— Эти родственники ни разу не поинтересовались, где, как и с кем живет малышка, — прервал ее Эрнест. — Своих детей, насколько я знаю, у них нет. Жена Генри, женщина в высшей степени достойная уважения, старалась не иметь с ними никаких дел. Их высказывания в отношении воспитания детей приводили ее в ужас. Не думаю, что она одобрила, если бы ее драгоценная крошка стала жить с ними. — Эрнест замолчал, а затем продолжил непривычно хриплым голосом: — Я не застал Генри в живых, но мне передали, что он умолял не допустить, чтобы Эва попала к ним.
— Но ты ведь не вправе распоряжаться судьбой чужого ребенка!
— Нет, вправе. Генри перед смертью успел отдать необходимые распоряжения, так что теперь я опекун Эвы.
— Но тебе придется нелегко… У тебя ведь тоже не та работа, где можно отсидеть с девяти до пяти и со спокойной совестью отправиться домой.
Глубоко вздохнув, Эрнест откинулся на спинку кресла, печально улыбнувшись Мейбл.
— Да, дорогая, мне многое надо обдумать. Ты не против, если мы сменим тему?
Она согласно кивнула.
— Да-да, разумеется. Извини. Конечно, это совсем не мое дело…
В этот момент где-то в недрах виллы зазвонил телефон. Эрнест вышел, и Мейбл услышала, как он взял трубку. Разобрала она и первую произнесенную им фразу:
— А, Кэтрин, привет. — И Эрнест надолго замолчал, видимо слушая, что говорит его собеседница на другом конце провода.
Мейбл замерла, чувствуя, как в ее душе бушуют самые противоречивые страсти, вызванные звонком и беседой, которую она не могла слышать, но о содержании которой строила всякие терзающие душу предположения. Конечно, звонила та самая красотка, что подошла к их столику в ресторане.
На свете полно несчастий, а я переживаю по столь ничтожному поводу! — пыталась образумить себя Мейбл. Тишина и покой царят только здесь, на этом крошечном кусочке суши. А там, за темнеющей, окрашенной отблесками закатного солнца линией горизонта, лежит совсем неблагополучный мир, в котором погибают люди, оставляя сиротами таких девочек, как Эва. Какого черта я сижу сейчас здесь, на террасе, увитой плющом, и изматываю себя бессмысленными страданиями по поводу бывшей подруги Эрнеста?
Встав, Мейбл подошла к перилам и облокотилась на них, уставившись невидящим взором на море. В оливковых зарослях трещали цикады. Эрнест вернулся на террасу и молча уселся в кресло. Мейбл повернулась к нему лицом, стараясь не думать о состоявшемся только что телефонном разговоре.
— Ты предложил, чтобы мы сегодня больше не обсуждали будущее Эвы, — прервала она затянувшееся молчание. — Тогда… о чем же мы будем говорить?
— Может, о том, что произошло неделю назад? — тихо предложил Эрнест.
— Нет! — поспешно ответила она, пожалуй, даже чересчур поспешно. — Знаешь, Эрнест, я постаралась все забыть.
— А я нет, — мягко, но настойчиво возразил он. Теперь Эрнест стоял совсем рядом от нее, и даже в сумерках было видно, как его пронзительный взор неотрывно следит за выражением ее лица. — И если полагаешь, что я не воспользуюсь поистине чудесным стечением обстоятельств, то ты просто сошла с ума.
— Что ты имеешь в виду? — встрепенулась Мейбл.
— Нашу встречу на этом волшебном острове, — объяснил он.
— Она так много для тебя значит?
Глаза его сверкнули.
— Да. И если думаешь, что я упущу возможность разобраться в наших отношениях раз и навсегда, — вкрадчиво произнес Эрнест, — значит, ты меня плохо знаешь.
Сердце Мейбл бешено забилось, но она смотрела прямо в глаза стоящего рядом мужчины.
— Ну и как ты собираешься разобраться?
— Может, для начала мне стоит извиниться? — предположил Эрнест. — Признаю, той ночью я повел себя, как последний идиот, помешанный на сексе. Но в свое оправдание могу сказать лишь одно: когда я вижу тебя, то мгновенно обо всем забываю, буквально теряю голову…
— Эрнест…
— Нет, не перебивай, выслушай меня. Клянусь, я ничего не планировал. Я вовсе не считал, что ты из тех, кто не заставляет себя долго упрашивать. Единственная мысль, которая тогда мной владела, — это мысль о том, как давно я мечтал о близости с тобой.
— Признание чистое, как первый снег. — В словах Мейбл звучала плохо скрытая издевка.
— Нет-нет, послушай. Я много думал о том, что произошло два года назад на этом самом острове. Знаешь, ведь я не поверил ни одному твоему слову в отношении Леопольда. Мне кажется, я не поверил бы даже собственным глазам, если бы находился в твоей спальне в тот момент, когда этот мерзавец…
Мейбл бросило в жар.
— Эрнест, я не желаю об этом говорить!
— Да, ты можешь обвинить меня в цинизме. Но я такой, какой есть, и особой доверчивостью не отличаюсь. Предпочитаю подозревать самое худшее, пока его не опровергнет «просто плохое». — Эрнест криво улыбнулся, наблюдая за смятением, отразившимся на лице Мейбл. — Дорогая, но сейчас я готов молить тебя о прощении. Неужели не видишь?
На глаза Мейбл навернулись слезы. Она готова была верить, что Эрнест искренен, что раскрыл перед ней душу… Но он ведь пока не избавился от своих подозрений. Ей вновь захотелось обнять его и прижаться к нему всем телом, однако гордость заставила остаться на месте. Эрнест не доверял женщинам, вот в чем заключалась проблема. Наверное оттого, что мать, бросив его в раннем детстве, нанесла его психике тяжелую травму. Что касается самой Мейбл, то и она была не слишком-то склонна верить мужчинам. Поэтому им вряд ли суждено договориться.
— Я тебя ни о чем не просила, — преодолевая неловкость, с трудом выдавила Мейбл. — А та ночь… — Она приняла равнодушный вид. — Забудь ее, Эрнест. Я тоже во многом виновата. А ты… ты вел себя типично по-мужски. Давай все оставим в прошлом и простим друг друга.
Глаза Эрнеста загорелись гневом.
— Типично по-мужски? — сухо переспросил он. — Ну, Мейбл, если у тебя такое низкое мнение о мужчинах, я могу это исправить…
Шагнув, он порывисто обнял ее и прильнул губами к нежным женским губам. Мейбл затрепетала, чувствуя, что не в силах противостоять этому человеку. Но если он поймет, что небезразличен ей, она пропадет безвозвратно.
— Не бойся, — хрипловато промолвил Эрнест, отстраняясь. — Я не стану навязываться, тем более — принуждать тебя, Мейбл. Да, я хочу тебя, но готов ждать, пока ты не ответишь мне взаимностью. Может, я и заблуждаюсь, но мне кажется, что я добьюсь своего.
Он еще раз поцеловал ее, вложив в поцелуй весь свой неутоленный голод, всю с таким трудом сдерживаемую страсть. В отчаянии закрыв глаза, Мейбл откликнулась на поцелуй, отдаваясь влечению, бороться с которым была не в силах…
6
Казалось, поцелуй длился вечность. Наконец объятия Эрнеста стали слабее, и Мейбл высвободилась из его рук. Она с отчетливой ясностью поняла, что влюбилась, а вот этого-то ни в коем случае нельзя было допускать. Теперь из-за собственного безрассудства она стала бесконечно ранимой и беззащитной перед этим человеком…
В воздухе повисло напряженное молчание, чреватое грозой. Мейбл задыхалась, ей казалось, что она вся горит. Лицо Эрнеста, напротив, было непроницаемо, серые глаза смотрели холодно и отстраненно.
— Хотелось бы мне знать, что за мысли бродят в твоей голове, Мейбл.
— Не понимаю, о чем ты… — Нет, она все прекрасно понимала, но сознаться в этом не могла.
— Вот как? От тебя веет то жаром, то холодом, — промолвил Эрнест. — Стоит мне поддаться искушению обнять и поцеловать тебя, как ты меня тут же отталкиваешь.
— Я не просила целовать меня! — запротестовала Мейбл, в отчаянии обхватив руками плечи. — Может, ты просто… просто не осознаешь, какое воздействие на меня оказываешь?
— Спасибо за комплимент, даже если ты и не собиралась отпускать его в мой адрес. — Эрнест преувеличенно вежливо подвел ее к креслу и помог усесться. — Никак не пойму, чего же ты хочешь. Давай уж начистоту: ты играешь со мной, чтобы возбудить во мне еще большее желание? Если да, так помоги мне, Мейбл, не заставляй меня страдать. Чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы мы стали любовниками или оставались друзьями?
Какой ужас! — думала Мейбл. Выходит, он считает ее опытной сердцеедкой, которой доставляет извращенное удовольствие «завести» мужчину и в решающий момент упорхнуть из его объятий!
Чувство собственного достоинства не позволяло ей сказать правду. Да и как бы все это выглядело, попытайся она это сделать? «Знаю, ты считаешь меня кокеткой, гоняющейся за чужими женихами, но вообще-то я девственница и к тому же смертельно боюсь по-настоящему влюбиться в тебя. О Господи, да чего скрывать, я уже влюбилась! Мне очень хочется лечь с тобой в постель, но я не решаюсь, ведь ты меня не любишь. И в результате мое сердце будет разбито…»
Нет! Только не это! Она не может пойти на подобное унижение.
— Просто друзьями, — услышала она свой голос словно издалека.
На самом деле ей хотелось ответить честно: «И любовницей, и другом». Если бы только Эрнест не судил о ней столь предвзято, она бы попробовала быть с ним откровенной.
— Я тебе не верю, — отозвался Эрнест.
Мейбл пожала плечами.
— Зачем тогда спрашиваешь?
Наступила тягостная пауза. Чтобы заполнить ее, Мейбл осушила до дна бокал, что держала в руках. Эрнест отправился за новой бутылкой. Налив ей еще вина, он сел рядом, задумчиво вертя в руках свой бокал с бренди. Не выдержав, он заговорил:
— Ну и как прошло твое свидание?
— О чем это ты?
— Помнишь, прежде чем повесить трубку, ты сказала мне, что торопишься на свидание. — В тоне его сквозило скрытое раздражение.
— Мне кажется, это тебя не касается.
— Может быть, и так, но я на редкость любопытен. Звонил твой давний приятель? Я что, пытаюсь вломиться на чужую территорию? Или в последнюю минуту ты испытала угрызения совести? Я имею в виду ночь, которую мы провели вместе.
Мейбл посмотрела на него с таким презрением, что он явно смутился.
— Ты был прав, говоря о собственной подозрительности. А твои связи, конечно, в расчет не принимаются, да? — с издевкой спросила она.
— Какие связи?
— Только не делай вид, будто между тобой и Кэтрин Кассел ничего нет. В ресторане она готова была броситься тебе на шею. И бросилась бы — не будь меня рядом. Неужели ты считаешь меня полной идиоткой, Эрнест?
— Нет, не считаю, — отрезал он. — Но мне приятно, что ты меня ревнуешь.
— Вовсе нет! С чего ты взял?
— Если не знаешь ревности, то ты счастливейший из людей, живущих на свете. Ревность пожирает человека изнутри. Послушайся доброго совета: никогда не ревнуй. — С этими словами он поднялся и, протянув ей руку, сказал: — Ну, идем, дорогая, посмотрим, что нам приготовила Клара.
Ужин был прост, но восхитителен. Ароматная жареная свинина с овощами, а на гарнир — отварные рис и картофель.
За столом Эрнест старался беседовать исключительно на нейтральные темы, и Мейбл поддерживала разговор, радуясь, что возникшее между ними напряжение постепенно спадает. Они обсуждали родных, друзей, и это не несло в себе никакой опасности. Так Мейбл узнала, каким образом Эрнест научился рассказывать детям на ночь сказки. Оказывается, когда его отец женился во второй раз, Надин была совсем еще маленькой девочкой. Эрнест очень привязался к свободной сестренке и всеми силами старался доставить ей радость.