А у нас… герой Гражданской… Эх, эх… мать, мать…
— О чем там штабные в Округе думают? И главное, чем? — задавая риторический вопрос, полностью согласен с ним полковой комиссар.
И тут же была неожиданно вызвана к себе заместителем начальника госпиталя по политчасти батальонным комиссаром Богатеевым.
— Поля, сколько у нас лежачих в первой и второй хирургии, а также в гнойной?
— Да столько же, сколько вчера было, — семьдесят девять человек, — по памяти ответила Полина.
— Слушай приказ, Поленька, — тихо говорит комиссар. — В течение двух часов весь госпиталь с ранбольными убывает в Пинск. Лежачих бойцов вывезти в первую очередь!
— Никита Сергеевич, родненький, да как же мы их вывезем? И главное, на чем? — всплескивает руками Полина.
— Да хоть на х…ю, но вывезти! — и хлопнув дверью, красный, как рак, комиссар стремительно удаляется по коридору.
— Да у меня и того нет… — Полина растерялась от внезапной грубости всегда предельно вежливого комиссара.
Через час коридоры госпиталя наполняются топотом и возней. Богатеев привел целую роту полещуков. Где-то конфисковал, видимо…
Вислоусые седые дядьки из 23-го отдельного гужевого батальона бережно укладывают закутанных в шинели и байковые одеяла бойцов и командиров на заполненные сеном повозки.
И, глядя на их неспешную, основательную торопливость — веришь, что ЭТИ — вывезут, спасут, сохранят…
Для командира Красной Армии — дело обыденное и давно привычное.
Тихо встать, постараться не разбудить детей, обмундирование — на привычном месте, в привычном порядке развешано на стуле.
«Тревожный» чемоданчик со сменой белья, опасной бритвой, мылом, помазком, карманным зеркальцем в коленкоровом чехольчике, иголкой с черной ниткой, иголкой с белой ниткой, иголкой с зеленой ниткой, парой запасных пуговиц, бязью для подшивки воротничка, складным ножиком, расческой, щеткой для обуви, щеткой для одежды, фланелькой, баночкой с ваксой, камешком пасты «ГОИ» в восковой бумаге (пуговицы и пряжки чистить), зубной щеткой, зубным порошком в картонной круглой коробочке, флаконом одеколона «Шипр» и полотенцем (быстрый взгляд — все штатно, по единожды заведенному образцу) — в левую руку…
— Фима, ты-то куда лезешь?! — испуганно-раздраженный женский шепот.
— Как куда, Густа — тревога же! — шепот уже мужской, извиняющийся.
— Да забудь ты про эти полковые тревоги, ты ведь уже переведен, с повышением на дивизию!
— Что ты, что ты, Густа! Я ведь коммунист! А вдруг нашим в полку надо чем помочь? Ну, солнышко, я пошел…
Да провались ты со своими коммунистами… для них у тебя всегда время есть… только для жены и ребенка тебя никогда нет дома… — и женские злые слезы в подушку.
Наконец, машина пустеет.
Сержант Турсунбаев, утерев пот, подзывает одного из бойцов.
— Ну, Сергеев, давай… — устало говорит ему Турсунбаев. — Полезай в вагон, принимай груз под охрану!
Сергеев, обиженно:
— А почему всегда я? На вагоны лазать — я, груз охранять — опять я… Вы тут с нарушителями сражаться будете, а я? — обиженно говорит Сергеев. — Что я, рыжий, что ли?
В темноте не видно, но боец действительно — не только рыжий, но и конопатый…
— А-аттставить разговорчики! — грозно рявкает Турсунбаев. — Короче, сейчас толкач подгонит вагон к поезду, поедешь на Восток. Сдашь там груз… ну хоть кому-нибудь. Удачи тебе, боец!
— Ну, ну же, пан Поносенко… Ну не надо так переживать! Вообще, мы вас не собираемся убивать, а только исполняем решение Военного трибунала… Ну же, ну утешьтесь — все мы смертны… все когда-нибудь помрем… А от пули в основание черепа — помирать легко и быстро, раз — и готово, как зубик вырвать, чик — и нету! То ли дело, мой дядя Йося помирал от рака простаты — вот помучился, бедняга… А дедушка мой, которого петлюровцы на двери синагоги в Бердичеве распяли, — тот вообще помирал пять дней, и напоследок аж хохму выдал — отлично, говорит, теперь понимаю Иешуа Га-Ноцри, но убеждений его все равно не разделяю!
БАХ!
— Вот и все, пан Поносенко, а вы боялись… Быстро и чисто, только ножками задрыгал… Кто у нас следующий по списку? Болфу, румынский шпион? Давай исполним и Болфу… [14]
21 июня 1941 года. 23 часа 35 минут.
Москва. Наркомат Обороны. Кабинет Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко
В кабинете сам Тимошенко, начальник Генерального штаба генерал армии Жуков, срочно вызванные Нарком ВМФ адмирал Кузнецов и начальник штаба ВМФ контр-адмирал Алафузов.
Жуков показывает Кузнецову телеграмму о возможном нападении Германии.
— Разрешено ли в случае нападения применять оружие? — решительно спрашивает Кузнецов.
— Да. Разрешено! — секунду помедлив, отвечает Жуков.
Кузнецов рывком оборачивается к Алафузову:
— Бегом отправляйтесь в штаб и немедленно объявляйте всем флотам и флотилиям готовность НОМЕР ОДИН.