— Не нравятся мне блондины!
— Да? А кто тебе нравится?
— В данный момент никто! Но мы квиты — я им тоже не нравлюсь. Нин, а ты мужа любишь?
Такой простой вопрос, похоже, поставил ее в тупик. Нинка выпятила нижнюю губу. Спросила настороженно:
— А что?
— Любишь или нет?
Она пожала плечами, забрала у меня тарелку.
— Ну…
— Что — ну?
— Ну люблю, а что?
— Да ничего, — я полезла из-за стола.
— А чего ты тогда? — подозрительно спросила Нинка, сопровождая меня в прихожую. Я тяжело вздохнула:
— Откуда я знаю? Пока, спасибо за ужин!
Я поглядела в глазок и с некоторым недоумением открыла дверь.
— Привет, — сказал Макс, сходу сунув мне в руки гигантскую шоколадку.
— Привет. А где Динка?
— Дома. Я тут мимо проезжал, решил зайти…
Такое впечатление, что рядом с моим домом проходит кольцевая общегородская автомагистраль — все ездят мимо… Я задала дежурный вопрос:
— Кофе будешь?
— Лучше чай.
— Сосуды бережешь? — я убрела в кухню, пожимая плечами. Макс — муж моей хорошей приятельницы и в гости приходит исключительно со своей половиной. И что его принесло? Только собралась расслабиться перед телевизором…
Он занимательно трепался, я старалась соответствовать, и все шло отлично, пока не перестало отлично идти. Макс поразмял ноги, прошелся по кухне, выглянул в окно — и как-то разом очутился рядом, нежно меня обнимая.
Начинается, подумала я. Макс уже вел прочувствованную речь о том, как давно я ему нравлюсь, и что он давно хотел приехать (и что же не приехал?), а я с тоской думала — ну, опять! Почему-то все окружающие мужчины относятся к холостым девушкам по принципу: 'Я знаю-знаю, хочешь, я точно знаю, хочешь, хочешь, но молчишь… Спокойствие, только спокойствие! Когда Макс опять полез с поцелуями, я отстранилась и с печалью в голосе произнесла:
— Макс, ты парень очень приятный, но Дина — моя подруга и это нечестно по отношению к ней. И вообще, у меня правило — не встречаться с женатыми мужчинами…
— А с кем ты тогда встречаешься? — изумился Макс, снова потянувшись ко мне. Теперь главное — повторять, повторять, повторять, авось дойдет. Дошло через несколько минут возни и взаимных уговоров. Макс пересел на свой табурет и, поболтав о том о сем, побрел до жены до дому.
— Бай-бай, — сказала я, с облегчением закрывая за ним дверь. Надеюсь, на этот раз обойдется без эксцессов — осталось только выяснить окольными путями, скажет ли он Динке о своем визите. А то если кто-то из нас упомянет, а другой нет, могут возникнуть подозрения… О, Господи, вот и скрывай то, чего нет!
Давным-давно, когда я была еще молодой и зеленой, таким вот самым образом я и потеряла лучшую (тогда) подругу. Не ожидавшая такого вероломства от ее любимого мужа, я закатила ему жуткий скандал и с треском выставила за порог. Полдня промучилась — раскрывать ли подруге глаза на ее неверного супруга, а к вечеру позвонила сама Маринка и обвинила меня в том, что я пытаюсь разрушить ее семью, что такого предательства она от меня не ожидала — и тэ дэ и тэ пэ… Чувствовалось, только в силу своей интеллигентности она удерживается от более сильных выражений. Я только беспомощно мекала в трубку, но что значит слово подруги, которых хоть пруд пруди, против слова любимого (и вовремя подстраховавшегося) мужчины, с которым она намеревалась провести всю жизнь! Сейчас-то я понимаю — Марина просто выбрала то, что ей дороже. Мудрая женщина. А я с тех пор твердо усвоила одно — в любом случае виноватой останется женщина. По принципу: 'дыма без огня не бывает' или еще радикальней — 'сучка не захочет, кобель не вскочит'.
Выйду замуж, мрачно пообещала я себе, ни одной подруги на порог не пущу — а вдруг только я такая честная-благородная?
Только я собралась отправиться в ванну, чтобы ответственно лечь спать пораньше, как зазвонил телефон.
— Здравствуй.
— Привет, Оль!
Длинная пауза.
— Как живешь? — мертвым голосом спросила Оля.
— Хорошо, — осторожно сказала я.
— А мы с Антоном расходимся.
Я беззвучно и длинно вздохнула.
— Я ему вещи собрала.
Я поглядела на ногти. Вещи она собирала каждые несколько месяцев в течение последних четырех лет. И каждый раз звонила мне и сообщала, какой он подлец, и как ей сейчас плохо и больно… Первые разы я горячо поддерживала ее решимость и сочувствовала ее страданиям. А последнее время просто выполняла роль хорошей подруги — то есть выслушивала ее излияния с соответствующими 'а, да-да, и что? вот сволочь… Но сейчас я тупо пялилась в стенку и чувствовала, что лимит моего терпения и эмоций на сегодня уже исчерпан.
— Да куда вы денетесь! — перебила грубо. — Так и будете трепать друг другу нервы до самой смерти! Извини, я спать хочу!
На том конце трубки воцарилось потрясенное молчание. Я поскорее нажала на рычаг, пока меня не обвинили в черствости и эгоизме. Завтра буду терзаться угрызениями преступной совести. К черту такую любовь, Глеб Анатольевич! Мне и без нее нескучно!
Разлагающее влияние короткого рабочего дня — субботы — и отсутствие начальства сказывалось на всех. Нина Дмитриевна возилась с цветами, Буров увлеченно мочил монстров, Галочка отсыпалась после бурно проведенной ночи, Таня печатала очередной реферат для своего Игорюхи. В такой разлагающей атмосфере мне с большим трудом, с раскачкой удалось усадить себя за подчистку хвостов.
— …Ну что, девчонки, — Буров звучно хлопнул в ладоши. — Давайте закатимся куда-нибудь!
— Знаем мы ваши катания…
— А что за повод?
— Повод законный — пятерку отмотал в глебовской конторе.
— Прямо сегодня?
— Тика в тику! Ну, Нина Дмитриевна?
— Да куда мне, старухе, с вами!
— Эта старуха нас еще всех за пояс заткнет! Танюх?
— Ой, я не знаю… Стирки у меня…
— Иди-иди, расслабишься, — сказала я, выключая компьютер. — Не сдохнут без тебя твои мужики.
— А ты что увиливаешь?
— Да я больше не пью.
— И меньше тоже! Галка, хватай ее!
После недолгих препирательств Буров затолкал всех в свой 'Форд' и отвез в 'Старый город'. Там мы и просидели часов до шести — Буров с Галочкой 'приговаривали' графинчик водки, Таня с Ниной Дмитриевной — бутылку красного, а я, строго блюдя пост, грустила над безалкогольным пивом. Когда семейные вспомнили о существовании своих домашних, уже изрядно набравшийся Буров вдруг выдвинул идею:
— А давайте нагрянем к Глебу!
— А давайте! — радостно вскричала Галочка. Глядя на нее, закивала и Таня. Я, как единственная трезвая, сказала сурово:
— Рехнулись! Ты ему хоть брякни!
— Брякну-брякну. Девочки, в машину!
— Так, — решительно сказала Нина Дмитриевна. — Я — домой, а вы хоть к Глебу, хоть к Путину…
Мы вылезли на шестом этаже, и Буров повлек нас к приоткрытой напротив лифта двери.
— А вот и мы! — заявил радостно, распахивая ее чуть ли не до самой стены. В прихожей стоял Глеб — в линялых джинсах и светлом пуловере, лениво похлопывая себя по бедру сложенной газетой. Его рука замерла, когда он увидел, каких именно 'дам' приволок с собой Буров. Надо отдать ему должное — с лицом он справился быстро — но мне очень-очень захотелось домой.
— Извините, Глеб Анато…
— Здравствуйте, Глеб Анатольевич! Мы к вам без приглашения…
— Ничего-ничего, проходите.
— Мы тебе сюрприз… бормотал Буров, разуваясь. — Большой сюрприз. Что у тебя пить?
Да уж, сюрприз… Я сморщилась, оглянувшись на близкий лифт — господи, ведь самая трезвая… Интересно, а выпускают отсюда тоже по звонку? Шеф, помогавший Татьяне снять плащ, склонил голову набок, выглядывая меня из-за двери.
— А вы что там топчетесь, Наташа? Заходите скорее!
— Ага…
Я перевалила через порог, потянула на себя входную дверь.
— Подождите, я сам.
Я отшатнулась к стене, чтобы он мог закрыть дверь, но Глеб все равно задел меня твердым плечом.
— Извините. Снимайте плащ.
Разуваясь, я перехватила его взгляд, брошенный на мои ноги, и молча поклялась сегодня же выбросить проклятые туфли — похожу в сапогах… черт, там же еще набойки надо менять…
Где-то в недрах квартиры уже гремел Буров. Я осторожно поглядела на Глеба.
— Ну… проходите, — негромко сказал он. Я оглянулась — в прихожей хоть маленькую свадьбу играй. Пробормотала себе под нос:
— Боюсь, заблужусь.
— Идите на голос! — посоветовал Глеб, улыбаясь до ушей. И чего лыбится, чему радуется?
Буров уже вовсю хозяйничал, опустошая холодильник. Сунул мне упакованную в целлофан ветчину.
— На, режь!
— Может, закажем чего-нибудь? — спросил Глеб. Буров отмахнулся.
— Да не напрягайся! Мы ж по-простому…
— Да, Глеб Анатольевич, мы на минутку, — подхватила Таня, которой тоже было не по себе. — Мы не хотели вам мешать…
Буров вручил ей сыр.
— Строгай!
Глеб открыл бар и начал задумчиво изучать его содержимое. Откуда-то издалека доносились восторженные громкие вздохи Галочки — она совершала турне по шефовской квартире. Разделение труда, подумала я, ожесточенно терзая ветчину. Глеб сноровисто доставал бутылку за бутылкой — он явно переоценивал наши возможности. Таня так же энергично кромсала различные деликатесы, добытые Буровым. Сам Буров вскрывал консервные банки и уволакивал их в комнату.
Посреди прекрасного вечера Татьяна вдруг вспомнила, что у нее существует семья, и засобиралась домой. Мы хором возмутились ее тираном-мужем, и Таня, слабо посопротивлявшись, согласилась на фальшивое алиби. Домой к ней звонила Галочка. Голосом примерной школьницы младших классов она долго извинялась, что, сорвав с работы, буквально закатав в ковер, как восточную невольницу, увезла его любимую жену справлять свой с мужем юбилей: 'Десять лет, вы же понимаете! . Да-да, ее доставят домой, да-да, проводят, ах, простите, все получилось так спонтанно… Потом вступила Таня. Пару раз кивнув, пару раз дадакнув, она повесила трубку и застенчиво нам улыбнулась. Ура, вскричали мы и уволокли ее обратно на 'юбилей'. Интересно, выдержит ли Галочка хоть с одним из своих мужей такой огромный срок?
Танцевать с Буровым все равно что танцевать с осьминогом: только и успеваешь возвращать его руки на положенное место. Я покосилась на вторую парочку — Галочка покачивалась в нежных объятиях шефа — и внезапно устав, сказала:
— Пошли покурим!
Буров готовно согласился. Я заняла любимую шефовскую позицию на подоконнике — на моем и консервная банка не поместится, не то что чья-то задница. Предупредила:
— Только форточку открой, а то Глеб бросил.
— Да? — Буров выколупывал из пачки последние сигареты. — А ты откуда знаешь? Вчера выяснили?
— Нет, раньше.
— Да-а-а? — Буров щелкнул зажигалкой. Прикурил, выдыхая дым над моей головой. Его рука заскользила по моей коленке.
— Бу-уро-ов! — угрожающе сказала я, отдирая его ладонь — она поддалась, но только для того, чтобы переместиться мне на бедро. — Руки прочь от моей задницы! Ну, Буров!
— А?
Засмеявшись, он наклонился, прихватывая громадной лапой мой затылок. От него пахло спиртным и табаком, но целовался он будь здоров, и я не сразу спохватилась. Уперлась руками в его твердую горячую грудь — это было все равно, что спихивать с дороги танк… Отпустил он меня только когда в кухне зажегся свет — да и то не сразу. Отпустил, слегка отодвинувшись, подмигнул темным пьяным глазом и затянулся изрядно прогоревшей сигаретой. Я глянула поверх его могучего плеча на Глеба — тот застыл на пороге со стаканами в руках, словно раздумывая, не податься ли ему обратно. Решил, что не стоит, и, сказав на ходу: