Константинович, и, получается, шах никто ему ставить не будет. Если, конечно, он выйдет из окружения, пусть даже и предложенным ненавистным посредником способом, поскольку потери целой армии ему, похоже, не простят.
— Вот, пришли, — отвлек Юрия от его мыслей Рыагов, — это и есть курилка.
— Вы меня как курсистку опекаете, — усмехнулся Крамарчук.
Он устало опустился на потертый кожаный диван и закурил. Рядом осторожно присел Рычагов и, вытянув вперед ногу, попытался вытащить из узкого кармана бридж портсигар.
— А угощайтесь моими, товарищ генерал-лейтенант. — Юрий протянул ему пачку. — Ничего, что я несколько фамильярен? В армии ведь как говорят: в курилке, уборной и бане все равны и на звания внимания не обращают.
— Ну что вы, товарищ капитан. Все нормально. Вот у меня случай недавно в дивизии был...