Царила мертвая тишина. Ветер хлопал надутыми парусами, мачты поскрипывали, но никто не обращал на это внимания – все взоры были прикованы к бледной, дрожащей девушке, стоящей с опущенной головой. На лицах некоторых моряков можно было заметить проблески сочувствия, но пассажиры демонстрировали лишь враждебность, ибо слова капитана разбили их собственные отчаянные мечты.
– Я убежден, что мисс Макэйлис заслуживает наказания, которое научит ее мириться с судьбой, подобно всем вам!
В ответ прокатилось одобрительное бормотание, которое Мереуин слушала, не отрывая глаз от палубы, не веря в происходящее, желая сию же минуту рухнуть замертво, пока ее не заставили страдать еще больше.
– А как насчет вас? – спросил громкий голос Кинкейда, видимо, обращавшегося к команде. – У вас нет возражений?
– Выпороть девку! – долетел возбужденный крик, чей, Мереуин не сумела узнать.
– Точно, больно уж гордая шлюха, – торжествующе гаркнул Барроуз.
Голова Мереуин вскинулась, она открыла глаза, не доверяя ушам, которые слышали в доносившихся со всех сторон возбужденных голосах сладострастную жажду крови.
– Трусы! – внезапно выкрикнула она, бросая в толпу горящий ненавистью взгляд темно-синих глаз. – Ничтожества! Неужто вам нравится смотреть, как бьют невинную женщину?
– Сэр, она не выдержит двадцати ударов. – Спокойный голос принадлежал матросу Аскью, наблюдавшему за происходящим сверху, с места вахтенного, и догадавшемуся по всхлипываниям Дэвида о суровости предстоящего наказания.
Капитан Кинкейд задумчиво поглядел на худенькие плечики Мереуин.
– Возможно, вы правы, – недовольно признал он. – Уменьшим количество до десяти. – Он снова повернулся к команде. – Десять ударов плетью, ребята, что скажете?
Никто ничего не сказал, от презрительных слов Мереуин все помрачнели, но затеплившаяся в душе девушки надежда мигом угасла при виде приближающегося к ней могучего, по пояс голого Барроуза с толстой плетеной кожаной плетью в руке. Он угрожающе махнул ею и расхохотался, когда Мереуин отшатнулась.
– Тогда начнем, – нетерпеливо прокричал Кинкейд, – давайте сначала мальчишку! Я хочу, чтобы мисс Макэйлис поняла, чего стоит ее проступок другому!
Дэвида, белого как мел, потащили вперед, Мереуин кинулась было за ним, но матрос Берг, громогласно приветствовавший предстоящую ей порку, выставил здоровенную ногу, и она, споткнувшись, упала на палубу со связанными за спиной руками. Сильный мужчина, хохоча, поднял ее и поставил на ноги. Мереуин подняла бледное личико и увидела крепко привязанного к мачте Дэвида, сгорбившего плечи в ожидании первого жгучего удара, услышала его тяжелое дыхание.
– Мистеру Брауну тоже десять, – приказал капитан Кинкейд.
Плеть свистнула в воздухе, первый удар рассек холщовую рубаху на ребрах мальчика. После второго выступила кровь, и Мереуин застонала, когда алые пятна окрасили рубашку и кровь потекла по спине. Она виновата в его страданиях, с мукой подумала девушка, понимая, что мысль эта будет мучить ее гораздо дольше, чем боль, которую ей предстоит испытать.
– Стойте! Стойте! – кричала она, перекрывая крики Дэвида, голова его моталась из стороны в сторону.
Никто не слушал ее. Лихорадочно озираясь вокруг, Мереуин видела, что большинство пассажиров глядят во все глаза, а прежнее выражение враждебности на их лицах сменилось недоверчивым ужасом. Женщины закрывали лица руками, кое-кто вообще отвернулся, но команда наблюдала, не выражая никаких эмоций, поскольку матросы и раньше частенько бывали свидетелями подобных порок, а некоторые испытали это на собственной шкуре.
Теперь Мереуин поняла, что Кинкейд был прав. Ни один из них ей не поможет. Они будут повиноваться приказам капитана, даже если сочтут их не совсем справедливыми.
– Десять! Хватит, мистер Барроуз!
Ликующий голос Кинкейда проник в ее затуманенное сознание, и, подняв голову, Мереуин увидела, что Дэвид повис на веревках с окровавленной, в нескольких местах до мяса развороченной спиной. Тихий стон слетел с ее губ, и, когда мальчика отвязали, она метнулась вперед. На сей раз никто ее не остановил, и девушка рухнула на колени рядом с неподвижным телом, корчась в стягивающих ее путах, чтобы дотронуться до него.
– Дэвид! Дэвид! – рыдала она, пока два матроса ставили паренька на ноги.
Глаза его приоткрылись, он слабо улыбнулся, но Мереуин видела, что Дэвид не узнает ее.
– Уведите, – приказал капитан. – Держите в кандалах, пока не очнется, потом отпустите. Он запомнит этот урок. Мистер Барроуз, если желаете, можете привязать мисс Макэйлис.
Мереуин вступила в борьбу с цепкими руками, кусалась, пиналась, но, конечно, не могла одолеть могучего матроса. Оставалось только беспомощно всхлипывать, пока ей вздергивали руки и крепко привязывали кисти к деревянной мачте. Ухмыляющаяся физиономия капитана Кинкейда проплыла перед ее глазами, она почувствовала, как его руки вцепились в ворот платья, ткань треснула, обнажая молочно-белую спину. Девушка уронила голову, по впалым щекам текли слезы стыда.
– Готово, мистер Барроуз, начинайте!
– Один!
Моряка она едва слышала, а щелчок кожаной плети прозвучал в ушах ружейным выстрелом. Спину обожгло огнем. Никогда в жизни Мереуин не испытывала такой боли и закричала, хотя поклялась себе не проявлять слабости.
– Два!
Она снова вскрикнула, дернувшись всем телом, когда кожаная плеть оставила ярко-красный рубец на молочно-белой коже.
– Три!
– Посильнее, мистер Барроуз!
– Четыре!
– Жги крепче!
Мереуин не слышала ни криков зрителей, ни последовавшего, затем общего ропота. Экзекуция неожиданно прекратилась, члены команды начали карабкаться на мачты, капитан Кинкейд моментально забыл о лишившейся чувств девушке и быстро поднялся по трапу на верхнюю палубу с подзорной трубой в руке. Барроуз не мог отказать себе в удовольствии нанести еще один, последний удар, а потом тоже полез на рею.
Мереуин не ведала, сколько времени простояла она у отполированной деревянной мачты с крепко привязанными руками, ощущая лишь пожирающую ее боль, пока не почувствовала, что кожаные ремни, впившиеся в запястья, слегка ослабли.
– Я сейчас развяжу вас, мисс.
Ей показалось, что она узнает голос боцмана, а открыв глаза, приметила блеск лезвия ножа, разрезавшего стягивающие руки ремни. Мереуин рухнула на палубу, мгновенно потеряв сознание от невыносимой боли в исполосованной спине.
Бледный Карл Уилсон со вспотевшим лбом пытался нащупать пульс, страшно боясь, как бы девушка не умерла. С облегчением услышав биение пульса, бережно натянул на ее плечи бархатное платье, деликатно отводя взгляд от обнажившейся на миг упругой груди. Мереуин шевельнулась, но глаз не открыла, и боцман поспешил за водой, уверенный, что это поможет привести девушку в чувство.
Когда он бежал с полным ведром назад, на его плечо легла твердая рука, и чей-то низкий голос приказал:
– Дайте-ка мне.
Уилсон поперхнулся и поднял глаза. Он был так озабочен своим делом, что не заметил появления на борту «Горянки» новых действующих лиц с подошедшего к ней судна. Боцман выполнил приказание.
Мереуин раздраженно отталкивала руку, вытиравшую ей лицо мокрой тряпкой, боясь, что склонившийся над ней незнакомец, кто бы он ни был, намеревается ее утопить. Она то приходила в себя, то вновь теряла сознание, молясь, чтобы тьма победила и она укрылась в ней от терзающей смертельной боли.
– Мереуин, вы меня слышите?
Она старалась припомнить резкий голос, уверенная, что слышала его раньше. Открыла глаза, опять застонала и наконец, увидела чье-то расплывающееся лицо. На нее были устремлены серо-стальные глаза, и она сделала попытку сосредоточиться, переводя взгляд с их холодной глубины на длинный римский нос и полные, перекошенные от гнева губы.
– В-вы?.. – еле слышно прошептала девушка и сообразила, что красивое лицо придвинулось ближе, а его выражение смягчилось. Что это, сон или она в самом деле узнает в склонившемся над ней мужчине того, кто давным-давно так ужасно обошелся с ней в замке Монтегю?
Полные губы раздвинулись в насмешливой улыбке.
– Я вижу, вы меня узнали, – сказал низкий голос. – Похоже, я обречен заставать вас в самом что ни на есть невыгодном положении, мисс, или вы всегда предпочитаете выглядеть беспризорной бродяжкой?
– Б-будь ты проклят, с-сассенах чертов, – прошептала Мереуин, попыталась еще что-то сказать, беззвучно шевельнула мягкими губами, но глаза закатились, на прозрачную кожу опустились черные ресницы, и благословенная тьма поглотила ее.
Глава 4
Мереуин очнулась и сразу подумала: «Я все еще на «Горянке».
Открыв глаза, она обнаружила, что лежит на боку на широкой кровати, а ее обнаженное тело укрыто мягким покрывалом. Кровать стояла в просторной комнате с обшитыми дорогими панелями стенами, с гигантским шкафом возле письменного стола, на котором были небрежно разложены книги. У изголовья стоял стул с тазом для умывания. Вода в тазу пахла незнакомыми травами.
Мягкое покачивание пола, к которому Мереуин уже привыкла за проведенные в море недели, подкрепило ее уверенность, что она все еще на судне. «Но какая же это «Горянка»? Не может быть!» – думала она, откидывая покрывало и пытаясь подняться. Ее сразу пронзила боль, хоть и не сильная, однако девушка вновь повалилась на кровать. Боль вернула воспоминания о последних мучительных минутах перед тем, как она потеряла сознание.
«Меня высекли, – вспомнила Мереуин, – терзали привязанную к мачте, пока кто-то, – она предполагала, что это был Карл Уилсон, – не перерезал ремни»; Но лицо, появившееся перед ней, когда она открыла глаза, принадлежало не симпатичному боцману, а красивому и ненавистному человеку, так жестоко обидевшему ее. «Должно быть, я брежу, – говорила себе Мереуин. – Силы небесные, каким образом он мог там оказаться?»
Она раздраженно выбросила из головы сумбурные мысли и сосредоточилась на саднящей спине, с облегчением обнаружив, что боль не доставляет ей прежних мучений. Коснувшись дрожащей рукой спины, Мереуин не нащупала никаких шрамов. Девушка осторожно выбралась из постели, босиком побежала к двери и неожиданно остановилась. На одной из стен висело большое зеркало, которое и привлекло ее внимание, ведь она так давно не видела себя. Мереуин потрясли собственная худоба, темные круги, залегшие под синими глазами, которые на изможденном лице казались еще больше. Скулы выделялись гораздо резче, щеки запали. Ребра отчетливо вырисовывались под тонкой кожей, и девушка горестно вздохнула, думая, как ужаснулась бы Энни, увидев, во что превратилась ее подопечная.
Слегка повернувшись, она выгнула стройную шею, разглядывая спину, и с удовлетворением отметила, что красные рубцы почти исчезли. Вдруг Мереуин сообразила, что ее волосы тщательно вымыты, расчесаны и отливают золотым блеском в свете солнечных лучей, пробивающихся сквозь неплотно занавешенные иллюминаторы.
Мереуин принялась гадать, кто это о ней позаботился? И где она? Может быть, если подняться наверх, кто-нибудь сможет ответить на ее вопросы.