– Эй, засоня, вставай! – Голос мужской, знакомый. В комнате пахнет сигаретным дымом и свежесваренным кофе.
Я открыла глаза, ошалело уставилась сначала на бодрого, как огурчик, Вовку, а потом на поднос с дымящейся чашкой и незажженной сигаретой.
– Вот, решил порадовать прекрасную даму. – Вовка улыбался, но взгляд его оставался внимательным.
Я тоже улыбнулась, заграбастала с подноса сигарету, прикурила от галантно протянутой зажигалки и сделала глубокую затяжку.
– Спасибо, Козырев, ты настоящий друг. Только, знаешь, давай обойдемся без этого?
– Без чего? – Он выглядел не удивленным, скорее настороженным.
– Без проверки на вшивость. – Я кивнула на поднос. – Козырев, я не пью кофе. Ты должен это помнить. Или забыл? – Сигаретный дым попал в глаз, и я зажмурилась.
– Не забыл, – Вовка вздохнул, как мне показалось, с облегчением, – но, сама понимаешь, ситуация несколько неординарная. – Он взял чашку с кофе и сделал большой глоток. – Я должен был убедиться.
– Убедился? – Я села на диване и спустила босые ноги на пол.
– Не до конца. – Вовка больше не улыбался.
– Мне понятны твои сомнения, Козырев. Я сама себе долгое время не верила. Но у тебя ведь есть план по выведению меня на чистую воду?
– У меня есть множество планов, – он согласно кивнул, – но нам нужно поторопиться, Ева.
Вовка оставил машину на стоянке перед клиникой, мне велел сидеть на месте, а сам пошел урегулировать, как он выразился, эту маленькую проблему. Лично мне проблема не казалась такой уж маленькой, но как приятно, черт возьми, переложить свои заботы на чужие широкие плечи!
Он вернулся минут через десять, распахнул дверцу и скомандовал:
– Пошли!
– Уже? – Я, конечно, знала, что Козыреву нет равных в ведении переговоров, но чтобы так быстро!
– У нас всего десять минут до обхода. Пойдем, Ева!
Моей решимости хватило только на то, чтобы дойти до дверей клиники, а дальше меня словно душным ватным одеялом накрыла паника.
– Не могу. – Я смахнула со лба испарину и жалобно посмотрела на Вовку. – Честное слово.
– Можешь. – Он был непреклонен. – Если ты хочешь, чтобы я тебе помог, ты должна пойти туда.
– Зачем? Можно я подожду тебя в машине, а ты сам посмотришь.
– Та Ева, которую я знал, – Вовка нахмурился, – не устраивала бы сцен на пустом месте. Не давай мне лишний повод для сомнений. – Он сказал это очень тихо и весомо, так, что я сразу поняла – он не шутит. И бесполезно рассказывать ему, что мне страшно, что я до чертиков боюсь опять встретиться с собой прежней, заглянуть в чужие невидящие глаза.
Сделав глубокий вдох, я решительно потянула на себя дверь.
– Идем!
Постовая медсестра встретила наше появление спокойно, лишь неодобрительно посмотрела на мой не до конца застегнутый белый халат. Халаты нам выдали на входе в отделение. Без лишних слов, между прочим. Да, умеет Вовка договариваться.
– Не бойся, – он легонько подтолкнул меня к стеклянной двери, – я с тобой.
Да, от нечистой силы Вовка Козырев самый лучший защитник! Он и с призраком сумеет договориться, если что…
С того времени, как я видела себя в последний раз, ничего не изменилось. Все то же мерное пощелкивание медицинской бандуры, та же тифозная прическа, маскообразное лицо, спицы в ноге и по-покойницки сложенные на груди руки – да, не красавица я нынче, не красавица… Вот сейчас посмотрит Вовка Козырев на это безобразие и откажется мне помогать.
Вовка посмотрел. Он смотрел долго-долго: сначала на лицо, потом на руки, а потом обернулся ко мне. Во взгляде его было именно то, чего я боялась больше всего, – неверие. Я понимающе улыбнулась и шагнула к выходу из палаты. Ну, нет так нет. Я хотя бы попробовала.
– Куда? – Он поймал меня за руку и подтянул обратно.
– Туда, – я кивнула на дверь.
– Подожди еще секунду.
Вовка склонился над моим не моим телом, и в этот момент я отчаянно захотела, чтобы оно продемонстрировало что-нибудь, хоть бы глаза открыло, чтобы он мне поверил. Но тело так и осталось лежать истуканом. Зато Вовка не сплоховал, потянул за вырез больничной сорочки, не жалеючи потянул, так, что полгруди оголил, и уставился на цепочку. Я помимо воли подошла поближе, заглянула ему через плечо. Так и есть – цепочка медленно и неуклонно превращалась в паутину, и сейчас она выглядела чуть иначе, чем в первый раз. Мы вздохнули синхронно: я облегченно, Вовка удивленно.
– Дай-ка. – Он больно сжал мою руку, поддернул вверх рукав и тихо присвистнул. Моя паутина была точной копией той, что я видела секунду назад.
– Видишь? – шепотом спросила я, невольно отодвигаясь подальше от своего чужого тела.
– Да. – Он кивнул, отпустил мою руку и просунул указательный палец под цепочку. – Любопытная вещица. А что, если мы ее…
Договорить он не успел. Палата вдруг наполнилась едва различимым для уха, но зато остро ощутимым нервными окончаниями звуком. Не звуком даже, а вибрацией. Я замерла, прислушиваясь к тому, как мое нынешнее тело входит в резонанс с этой вибрацией, изменяя мне, своей новой хозяйке. На сей раз я даже закричать не смогла, сил хватило лишь на то, чтобы оттолкнуть от цепочки Вовкину руку. А потом все погасло…
…Я пришла в себя под аккомпанемент чьего-то испуганного причитания и глухого Вовкиного голоса. Кто-то гладил меня по лицу, звал по имени.
– Все, я пошла за врачом! – Причитания резко оборвались, надо мной что-то зашуршало. – Кто знает, отчего ваша знакомая сознание потеряла. Может, у нее проблемы какие…
– У меня нет проблем. – Мой собственный голос тоже звучал глухо, наверное, оттого, что во рту была сушь несусветная. – Мне бы только воды попить.
– Очухалась?! – В нынешнем своем разобранном состоянии я так и не поняла, рад Вовка этому факту или нет.
– Очухалась. – Попытка принять вертикальное положение отозвалась в голове набатным звоном, и я поморщилась.
– Ева, – встревожился Вовка, – опять?
– Что – опять? – тут же насторожилась медсестра.
– Нормально все. – Я отважилась наконец открыть глаза. – Просто голова немного закружилась. Перебрали мы с тобой вчера, Козырев, – проговорила я с упреком, – вот и последствия. Ну, мы, пожалуй, пойдем. – Я перевела взгляд на медсестру. – Не будем отвлекать вас от работы.
– Идите, – сказала та едва ли не с облегчением, – и со спиртным поосторожнее. Это ж самоубийство – после того, что с вами произошло, еще и пить. Вас же Валентин Иосифович предупреждал, – добавила она назидательно.
– Да, самоубийство. – Я встала на ноги. Не без Вовкиной помощи, надо сказать, и, придерживаясь за стену, побрела к выходу. – Всего доброго.
Не стану оборачиваться и на свое бывшее тело смотреть. Насмотрелась, хватит…
– Ну, каков вердикт? – поинтересовалась я, усаживаясь в Вовкину машину. – Не веришь?
Он долго молчал. Сначала рылся в бардачке в поисках сигарет, потом закуривал, возился с ключом зажигания и только потом заговорил:
– Когда ты упала, он засветился.
– Кто?
– Паук на цепочке. – Вовка закусил губу, от этого струйка дыма получилась кособокой. – Тебе больно было, да? – спросил он, всматриваясь в мое лицо. – Когда я попробовал снять эту… паутину? Ты потому меня оттолкнула?
Больно? Я задумалась. Да, мне было больно, но оттолкнула я его не поэтому. Я оттолкнула его, потому что поняла, что как только он снимет паутину, моему земному существованию придет конец. Непонятно, откуда пришли ко мне эти знания, но я не сомневалась в них ни секунды.
– В ней все дело, в паутине, – сказал Вовка, так и не дождавшись ответа. – Ева, я же тебе говорил, что брать чужое нехорошо.
– Было дело, – я не стала отпираться, – но теперь уж что? Взяла и взяла.
– Вы теперь как-то связаны.
– Кто?
– Ты и та, другая девушка, хозяйка цепочки.
– Я даже знаю, как мы с ней связаны, – усмехнулась я. – Скованы одной цепью…
– Может, и так, – Вовка потер подбородок, загасил сигарету.
– Значит, ты мне веришь? – уточнила я на всякий случай.
– Тебе? – Он посмотрел на меня изучающе. – Скажем так, я верю своим глазам и вижу, что происходит что-то не совсем обычное.
– Я бы сказала, совсем необычное. Такое, что даже я не знаю, как дальше жить. Вот ты, Козырев, представляешь, чтобы я этого не знала?
– Не представляю.
– А я вот не знаю. Я даже не могу сообразить, с какого конца мне за все это браться. – Я посмотрела на часы. – И домочадцы мои новообретенные небось уже бьют во все колокола. Наследница миллионов пропала, дома не ночевала. Они, наверное, уже в милицию заявили. Меня, поди, по всей Москве с собаками ищут. Слушай, Вовка, – я легонько тронула его за рукав куртки, – будь другом, подбрось меня к моему новому дому.
– Я-то подброшу. – Он вывел машину с больничной стоянки. – А ты дальше что делать будешь? Как планируешь со всем этим разбираться?
– Я же сказала, что не знаю. Сегодня день буду отсыпаться, а завтра решать. Пороюсь в документах своей предшественницы, может, найду какую информацию о цепочке. Есть информация, как ты думаешь? – Я с надеждой посмотрела на Вовку.
Он не ответил, покивал каким-то своим мыслям, а потом решительно сказал:
– Я останусь с тобой.
– Интересное кино! И как я тебя представлю своей семейке? – Вообще-то Вовкина идея мне очень понравилась, но некстати проснувшаяся совесть твердила, что с собственными проблемами я должна разбираться самостоятельно и не впутывать в это дело Козырева.
– Ты же водилу своего уволила? – спросил Вовка, лихо обгоняя под завязку набитый рейсовый автобус. – Ну вот, скажешь, что ездила в агентство, договаривалась насчет нового водителя.
– А ты, стало быть, новый водитель и есть? – Вовкина идея меня прямо-таки восхитила.
– Стало быть. – Он кивнул, не глядя в мою сторону.
– Значит, наняла я себе нового водилу и решила остаться у него на ночь, провести тест-драйв. – Я потерла уставшие глаза. Надо бы линзы заказать, тяжело все время щуриться.
– Про ночь можешь вообще ничего не говорить. Или скажи, что не помнишь. У тебя ж амнезия, тебе позволительно.
– Если я скажу, что не помню, они меня в психушку упрячут, чтоб вспомнила. Они у меня страсть какие заботливые!
– Значит, ничего не говори. С какой стати ты должна перед ними отчитываться? Скажи, дела возникли неотложные.
– Знаешь, – я скосила взгляд на Вовку, – насколько я успела изучить ситуацию, предшественница моя была всем кругом должна и перед всеми отчитывалась. Мое излишне строптивое поведение и так уже вызывает подозрения.
– У кого?
– Ну, у экономки моей, Раисы. Она говорит, что я очень сильно изменилась после комы. Мачеха со своим братишкой-бездельником попробовали было меня шпынять, я отбилась, чем сильно их удивила.
– В каком смысле отбилась? – уточнил Вовка.
– В прямом – кулаками.
– Боевая ты, Ева-королева. – Он улыбнулся.
– Станешь тут боевой. – Я пожала плечами и тут же спросила: – Так ты считаешь, что не нужно мне им ничего объяснять?
– Конечно. – Он кивнул. – Пусть привыкают к переменам. У тебя, как я понимаю, есть замечательное объяснение всем странностям.
– Кома?
– Она самая. Главное, не переиграй.
– Знаешь, – я посмотрела на свои сжатые в кулаки руки, – мне вообще играть не хочется. Эта игра вредит моему здоровью. Вовка, а не может моя проблема как-нибудь сама собой рассосаться?