— Вы все равно только до первого патруля и дойдете! А вот утречком — пожалуйста! Сейчас же вы вполне можете выйти в коридор. В его конце, направо, — дверь уборной. Умойтесь, приведите себя в порядок. Тем более, что вас ожидает гражданка Никанорова, обрыдалась уже вся…
— Какая Никанорова? — испугался Мохнач.
— Как какая Никанорова? — Лерман мельком глянул на протокол задержания. — А Клавдия Захаровна, 1925 года рождения, русская, комсомолка, учащаяся десятого класса школы № 13, между прочим — не замужем… Иди уже, горе луковое….
И старый, 25-летний, кровавобериевский палач Лерман лукаво ухмыльнулся…
— Дима, что за хрень? Куда нас гонят на ночь глядя? — сержант Алексеев обращается к своему прямому начальнику — комвзвода старшему сержанту Данилину.
— Ваня, сам ничего не пойму, но говорят, — Данилин понижает голос до шепота, — обстановка на границе тревожная… Так что штаб выдвигается на КП корпуса, в рощицу под Жабинкой.
— А мне чего сейчас делать?
— Найди старшину и вместе с ним получи для взвода сухпай… На сколько дней? Гм-гм… В сороковом, летом, маневры окружные продолжались трое суток, так что бери с запасом — суток на пять… Должно хватить с избытком!
В казарму стремительно входит командир батареи капитан Фролых и старшина батареи Саша Лукашенко.
— Встать! Смирно! — командует личному составу дежурный — сержант Владимир Осауленко. — Товарищ командир, за время…
— Отставить, сержант! — Отмахивается от доклада капитан. — Поднимай личный состав. Поступил приказ — начать загрузку ДОТа боеприпасами и продовольствием.
Немедленно.
— Това-а-арищ командир, так ведь планировали с понедельника… — сержант не то чтобы спорит, он как бы „напоминает“ командиру.
— Сержант, я вообще-то в курсе… — хмыкает капитан. — Только вам здесь не колхозное собрание, а Красная Армия. Выполняйте приказ!
— От за што я люблю нашу Червону Армию — што с нея николи не соскучишься… — тихонько в сторону говорит старшина Лукашенко. — Сначала ляжим-ляжим, а патом бяжим-бяжим… — а вслух добавляет: — Товарищ командир, да на што нам тая спешка? Давайте уж у ранку, по-светлАму… ПАтаму што впотьмах макароны усе порассыплять, масло растительное обязательно кокнут, про гречку я уж и не гАварю…
— Старшина, уж от тебя я такого не ожидал… — кривится Фролых и рявкает: — Не рассуждать!
— Есть, не рассуждать! — вытягивается „смирно“ старшина, но все равно не может удержаться и бормочет себе под нос: — Вот от того у нас и бесхАзайственность!
— Старшина!.. — снова рявкает капитан.
— Молчу, молчу… — бормочет старшина и приступает (переступив через себя) к руководству погрузочно-разгрузочными работами: — Форму новую куда одягаешь, храппаидол! Кухонну подсменку бяри! Думай гАлАвой, снаряды-то в пушечном сале…
Начинается привычная армейская работа — плоское катаем, круглое таскаем…
Спецсообщение немедленно ушло в Москву, Наркому Берии.
По сообщениям с застав: на границе наступила странная тишина, хотя в предшествующие ночи из-за реки был постоянно слышен шум моторов…
— О чем там штабные в Округе думают? И главное, чем? — задавая риторический вопрос, полностью согласен с ним полковой комиссар.