— Я не буду ничего выбирать, — сказал Ромка.
Кате показалось, что она бьется головой о бетонную стену. Ее муж… этот тупой деревенский мужлан, этот баран… он уперся и не хочет сделать ни шагу назад. Он будет тупо и бессмысленно настаивать на своем.
— Ты хочешь, чтобы я и она существовали в твоей жизни на равных правах?
— Я еще точно не знаю, чего я хочу. Но очень скоро прав у нее будет гораздо больше, чем сейчас.
У Кати по спине побежали мурашки. На какое-то мгновение ей показалось, что волосы на голове поднимаются дыбом. Язык во рту стал горячим и толстым и не поворачивался, чтобы выговорить хоть что-то.
— Почему?.. Что?.. — она встала и вновь села. Что-то такое происходило… Должно было произойти что-то…
— Она беременна, — просто сказал Ромка.
И улыбнулся — глупо и счастливо.
* * *
Теперь целыми днями Катя прокручивала в голове какие-то безумные планы. Она не могла учиться, не могла работать… Все надеялась, что это сон, что она проснется и вернется в реальность, где не будет ни Анжелики, ни ее предполагаемого ребенка. Это не может быть реальностью! Должно же произойти хоть что-то! У этой идиотки может случиться выкидыш, в конце концов! Или, может быть, Снежная Королева сделает аборт? Неужели она всерьез собирается рожать ребенка от Ромки?
Это было непостижимо. Катя не могла плакать, не могла радоваться. Целыми днями она тупо смотрела в стенку, пытаясь придумать, что делать с этим событием. Иногда еще посещали приступы внезапной злости — на себя, на Ромку, на Анжелику, на жизнь… короткие и яростные, завершающиеся слабостью и бессилием. Катя вновь и вновь прокручивала в голове тот разговор с Ромкой… выражение его лица, когда он сообщил про беременность своей любовницы. Глупое, счастливое выражение лица… О Господи! Его радовало то, что он станет отцом. Отцом ребенка чужой женщины.
Катя по-прежнему рылась в вещах Ромки каждое утро, пока он мылся в ванной. Она была мазохистски удовлетворена, когда обнаружила в бумажнике мужа два билета на «Машину Времени». Это было доказательством правильности ее мучений. Он собирался пойти на концерт со Снежной Королевой. У них двоих была какая-то своя жизнь. Свои развлечения и свой будущий ребенок.
В какой-то момент Катя почувствовала, что не в силах одна нести этот груз. Подруга Ирка выслушала скупую Катину речь, закурила, задумалась.
— Если хочешь, изобьем ее, — предложила она наконец.
— Что? — встрепенулась Катя.
Она, конечно, отмахнулась от этого соблазнительного предложения, посмеялась даже над ним… но в голове у нее оно засело крепко. Мало-помалу созрел и план.
В Катиной группе учился некто Олег Петров — невысокий лохматенький блондинчик, довольно смазливый. Катя не обратила бы на него никакого внимания, но… вот странность — он обратил внимание на Катю. Подшучивал над ее обручальным колечком, иногда подсаживался на лекциях, а однажды спросил впрямую, почему Катя такая замкнутая, неужели ее никто не интересует, кроме мужа. «Может, сходим куда-нибудь?» — предложил как бы между прочим. Кате он был неприятен — эта его смазливость, светлые волосы и особенно — родимое пятно на правой щеке. Но сейчас… Катя тщательно обдумывала каждое слово, прежде чем завести разговор с Олегом. Она даже записала текст своей речи на бумажке. «Понимаешь, у меня есть одна проблема… Если бы ты помог мне ее решить… Ты мне кажешься самым подходящим из всех, и я не прочь пообщаться с тобой поближе… Все это мне нужно вовсе не потому, что я так люблю своего мужа, просто женщины странные создания, и я не исключение… Ничего особенного тебе делать не нужно… Видишь, как я доверяю тебе!» Текст был написан и тщательно запрятан (под ковер) — Катя начала сближение с Олегом. Все должно было получиться так, как надо.
* * *
Анжелика позвонила Роману на работу с просьбой срочно встретиться. Было девять утра, Роман только что занял свое рабочее место — и в ответ на его вопрос: «В первой половине дня?» — Анжелика заявила категорически: «Прямо сейчас».
Тридцатью минутами позже они сидели в «Барракуде» на Лиговском, и Анжелика делала вид, что с преувеличенным интересом разглядывает давно знакомые ей фанерные макеты рыб.
— Я буду краткой, — заявила она наконец, резко переведя взгляд на дымящуюся чашку капуччино. — Я хочу, чтобы ты абсолютно искренне ответил на два моих вопроса. Это очень важно для меня.
Роман вздрогнул.
— Спрашивай, — сказал он осторожно, внутренне готовясь к худшему.
— Ну да, — Анжелика энергично мешала сахар в чашке — загребущими движениями к себе. — Вы спрашиваете — мы отвечаем. Легко. — Это была прежняя Анжелика — уверенная в себе, ироничная, с презрительной усмешкой в уголках губ. Она менялась так стремительно, что Роман не успевал следить за этими переменами. — Мне не нравится твоя отчужденность. Твое недоверие ко мне. Ты что, в чем-то подозреваешь меня?
Роман нервно отправил свою ложечку по кругу, но, поймав уничтожающий Анжеликин взгляд, передумал и принялся подражать ей — грести ложкой на себя.
— Я подумал… Просто мне пришла в голову мысль, что, может быть, ты ведешь двойную жизнь.
Анжелика сощурилась, откинулась на спинку стула.
— Какую жизнь?
— Двойную.
— Конечно. Я — агент ноль-ноль-семь. Ты не знал?
— Я просто подумал…
— Меня зовут Бонд, — произнесла она надменно, растягивая концы фраз. — Джеймс Бонд. Размешать, но не взбалтывать.
— Извини, — тяжело вздохнул Роман. — Я действительно так почти ничего и не знаю о тебе.
Анжелика подняла левую бровь вверх — еще один ее великолепный жест.
— Ты можешь спросить обо всем, что тебя волнует.
— Иногда ты очень здорово уворачиваешься от прямых ответов.
— У меня такая манера общаться. Ты не умеешь читать между слов?
— Боюсь, что я могу прочитать что-нибудь не то. Мне просто пришла в голову мысль, вдруг ты еще общаешься с Сашей. Что у тебя две жизни.
— У меня двенадцать жизней, — изящным движением она поднесла к губам чашку с кофе, сделала небольшой глоток. — Сейчас я проживаю девятую. Так вот, — Анжелика тихо звякнула чашкой о блюдечко, — первый вопрос. Если когда-то сложится какая-то двусмысленная ситуация, если кто-то будет что-то говорить тебе про меня, а я скажу, что это не так, ты поверишь мне?
— Я никогда никому не верю на слово. Я верю только фактам. Я стараюсь сопоставлять факты и делать выводы.
— Так вот я тебя прямо спрашиваю: если сложится такая ситуация и ты не сможешь сделать выводы из фактов, если ты не будешь знать точно — ты поверишь мне?
Она смотрела ему прямо в глаза — пристально, серьезно, испытующе.
— Я тебе верю, если это вопрос, — сказал Роман. — Верю настолько, насколько позволяют факты. Я не могу быть уверен.
— Я поясню свой вопрос, — Анжелика вновь отхлебнула кофе, вновь звякнула чашкой. — Речь идет о том, доверяешь ли ты мне. В противном случае наши отношения не имеют смысла. Это очень важный вопрос.
Роман не был готов к такому разговору, она застала его врасплох. Ему пришлось мобилизовать все свои силы, чтобы быть правдивым.
— Я понял, — сказал он после паузы. — Я отвечу: я буду верить тебе, если факты не будут напрямую свидетельствовать об обратном. Я очень хочу верить тебе.
— Хорошо, — Анжелика улыбнулась коротко. — Тогда еще один вопрос. Вот мы с тобой сняли квартиру…
— Да.
— Ну и? — она резко крутанула чашку вместе с блюдцем, бежевое облачко пены колыхнулось и поплыло по кругу. — Иногда меня посещает мысль, а нужно ли было вообще ее снимать? Все равно мы фактически не ночуем там.
Нужно было как-то сказать ей это мягче… про пустоту и холод… Роман напрягся, соображая.
— Анжелика, понимаешь, у меня сейчас очень тяжело с деньгами. Я очень много работаю, но денег все равно нет. Я не хочу брать из уже отложенных. Я хочу купить машину весной.
— Я понимаю, — скептически улыбнулась Анжелика.
— В квартире многого нет, — продолжал Роман. — Нужны подушки, посуда, нормальная кровать, в конце концов. Сейчас у меня нет денег, чтобы купить это. Я не могу спать в таких условиях. Ты, может быть, нормально это переносишь, а я нет. Я привык к комфорту.
— Я тоже привыкла к комфорту, — сказала Анжелика. — Но я легко могу отказаться от многого.
— А я вот не могу спать головой на мыши, — заявил Роман.
— Я хотела спросить: мы когда-то будем ночевать в этой квартире вдвоем? — спросила Анжелика прямо.
— Да, — сказал Роман. — Тогда, когда я все устрою там так, чтобы мне нравилось.
— Понятно, — она отодвинула от себя чашку, встала, улыбнулась, потянулась за пальто. — That’s all. Это все, что я хотела услышать. Спасибо.
Роман вдруг понял, что все еще любит ее — такую. Вот такую — уверенную в себе, отстраненную от него, надменную, высокомерно улыбающуюся… готовую в любой момент приласкать или оттолкнуть…
— Я хотел бы быть с тобой всегда, — сказал Роман. — До конца жизни. Чтобы ты была где-то рядом.
— Я не спрашивала, но спасибо, что сказал, — произнесла Анжелика.
— Я очень боюсь испортить тебе жизнь, — признался Роман.
— Да что ты! Даже если ты захочешь, тебе это вряд ли удастся.
— В итоге, наверно, я испорчу жизнь и тебе, и Катерине, — вздохнул Роман.
— О чем ты?
— Я до сих пор не знаю, как мне быть. Я не могу выбирать между вами. Я хочу быть с обеими.
— И не надо ничего выбирать, — сказала Анжелика уверенно. — Мы же никак не пересекаемся в твоей жизни.
— Выходит, что пересекаетесь. Понимаешь, у нее в глазах такой страх. Она сама выросла без отца…
— Я тоже выросла без отца, и что из этого? — спросила Анжелика холодно.
— Она очень боится, что то же самое случится с нашим сыном. У меня самого была полноценная семья. В провинции гораздо меньше неполных семей, чем здесь, в Питере. Когда я узнал, что Катин отец оставил их с мамой, я считал его последним ублюдком.
— У тебя очень примитивный взгляд на вещи, — скептически заметила Анжелика.
— А ты… — Роман запнулся и отвел глаза, — ты не боишься, что твой ребенок вырастет без отца?
— Который ребенок? — подняла брови Анжелика. — У меня их вроде уже как почти двое. — Сделала паузу, посмотрела в окно, в который раз за сегодня пожала плечами. — Я привыкла относиться к жизни легко.
«Я заметил», — хотел сказать Роман. Но промолчал.
* * *
Они сидели в машине около Анжеликиного дома, и Анжелика опять тянула время. Это становилось обычаем, ей так хорошо удавалось это. Она вела длинные, изматывающие разговоры, она цеплялась к словам… Она умела удержать Романа намного дольше, чем он рассчитывал. Чтобы попасть домой вовремя, ему нужно было начинать провожать Анжелику часа за два до конечного срока — иначе ненароком сказанная его фраза повергала их обоих в состояние тягуче бесконечной беседы. И беседы эти были все об одном и том же.
— Анжелика, я должен ехать, — сказал Роман, прерывая очередной ее монолог. — Я обещал сегодня быть рано.
— И что?
— Я привык выполнять свои обещания.
Она капризно поиграла бровями — подняла их вверх, опять опустила. Из-за надвигающейся темноты эмоции менее ярко отражались на ее лице.