— Так это. Вы оба поедете со мной. Отправимся немедленно, пусть он спит, так даже лучше.
— Ты что, с ума… Да разве это возможно?!
— А в чем проблема? Соберем его вещи и любимые игрушки, сядем в машину — и через пять часов будем на месте. Вероника, задумайся, ведь это самое лучшее решение для всех… нас.
Нас? А кто такие «мы»? Вероника открыла рот и немедленно его закрыла. В груди разгоралось иное пламя — пламя ярости.
— Понятно. Вот, стало быть, к чему все это было? Цыплята в белом соусе, постирушки, продукты в холодильнике, «ты-так-устала-Ве-роника-позволь-я-поухаживаю»… Думал, я размякну и соглашусь на все?!
— Вероника, я…
— … А заодно, чтобы не тратить время, можно и переспать со мной, не так ли? Очень удобно, днем я ухаживаю за Джеки, ночью увеселяю его отца… Няня и подстилка в одном флаконе. Не дождешься!!!
Она бушевала, не давая Джону и слова вставить, а в груди разгоралась горькая обида. Как она могла поддаться на все эти пошлые уловки?! Подумать — просто представить на секунду! — что Джон Леконсфилд испытывает к ней настоящие чувства! Неудивительно, что он так быстро овладел собой. С самого начала он действовал согласно своему тайному плану!
— Вероника!!!
Она в бешенстве полыхнула на него синим пламенем глаз, уже налитых слезами, и увидела, что лорд хмурится.
— Я не собирался соблазнять тебя, а потом использовать. Это не мой стиль, знаешь ли. Кроме того, будь это так, я бы не остановился на полпути. Я довел бы дело до конца, как привык поступать во всем.
— Еще лучше! Изнасиловал бы меня, да?
— Да, если тебе проще называть любовный акт этим словом.
— Ага! А потом я, расслабленная и благодарная за бесподобную ночку, пала бы к твоим ногам и молила о счастье сделаться твоей наложницей и служанкой? Джон чуть улыбнулся.
— Если бы я мог этого добиться всего лишь одной ночкой, как ты выражаешься, я бы этим гордился.
— Ты невозможен!
— Я честен. Вероника, постарайся остыть хоть на минуту и рассудить здраво. В машину мы можем сесть уже через час, еще пять часов — и рассвет мы встретим в Дартмуре, всю дорогу вы с Джеки можете спать.
— Интересно, сколько же времени ты отводил на секс со мной? Десять минут? Полчаса? Потом быстренькое изложение твоих планов, моя капитуляция — и отъезд… Так? А что, если бы мой оргазм затянулся? Ты бы попросил меня поторопиться?
Теперь Джон расхохотался.
— Ты неподражаема. Но на подобный убийственный вопрос нужно отвечать честно. Так вот, я был застигнут врасплох случившимся, Вероника. Для меня это неожиданность, как и для тебя. Я собирался просто предложить тебе поехать со мной и пожить в моем доме, пока Джеки не привыкнет ко мне. А потом я к тебе прикоснулся и…
— … И не смог справиться с собой. Не неси чушь, Джон Леконсфилд! Ты взрослый мальчик, пора юношеского онанизма в женской раздевалке осталась далеко в прошлом, пора отвечать за свои действия!
— Только не в твоем случае. Глядя на тебя, я все чаще думаю о судьбе… или роке.
Серые глаза глядели на нее нежно и задумчиво, и от этого переворачивалось в груди сердце. Вероника не знала, что и думать. Неужели можно так врать? Вот так, глядя в глаза?
Всю неделю, сталкиваясь руками, они вздрагивали, как от удара током. Всю неделю в воздухе висело странное, томительное напряжение, подспудно перераставшее в какую-то сладострастную истому. Вероника это чувствовала, но вот чувствовал ли Джон? Кто она для него?
— Лучше бы я сразу легла спать! Не надо было сюда приходить!
— Но ты пришла. И откликнулась на мой призыв. Даже больше, чем откликнулась.
Вероника снова залилась краской, вспомнив волны блаженства, гуляющие по всему телу, вспомнив жадные, бесстыдные и прекрасные прикосновения этих могучих рук, так спокойно лежащих сейчас у него на коленях.
Он зажег в ее крови огонь, и Вероника Картер понятия не имела, чем его погасить. Вернее, кажется, имела. Но ни за что на это не согласилась бы!
— Извините! Прошу прощения, ежели моя распущенность порушила ваши лордские планы!
— Я не думал в тот момент ни о каких планах, синеглазая злючка! Я просто не мог остановиться, точно так же, как и ты.
— Ошибаешься! Я остановилась!
— И я до сих пор не понимаю, почему?
— Потому что опомнилась! Пришла в себя! Поняла, что на самом деле я тебе безразлична!
— Серьезно?
— Да, и нечего ухмыляться! Возможно, ты удивишься, но для меня мораль — не пустое слово, а вот ты не узнаешь ее, даже если она выскочит из кустов и даст тебе по голове!
— Выходит, я был просто не слишком сообразителен и неправильно истолковал твои сигналы. Я по глупости предположил…
— Ты меня просто поймал в момент слабости. Я устала. Вкусный ужин, много красного вина, свечи на столе… Я не люблю тебя, Джон, и, более того, мне противны мужчины, которые беззастенчиво используют женщин в своих целях, а потом выбрасывают их за ненадобностью, как… как перегоревшие лампочки!
— Лампочки?!
— Да, лампочки! Пощелкал ими, они зажглись, потом перегорели, и ты их выкинул!
— Так ты зажглась?
— Дурак несчастный! А о своем решении проблемы можешь забыть!
— Ты считаешь меня негодяем.
— Да, считаю.
— Но ведь все, что ты обо мне знаешь, рассказала тебе Марго. Может, стоило бы узнать кое-что и из первых рук?
— Я знаю только то, что ты меня пытался соблазнить.
— Да, и что из этого? Ты красива, привлекательна, с тобой хочется быть рядом, заниматься любовью… Это что, преступление — хотеть красивую женщину? Мы прожили вместе, в одном доме, целую неделю, а я ведь не каменный. И это вовсе не значит, что я бросаюсь на каждую смазливую бабенку или что я был неверным мужем.
— Но ты БЫЛ неверным мужем! Марго рассказывала.
— И ты ей поверила. А что, если усомниться в этом на секунду? Ведь ты знаешь свою сестру, знаешь ее характер. Какой она была в детстве? Никогда не врала? Не обманывала родителей? Не сваливала на тебя вину за свои проступки?
Вероника нахмурилась. Именно этим и занималась Марго всю жизнь.
— Ну… бывало.
Джон горько кивнул, сказанное его не удивило.
— А теперь скажи, какой у нее был характер? Спокойный, добрый, ровный? Вспыльчива она была или уравновешенна?
Он загнал ее в угол. Вероника вяло огрызнулась:
— Не хочу говорить. Она мертва, а о мертвых…
— … или хорошо, или ничего. Древние знали толк в людской натуре. Я уважаю твои чувства, Вероника. Ты защищаешь сестру просто потому, что она твоя сестра. Но будь честной. Ты ведь уже знаешь, что она попросту украла моего сына и скрывала его от меня. Она наврала тебе, что я мертв. Все это значит только одно: она могла наврать и насчет всего остального. Ты меня плохо знаешь, не спорю, и я вполне могу оказаться бессердечным бабником и бессовестным негодяем, но скажи мне честно — неужели я и впрямь плохой отец? Неужели я не люблю своего сына?
Вероника отвела взгляд и прошептала:
— У тебя бизнес… Ты подолгу не бывал дома.
— Но ты не знаешь наверняка. А что, если я невинен, как ангел? Вдруг пострадавшая сторона — это я? Почему ты не даешь мне возможности оправдаться, отвести от себя обвинения Марго?
— Потому что я не могу рисковать психикой Джеки! Откуда, я знаю, что ты станешь делать, если мы приедем к тебе домой! У себя в Дартмуре ты наверняка царь и бог, местный судья будет на твоей стороне, да и вообще все будут за тебя… Может, ты меня вышвырнешь из замка на второй день? Не дашь мне с Джеки видеться?
— И навсегда его потеряю? Я же не идиот, Вероника. Ты — залог моего успеха, ты и только ты. Поедем? У тебя появится возможность выяснить, что я за человек.
— Нет!
Она отпрянула, потому что ее очень испугала такая возможность. Вероника Картер несколько минут назад уже имела возможность убедиться, как велика сила притяжения, исходящая от Джона Леконсфилда, и дальнейшее изучение этого вопроса в ее планы не входило. Она не желала превращаться в рабыню.
— Я не хочу уезжать! У меня здесь работа… друзья… вся жизнь!
— Я поговорю с твоим боссом.
— У меня нет босса. Я сама себе хозяйка.
— Тем более, без проблем.
— С проблемами! Я не могу послать псу под хвост все, чего добилась за годы. Я остаюсь.
— Но Джеки уедет.
— Через мой труп!
— Не думаю, что мне понадобится заходить так далеко. Достаточно иного.
Он медленно, не сводя с нее глаз, расстегнул брюки. Вероника метнулась к стене и замерла, дрожа от ужаса и возбуждения. Только сейчас до нее дошло, что в припадке страсти она почти сорвала с Джона рубашку, и теперь ее глаза неотрывно смотрели на могучий торс мужчины. Она вспомнила ощущение его теплой кожи… его прерывистое дыхание… его силу…
— Не смей этого делать, Джон Леконсфилд!
— Не знаю, о чем ты, но в этом доме я вообще ничего больше делать не буду. Если ты отказываешься собрать вещи Джеки, я пойду и сделаю это сам.
С этими словами он спокойно заправил рубашку в брюки и снова застегнул их. Вероника вновь ощутила себя непроходимой идиоткой.
— Ты не знаешь, где что лежит.
— Так помоги мне.
Она беспомощно смотрела на мерзавца.
— Я его опекаю. Я решаю, что с ним будет. Если ты захочешь забрать его силой, я вызову полицию.
— Давай. Вызывай. Правда, у меня на руках свидетельство о рождении Джека Сэмюэла Леконсфилда, а также свидетельство о браке с Марго Картер и свидетельство о ее смерти, так что полиция вряд ли сможет меня остановить. Ты, конечно, можешь обвинить меня в насилии, и тогда Джеки заберут в приют до полного разрешения дела через суд, а что это для него будет означать, ты и сама знаешь. Не говоря уж о том, что я тебя за это просто уничтожу. Вероника, он мой, формально и… морально, ты это знаешь. Не надо превращать нашу жизнь в ад. Ни его жизнь, ни твою, ни мою.
— Ты этого не сделаешь!
Джон устало посмотрел на нее и очень тихо сказал:
— Сделаю.
— Ты… ты… варвар!
— Нет. Не я. Это ты дикая кошка. Я предлагаю тебе уехать вместе с нами и остаться с Джеки, отказываешься ты. Выбирай: едешь с нами или остаешься одна, причем из дома тебе придется убраться. Что тебя смущает? Отнесись к этому, как к отпуску, к отдыху в одном из древнейших и живописнейших графств Англии. Мне нужен мой сын, а я нужен ему. Он нуждается в отце, в мужчине. Что ты будешь делать, когда придет время научить его играть в футбол, например?
— Я умею играть в футбол!
— Вот дома и посмотрим. А когда Джеки ко мне привыкнет, ты сможешь вернуться к друзьям, работе и прежней жизни.
Как же он хладнокровен! Как спокоен и уверен в себе!
— И что мне это даст?
— Жизнь с Джеки. По крайней мере некоторое время. Возможность мирно сосуществовать со мной. Жить в моем доме, получать все необходимое и даже сверх того.
— Это ловушка, только я не понимаю…
— Когда ты вернешься, у тебя будет достаточно денег, чтобы начать свой бизнес или вообще ничего не делать. Как видишь, выбор за тобой. Я вовсе не давлю, на тебя.
— Не давишь?! Да разве у меня есть этот выбор! Ты все прекрасно понимаешь, жестокий ты человек, феодал несчастный, ты заставляешь меня бросить все, разрушить всю мою жизнь!
— … и даю тебе Джеки. А жизнь… ее ведь никогда не поздно начать сначала. Через пару месяцев ты вернешься.
Она задохнулась от возмущения. Этот наглый лорд, этот самоуверенный барон ошибается! Джеки не сможет привыкнуть за два месяца, он вообще не сможет привыкнуть!