Он теперь знает Джессику Уолш не лучше, чем астронавта на Луне! Я же изменилась не только внешне. Джесси забарабанила по рулю обтянутыми перчаткой пальцами.
Эдди никогда не понимал меня. Самодовольный тупица! Однажды, когда им было по шестнадцать, он сообщил, что пишет фортепьянное произведение для нее. Это заинтересовало и даже польстило, пока она не услышала ту дурацкую вещичку, претенциозно названную «Блюз — Джесс».
Тогда она ничего не сказала, хотя возненавидела его творение, не сразу поняв почему. Благодаря своему ровному, незатейливому ритму и сладкой предсказуемой мелодии, пьеса оказалась отличным символом их отношений. Эдди никогда не признавал в ней сложную личность. Блюз подтверждал: вот вам человек, который не может ничем удивить.
Что ж, Эдди Палмера ожидает сюрприз, если он узнает ее получше. Но она не даст ему такой возможности. Ну нет! Ему предстоит самое быстрое кофепитие в жизни!
Глава 2
Джесси включила мигалку поворота и заехала через каменные ворота на освещенную подъездную дорожку, ведущую к скоплению двухэтажных построек псевдоколониальной архитектуры, одну из которых она называла своим домом. Почти в каждом окне светились свечи и елки, но только не у нее.
Эдди припарковался сзади и выбрался из машины. Уперев руки в бока, он оценивающе огляделся.
— Послушай, Джесс, ты в самом деле поселилась здесь?
— Конечно.
— Но мы же давали обет не жить в кооперативах.
— Когда это было, — усмехнулась девушка, направляясь по тропинке к двери. На пороге постучала ногами, стряхивая снег с сапог, открыла замок, включила свет в прихожей и гостиной. — Вот мы и пришли. Давай свою куртку.
— Спасибо. — Эдди внимательно оглядывал тщательно прибранную комнату и традиционную мебель. — Если оставить сарказм, скажи, почему ты выбрала такое место?
— Это все мама. После смерти отца она устала от возни со старым домом. Он был такой огромный, требовал постоянных ремонтов.
— Верно, но у него было собственное лицо. Как у всех домов в нашем квартале.
Девушка пожала плечами.
— Пойдем на кухню. Там мы можем поговорить, пока будет готов кофе.
— Ты скучаешь по старому дому?
Джесси постаралась сохранить бесстрастное выражение лица:
— Здесь современное оборудование и вообще удобно… Быт без всяких хлопот…
— Я по своему скучаю. У родителей сейчас прекрасный дом, но это далеко не одно и то же.
Он взял у нее банку и, пока Джесси наливала воду в стеклянный кофейник, отмерил ароматный порошок.
— Жалею, что не смог приехать на похороны твоей матери.
— Я тебя и не ждала. Ты гастролировал Бог знает где.
— И все же. Твоя мать была удивительной женщиной. Я хочу сказать: жаль, что она ушла из жизни.
Джесси молча уставилась в его темные бархатные глаза.
— Тебе, наверное, приходится нелегко и тоскливо, особенно накануне Рождества?
— Иногда. Прошло больше полгода, и все же…
Эдди приподнял ее подбородок, заглянул в лицо:
— Я могу чем-нибудь помочь? Можешь на меня рассчитывать…
Хотелось бы Джесси поверить ему, но не получалось. Если бы даже он не обошелся с ней так паскудно, оставив полным обиды сердце, прошло слишком много времени. Они разбежались в стороны и давно уже не друзья, на что бы он сейчас ни претендовал. А предаваться воспоминаниям — ни к чему, какой в этом смысл?
— Пойдем поговорим, пока варится кофе, — холодно предложила она.
Он последовал за ней в гостиную.
— Так расскажи, как ты живешь, кроме того, что играешь на флейте для старика Эндрюса в Вустерском симфоническом?
Джесси присела в кресло, соображая, как реагировать на сарказм, прозвучавший, как ей показалось, в голосе Эдди.
— Наш симфонический, конечно, не твой Детройтский, но тоже кое-чего стоит. — Гость немного смутился, а она продолжила: — Я в основном преподаю. В средней школе и колледже.
— Вот как? В колледже? Значит, ты получила степень?
— Да, по музыковедению.
— Молодчина. — Расхаживая по комнате, Эдди подошел к полке с книгами. — Хотя, что удивительного? Ты всегда прилежно училась. — И опять ей послышался намек на насмешку, однако она в ответ промолчала.
Гость пересек комнату, заглянул в пустой камин, направился к углу, где стоял музыкальный центр.
— Присядь, — попросила Джесси. — От твоего хождения я нервничаю.
— О, извини. — Но, прежде чем сесть, Эдди нажал кнопку стереосистемы, и в динамике зазвучал легкий рок. — Я слышал, Эндрюс уходит на пенсию после рождественского концерта? — Он сел в кресло напротив нее, положил локти на колени и стал постукивать кончиками пальцев друг о друга.
— В общем… Да. У него с сердцем неважно, с прошлого лета участились приступы.
— Жаль. Трудно будет найти ему замену.
— Да. — У Джесси мелькнула мысль, не сказать ли ему, что надеется получиться это место? Но тут она вспомнила намерение не допускать его в свою жизнь. К тому же он вряд ли поймет ее стремление, а главное профессиональную способность занять дирижерский пост. — Ну как? Тебе здесь нравится?
— Для кооператива — ничего. Вполне солидно. Чувствуется прочность. Хорошо, что ты привезла сюда столько мебели из старого дома!
Джесси удивленно вскинула голову:
— Ты помнишь ее?
— Конечно.
Тронутая таким ответом, девушка едва не предложила Эдди осмотреть весь дом, но вспомнила о своем кабинете — бывшей комнате матери. Там висела афиша с портретом ее любимого дирижера — женщины, и были разбросаны записи, относящиеся к предстоящему весной концерту, где, даст Бог, Джесси предстанет за дирижерским пультом. И дело вовсе не в смущении, которое она сейчас испытывала. Просто не желала, чтобы Эдди понял ее амбициозные намерения стать во главе оркестра и начал задавать ехидные вопросы.
— Судя по запаху, кофе уже готов.
Это являлось хорошим предлогом сбегать на кухню. Но и тут, пока Джесси готовила поднос, беспокойство не отпускало девушку. Ну с какой стати Эдди вернулся в Вустер? Почему я не прогуляла сегодня репетицию? И зачем пригласила его к себе?.. Возникало ощущение, будто она сама подожгла бикфордов шнур и теперь ждет, когда все взорвется.
Вернувшись в гостиную, Джесси поставила серебряный поднос на кофейный столик. В ее отсутствие гость переключился на другую музыкальную волну, но по-прежнему расхаживал по комнате.
— Ты все еще кладешь один кусочек сахара? — спросила она.
— Нет, мне без сахара. А кто это?
Эдди держал маленькую фотографию в рамке. От неожиданности Джесси уронила ложечку.
— Его зовут Евгений Горошко. Он потомок эмигрантов, приехавших в Штаты в двадцатые годы.
Эдди усмехнулся:
— Гений?
— Ев-ге-ний, — произнесла она по слогам. — Или Женя. Тоже преподает в здешнем колледже.
— Похоже, твой очередной ухажер?
— Разве когда-нибудь у меня были, как ты выражаешься, очередные ухажеры?
— А как же? Ты уже в десять лет начала подыскивать подходящую партию. Так это мистер Суженый?
— Пожалуй. В нем есть все, что привлекает в настоящем мужчине. — Джесси попыталась дерзко улыбнуться.
— Гм, я и не подозревал, что тебе может понравиться профессор в твиде.
— Почему бы и нет? У нас много общего: работа, знакомые, взгляды на традиционные семейные ценности и другие важные в жизни вещи… Мы оба любим, например, тихие вечера дома.
— А сколько ему лет?
— Только тридцать два. Борода его старит.
Эдди поставил фото на кофейный столик и присел на софу.
— Какой предмет он преподает? Русский язык и литературу.
— В самом деле? Значит, он из русских выходцев! Должно быть, интересный парень.
— Да. — Джесси искала способ отвлечь Эдди от расспросов, касающихся ее лично, поэтому напрямик спросила: — А ты встречаешься с кем-нибудь?
Он улыбнулся.
— Ее зовут Рут Альфан. Мы познакомились год назад в Толидо, где ее снимали для обложки «Вечернего клуба».
— Так она фотомодель?
— Да.
Могла бы и догадаться, усмехнулась про себя Джесси, красотки как раз в его духе. Но вот чего она не ожидала, так это боли, которую вдруг испытала.
— У вас это серьезно?
Ответил Эдди не сразу:
— Может быть.
— Вот как? — Эдди Палмер никогда не относился серьезно к кому бы то ни было. — Как же вы общаетесь с Рут? Как фотомодель она должна бы жить в Нью-Йорке?
— Работает там, но отдыхать часто приезжает к родителям в Толидо.
— О, я знаю, какое это чудесное место на озере Эри, — притворно восхитилась девушка, а про себя подумала: вот причина, по которой он захотел получить место в Детройтском симфоническом! Чтобы быть ближе к Рут… — Хочешь клюквенного пирога? — Дрожащей рукой она протянула тарелку. — Его пекла моя сестра.
— Спасибо, нет. А как поживает Пег?
— Отлично. Поверишь, она ждет уже первого внука.
— Вот как? Хотя, что я удивляюсь! Она же на девятнадцать лет старше тебя… А где она живет?
— В Буффало.
— Это нехорошо, — покачал головой Эдди.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, я надеялся, после смерти матери сестричка не оставит тебя одну.
— Ну я не совсем одна. Хоть Пег и живет и не близко, мы часто навещаем друг друга. У меня есть мои студенты, наш симфонический оркестр, где полно друзей, Евгений — так что скучать мне не дают. — Необъяснимо взволнованная, Джесси взяла фотографию и вернула ее на место.
Они затронули почти все темы, о которых говорят люди после долгой разлуки: дом, работа, дела на любовном фронте. Пора бы ему и уходить. Чего он сидит? И почему хмурится, даже когда улыбается?
— Ну, мне пора в путь.
Он словно услышал ее мысли. А ведь и правда было время, когда они, юные и глупые, верили, что могут читать мысли друг друга. Наверное, и сейчас могут, но далеко не все, слава Богу.
Наступила неловкая пауза. Джесси охватило неясное беспокойство.
— Знаешь, я внимательно изучил твои полки. Неужели хранишь любительские фильмы о школе и первых восемнадцати годах нашей жизни? Невероятно!
— А что такого? Я все сохраняю, даже кадры, которые на восьмимиллиметровке снял когда-то отец. Надеюсь, ты не хочешь увидеть их сегодня? Там ведь часов на восемь, — взмолилась Джесси.
— Нет, конечно, — вздохнув, ответил Эдди.
Он явно расстроился, однако ей было плевать на это. Она не собиралась погружаться вместе с ним в воспоминания. Их дружба кончилась, когда десять лет назад летним утром они проснулись на горе Барс.
— Может, как-нибудь дашь мне кассеты на время?
— Обязательно. — Джесси продолжала стоять, намекая, что визит гостя закончен.
— Если честно, я бы сейчас с удовольствием посмотрел, как мы играли под фонограмму, изображая великих музыкантов. — Он наградил девушку своей самой очаровательной улыбкой.
— Это несерьезно.
— Ну же, Джесс. Сколько мы потратим времени? Три-четыре минуты?..
Она все же стояла на своем:
— Уже поздно, тебе придется подождать до следующего раза, когда я найду пленку… И, должна предупредить, ты можешь разочароваться. В памяти прошлое представляется более привлекательным.
Эдди нахмурился.
— В чем дело, Джесс?
В его голосе прозвучала неподдельная озабоченность. Отвернувшись, но чувствуя на себе пристальный взгляд, девушка тихо ответила:
— Ни в чем.
— Извини, — наконец сказал он после напряженного молчания. — Я, похоже, чересчур настойчив, а?