Хорошо, что я купил здоровенную коробку презервативов.
Ну и если вы еще не поняли по моей реакции, то я вам скажу: Кейт Брукс в постели просто фантастика. Удивительная штучка. Если бы раньше я не знал, что Билли Уоррен полный придурок, учитывая, что я испробовал то, что он выбросил — теперь я в этом полностью уверен.
Она отважная, до неприличия требовательная, спонтанная и самоуверенная. Прям как я. Мы отлично подходим друг другу.
Когда мы, наконец, сделали перерыв, за окном уже начало светать. Кейт молчаливо лежит, ее голова на моей груди, а пальчики перебирают волоски на ней.
Я надеюсь, что после всего, что я вам сказал, для вас не будет шоком, что я никогда не обнимаюсь. Обычно, после секса с женщиной мы не нежимся в постели, не обнимемся, никаких разговоров по душам. Иногда мог случайно заснуть, перед тем, как уйти, но я терпеть не могу, когда девушка обвивает меня как какой-то осьминог-мутант. Это раздражает и доставляет неудобства.
Кейт же, однако, исключение из всех моих старых правил. Теплой кожей мы приклеены друг к другу, тела прижаты, ее лодыжка на икре моей ноги, мое бедро под ее согнутым коленом. Ощущение … спокойствия. Я даже не могу описать какое это умиротворение. Не хочется делать ни малейшего движения.
Если только не перевернуть ее и не поиметь снова.
Она заговаривает первая.
— Когда ты лишился девственности?
Я смеюсь.
— Мы опять играем в «Первое и Десять»? Или ты просто интересуешься, не было ли у меня каких венерических болячек? Тебе не кажется, что для этого уже поздновато, Кейт.
Она улыбается.
— Нет. Ничего подобного. Мне просто хочется узнать о тебе … побольше.
Я вздыхаю и начинаю вспоминать.
— Ладно. Моей первой девушкой была… Дженис Льюис. В мое пятнадцатилетие. Она пригласила меня к себе, чтобы вручить подарок. Подарком была она.
Чувствую, как она улыбается мне в грудь.
— Она тоже была девственницей?
— Нет. Ей было почти восемнадцать, училась в выпускном классе.
— Ааа. Дамочка постарше. Поди научила тебя всему, что знала сама?
Я улыбаюсь и пожимаю плечами.
— Ну, за эти годы я научился паре приемчиков.
Мы несколько минут молчим, а потом она меня спрашивает.
— Не хочешь узнать, как было у меня?
Даже не думайте об этом.
— Нееет.
Не хочется все испортить, но давайте здесь остановимся на секундочку.
Когда заходит речь о женском прошлом, ни один мужчина не хочет знать подробностей. Меня не волнует, сколько было мужчин до меня — один или сотня — держите это при себе.
Давайте так: когда вы в ресторане и официант приносит вам блюдо, вы же не просите его рассказать о том, сколько человек уже успело прикоснуться к еде перед тем, как она попадает вам в рот?
Именно.
К тому же стоит полагать, что ее первый раз был с Уорреном, что он был ее первым и единственный. И это последний человек, о котором я хочу говорить в это самое время в этом самом месте.
Сейчас, вернемся ко мне в спальню.
Поворачиваюсь на бок и оказываюсь лицом к Кейт. Мы лежим на одной подушке лицом к лицу. Выглядит такой невинной с ладошками под щекой.
— Хотя, есть кое-что, чего мне хотелось бы знать, — говорю я.
— Спрашивай.
— Почему банковское дело?
Я родом из династии профессиональных белых воротничков. От меня с Александрой никто не ждал, что мы пойдем по стопам своих родителей, просто так случилось. Люди всегда стремятся к тому, что ни знают, в чем разбираются.
Как у профессиональных спортсменов. Вы когда-нибудь обращали внимание на то, сколько Джуниоров в главной лиге бейсбола? Это чтобы не спутать их имена с их именами их отцов из Зала Славы. В руководящем штабе — то же самое. Но мне интересно, что привлекло Кейт в банковских инвестициях, учитывая ее хулиганства в подростковом возрасте.
— Деньги. Мне нужна была работа, где я смогла бы много заработать.
Поднимаю вверх брови.
— Правда?
Она смотрит на меня понимающе.
— А ты ожидал чего-то более выдающегося?
— Да, наверно.
Ее улыбка тускнеет.
— Правда в том, что мои родители поженились совсем молодыми, рано родили меня. Купили кафешку в Гринвилле. По уши влезли в долги. Мы жили над ней. Она была маленькой, но уютной.
Улыбка становится еще меньше.
— Отец погиб, когда мне было тринадцать. ДТП, пьяный водитель. После этого мама была вечно занята. Пытаясь сохранить кафе, а также себя, чтобы не сломаться.
Когда она вновь замолкает, я обнимаю ее и прижимаю сильнее, пока ее голова не ложится мне на грудь. И она продолжает:
— Ей кое-как удавалось держать нас на плаву. Я ни в чем не нуждалась, ничего такого, но … было тяжко. Приходилось бороться. Так что, когда мне сказали, что я буду выступать с прощальной речью на выпускном, и когда меня зачислили в Уртонскую школу бизнеса, я поняла, что инвестирование — это мое. Никогда не хотела быть беспомощной или зависимой. Даже если со мной был Билли, мне важно было знать, что я в состоянии обеспечить себя сама. И теперь, когда я это могу, все, чего мне хочется, это заботится о маме. Я просила ее переехать в Нью-Йорк, но она отказывается. Она работала всю свою жизнь … и мне просто хочется, чтобы она отдохнула.
Не знаю, что и сказать. Не смотря на все мои язвительные замечания о моей семье, я уверен, что сойду с ума, если что-нибудь подобное случится с кем-нибудь из них.
Приподнимаю ее подбородок, чтобы иметь возможность посмотреть ей в глаза. А потом целую ее. Через несколько минут Кейт разворачивается, а я обнимаю ее за талию и притягиваю ближе к себе. Прижимаюсь губами к ее плечу и утыкаюсь лицом в ее волосы. И хотя сейчас уже утро, мы так и лежим, пока не засыпаем.
Пожимаю плечами.
— Я часто заказываю еду на дом.
Она подает мне тарелку. Apple Jacks — отличный выбор. Во время еды, Кейт говорит:
— Я позаимствовала у тебя футболку. Надеюсь, ты не против.
С хрустом поедаю свой завтрак чемпионов и качаю головой.
— Нисколько. Но без нее ты мне нравишься гораздо больше.
Видите, как она опускает глаза? Как ее губы расплываются в мягкой улыбке? Видите румянец на ее щеках? Господи, она снова краснеет! И это после нашей ночи? После всех криков и царапаний? Сейчас она краснеет?
Чудесно, не правда ли? Я тоже так думаю.
Ставлю теперь уже пустую тарелку на поднос.
— Ты любишь готовить?
За те месяцы, что мы работали вместе, я много узнал о Кейт, но мне всегда хочется узнать о ней больше.
Она кивает и доедает свою тарелку.
— Когда ты растешь в доме, в котором есть кафе, это накладывает свой отпечаток. Выпечка — мой конек, что-то вроде того. Я пеку отличные булочки. Если сможем достать продукты, я приготовлю.
Дьявольски улыбаюсь.
— С удовольствием попробую твои булочки.
Она качает головой.
— И почему мне кажется, что ты имеешь в виду, совсем не их шоколадную разновидность?
Помните тот подарочек от Бога? Не могу позволить, чтобы он за зря пропадал. Грех такое допустить, а с меня уже, правда, хватит грехов. Затаскиваю ее в кровать и через голову стягиваю с нее футболку.
— Потому что я не их имею в виду. Значит, булочки…
* * *
— Королева на B-семь.
— Слон на G-пять.
Игры — это забавно.
— Конь на С-шесть.
— Шах.
Игры без одежды? Еще лучше.
Кейт хмурит брови, когда пристально смотрит на доску. Это уже наш третий матч. Кто выиграл первые два? Да бросьте, даже не стоит спрашивать.
Во время игры рассказываем друг другу всякие истории. Я поведал ей, как сломал руку, катясь на скейтборде, когда мне было двенадцать. Она рассказала мне, как они с Долорес покрасили ее хомячка в розовый цвет. Я рассказал ей о прозвище, что мы придумали вместе с Мэтью для Александры. (После этого Кейт ущипнула меня за сосок. Сильно. Она припомнила тот день, когда я обозвал ее «Александрой» в своем кабинете.)
Так комфортно, легко, приятно. Не так приятно, как секс, но на втором месте после него. Мы лежим на кровати на боку, голову подпираем рукой. Шахматная доска лежит между нами.
О, ну и если вы забыли, мы голые.
Да, я знаю, что некоторые женщины стесняются своего тела. Может у вас большеватая задница? Да наплюйте на это. Не имеет значения. Голая всегда надает под зад скромнице. Мужчины любят глазами. Мы бы не трахали вас, если бы нам не нравилось на вас смотреть.
Запишите это где-нибудь у себя, если хотите.
Кейт не видит проблемы в том, чтобы обнажиться. Она чувствует себя комфортно в своем теле. И это так сексуально, чертовски сексуально.
— Ты собираешься ходить или ты хочешь прожечь взглядом дырку в этой доске?
— Не торопи меня.
Я вздыхаю.
— Ладно. Думай, сколько влезет. Только тебе все равно некуда ходить. Я загнал тебя в угол.
— Мне кажется ты мухлюешь.
Широко раскрываю глаза.
— Обидно, Кейт. Ты меня ранила. Я никогда не жульничаю. Мне это не нужно.
Она ведет бровью.
— Обязательно быть таким наглецом?
— Надеюсь на это. И оскорбления тебя никуда не приведут. Так что прекращай заговаривать мне зубы.
Она вздыхает и принимает поражение. Я делаю последний ход.
— Шах и мат! Сыграем еще?
Она перекатывается на живот и подгибает колени, так что теперь ее ноги практически касаются ее головы. Мой член резко дергается от такого зрелища.
— Давай поиграем во что-нибудь другое.