Он попытался улыбнуться, но не смог. По всему было видно, что ему не по себе. Сэм не знала, куда деть глаза, как теперь разговаривать. Повисла тяжелая пауза. И вдруг послышался продолжительный звонок и голос миссис Эткинс:
– Иду, иду…
– Кто бы это мог быть? – спросил судья не столько потому, что Сэм действительно могла ответить на этот вопрос, сколько из желания разрядить накалившуюся до предела обстановку.
– Да-да, проходите, пожалуйста. – Миссис Эткинс уже приглашала гостя войти.
В следующий момент дверь распахнулась и в кабинет вошел полицейский офицер: невысокий коренастый мужчина лет тридцати на вид.
– Здравствуйте. Прошу меня извинить, судья, но у меня к вам срочное дело.
Сэм готова была благодарить небеса за такой подарок.
– Я уже как раз собиралась уходить, провожать не нужно. Спасибо, что уделили мне время, мистер Эткинс.
Быстро подхватив сумочку, она хотела выйти, но судья ее остановил:
– Подождите, это может касаться Кевина Канингена.
– Именно его это и касается, – кивнул офицер. – Мальчишка опять в полиции, в одном из участков Сан-Франциско. Пытался угнать машину. Нам сказали, что его отдадут только с рук на руки отцу. Я уже был у них на холме, но дом заперт и никого нет.
Судья снова тяжело вздохнул.
– Час от часу не легче. Я мог бы съездить за ним, но сегодня опять слушание по делу Моргана. Эти восемьдесят тысяч копен сена, которые провалились как сквозь землю! Съел он их, что ли?
– Так что нам делать? Дожидаться, пока появится отец? Но они там и так уже рвут и мечут по поводу того, что ребенок провел в участке почти всю ночь.
Судья только руками развел.
– Значит, я отменю слушание. Судье отдадут, никуда не денутся, просто не хотят писать кучу бумажек, необходимых в таких случаях.
Эткинс уже снял трубку, чтобы набрать номер своего секретаря, но тут вмешалась Сэм:
– Подождите. Мне гораздо проще отменить свои занятия в школе, там ничего экстренного. Где можно найти Ричарда? Кто-нибудь может располагать такой информацией у вас в участке? Должны же у него быть друзья!
– Говорят, его часто видят на южных окраинах.
– Где-где? – не поняла Сэм.
– Знаете долину Вайн Кантри?
– Да, конечно.
– Ну вот, а это от моста в противоположную сторону от дороги. Вдоль залива, где раньше был основной порт, теперь заброшенные доки. Ральф, вы его знаете… – офицер обратился к судье, – работал у нас в участке, а потом перевелся в Сан-Франциско. Так вот, Ральф говорит, что там собираются байкеры со всего города и, кажется, Канингена он там тоже видел.
– Так. – Судья решительно нахмурился. – Извините, мисс Уоттенинг, но я вас туда не пущу. Мало ли на что способны эти люди. Я поеду в полицию сам и все улажу.
Сэм была приятна такая забота со стороны Эткинса, но она чувствовала себя виноватой и перед ним, и перед Кевином и потому не могла пропустить такой шанс оказаться полезной хоть в чем-то.
– Ах так это старые доки! – Она махнула рукой, словно знала южные окраины Сан-Франциско как свои пять пальцев. – Мистер Эткинс, я выросла неподалеку и отлично знаю этот район. Там нет ничего страшного, все довольно прилично. Просто люди собираются по интересам, обмениваются опытом, демонстрируют друг другу новые детали, трюки. Я, кстати, знаю несколько человек, проводящих там свободное время. Работали вместе.
Глаза судьи, равно как и полицейского офицера, округлились.
– Мисс Уоттенинг, вы не перестаете меня удивлять. – Эткинс улыбнулся добродушно и радостно, словно только что сделал открытие вселенского масштаба.
И Сэм точно знала почему. Ему было приятно, что Канингены, несмотря на принятое решение, все-таки небезразличны молодой леди, стоявшей напротив.
– Если Ричард там, – продолжила Сэм, – я его найду быстрее, чем вы отыщите нужный вам участок. – Она лукаво улыбнулась, не забыв при этом сохранить на лице выражение беспечной легкости – мол, плевое дело, чего мы там не видели!
– Ну, если вы так уверены, – судья с нескрываемым энтузиазмом пожал Сэм руку, – то буду вам весьма признателен. А то это дело с сеном уже тянется месяцев шесть и все никак. Однако позвоните мне, пожалуйста, вечером. Я буду беспокоиться.
– Хорошо. – Сэм корректно извлекла свою руку из судейской пятерни. – Обязательно. Позвоню сразу, как приеду. Если вас еще не будет дома, то расскажу миссис Эткинс, как все прошло.
Зачем? Это была единственная мысль, которая осталась в голове Сэм, когда та покинула застенчивое розовое здание в узком переулке. О южных окраинах Сан-Франциско она слышала очень много, мягко выражаясь, не радужных историй. Газеты, дающие криминальную хронику, неизменно называли этот район одним из самых опасных в городе. Процент убийств, ограблений, нападений там неизменно превышал все разумные пределы. Одна радость – район уже сто лет был нежилым, то есть случайные люди туда не попадали. Что же касается полиции, то она, исходя из логики естественных последствий, просто закрывала глаза на многие творившиеся там вещи. Если один бандит замочит другого, а его друзья потом расправятся с первым, человечество только выиграет. Сэм очень хорошо представляла себе, на что согласилась. И вот теперь ее мучил вопрос: зачем? Ведь Кевина действительно могли отдать судье без всяких проблем и риска для чьей-либо жизни. И дело с сеном, о котором в Окленде уже ходили анекдоты, тоже не такое уж важное.
Мокрые улицы, еще недавно казавшиеся серыми, теперь зловеще поблескивали, машины, прорывавшие завесу дождя тусклыми при дневном свете фарами, ехали как-то медленно, осторожно, словно опасаясь чего-то. Сэм посмотрела на небо. Нет. Не распогодится. Значит, придется шляться среди доков еще и мокрой насквозь, потому что появиться там с зонтиком – сразу раскрыть карты.
Лет десять назад Сэм была по уши влюблена в одного парня с параллельного курса. Кажется, его звали Тэд. Он писал какое-то исследование о современных субкультурах, в том числе и о байкерах, как одной из новейших форм проявления компенсации чего-то по отношению к чему-то (вспомнить подобные формулировки можно только под дулом пистолета), и однажды в качестве экскурсии предложил Сэм прогуляться вместе с ним в южные доки. Просто посмотреть изнутри, что это такое. Сам Тэд наведывался туда регулярно и знал, как следует подготовиться. Сэм помнила теперь только собственно саму подготовку: ужасный цвет волос, кошмарная прическа, неприлично короткая юбка, кожаный бюстгальтер и сверху куртка, изрезанная так, что не имело смысла ее надевать – все равно одни дыры. И ко всему этому великолепию еще и ярко-оранжевые колготки. Но зато Сэм оказалась на коне. Просто вела себя чуть распущеннее, чем обычно, и никто ничего не заподозрил.
Однако тогда ей было двадцать, а теперь, слава богу побольше. И вообще, нельзя выходить на улицы Окленда в таком виде, экипироваться придется где-нибудь в Сан-Франциско. Там люди привыкли к подобным экстравагантным формам одежды и никто не обратит внимания. Да, не было печали. Еще Сэм знала, что сейчас в доках искать кого-либо все равно бесполезно, потому что народ там собирается ближе к вечеру, а сейчас все спят. Байкеры ночные птицы, придется Кевину подождать до вечера.
И опять в голове возник вопрос: зачем тебе все это? Как ни пыталась Сэм откреститься от ответа на него, но… самообман последнее дело. Нет, не ради Кевина она сегодня будет щеголять по улицам Сан-Франциско в драной джинсовке. Ричард. Теория о неудовлетворенной потребности в мужском внимании, конечно, хороша сама по себе без приложения к практике. Но Сэм, за последние полгода особенно поднаторевшая в самоанализе, за прошедшую ночь пришла к несколько другому выводу. Да, если бы вокруг на десять километров не было ни одного мужчины, то предположение было бы верным. Однако Сэм окружали весьма и весьма привлекательные люди. Охранники в школе, служащие местного суда, с которыми она невольно встречалась в доме Эткинсов, да даже просто прохожие, завсегдатаи клубов и кафе. Окленд оказался очень удобным городом для построения семьи. Но ни один мужчина не привлек внимания Сэм настолько, что ей захотелось завести новый роман. Значит, дело в Ричарде. Чем же он оказался настолько привлекательным? Да еще при такой мощной конкуренции. Сэм тут же вспомнилось бледное лицо, прямой нос, тонкие брови с аккуратным изгибом. Аристократ во всех отношениях. Светлые волосы, которые, вероятно, стриглись самостоятельно перед зеркалом до той длины, которая не мешала бы в повседневных делах.
Сэм вспоминался тот первый миг, когда она увидела Ричарда спящим. Все другие эпизоды как-то сами собой затирались, словно не имели к Канингену никакого отношения. А тот единственный… Картинка стояла у Сэм перед глазами: банка пива и эти широко раскинутые в стороны руки, словно он силился кого-то обнять, но, не найдя любимого человека, так и уснул. Каждую черточку, каждую мелочь память зафиксировала с поразительной точностью.
И вот сегодня наконец не больше не меньше первое свидание. Свидание, которое Сэм назначила себе сама. Что-то подсказывало ей, что лишь однажды она видела настоящего Ричарда, лишь в тот первый день. А все остальное – мишура, маски, натягиваемые больной душой в надежде утешиться и обмануть окружающих. А Сэм хотела видеть того, первого Ричарда. Хотела быть с ним, хотела слышать его голос. Сейчас. Да, хотела. И не нужно прятаться от самой себя. Период монашеского затворничества прошел, молодой сильный организм, переждав время, пока после травмы восстановилась психика, заявил о том, что жизнь не кончена в тридцать лет. Увидев Ричарда, Сэм вновь ощутила потребность хорошо выглядеть, обращать на себя внимание. И еще она вдруг осознала, что опять свободна. За годы, проведенные с Реем, Сэм абсолютно отвыкла от этого столь естественного положения вещей. Раз приучив себя к мысли, что выбор уже сделан, она сперва сознательно, а потом по привычке перестала смотреть на окружавших ее мужчин. И вот мир снова заиграл всеми своими красками. Нет обязательств – и улицы превратились в огромные супермаркеты, где Сэм может выбирать себе кого угодно. Только сердце, кажется, уже определилось в этом вопросе, потому что весь остальной товар обесценился в одночасье.
5
Мост Бей-бридж сегодня был особенно красив и торжественен. Сэм всегда любила его больше, чем знаменитый мост Золотые ворота. Закат плыл над заливом, за окном машины в розовой дымке аккуратными треугольниками маячили одинокие парусники. Облака пылали, устилая небо огненным бархатом. Море, спокойное как никогда, отливало нежно-фиолетовым. Кое-где начинали мерцать звезды, один край неба уже потемнел, словно ночь накинула на него свою темную шелковую шаль.
Сэм, весь день сидевшая как на иголках, дожидаясь вечера, теперь успокоилась. Вид закатного пейзажа вселял в душу надежду. Все не зря. Все не случайно. Нельзя сказать, чтобы Сэм когда-нибудь особенно верила в Бога, но, видя такое великолепие, она невольно задумывалась о том, что оно не может существовать само по себе, без Создателя, как готический собор не может появиться сам собой среди хаоса каменных глыб где-нибудь в горах. А раз Бог есть, значит, мы не одиноки в этом огромном мире. Каждый не одинок, и все, что ни делается, к лучшему. Сегодня Сэм особенно хотелось в это верить, потому что она слишком хорошо понимала – если кто и поможет ей, если кто и разберется во всей этой каше, только Господь Бог. Здравый смысл и логика, на которые она так привыкла рассчитывать, здесь были бессильны, как, впрочем, и вообще в большинстве вопросов, касающихся чувств. Сэм ехала в никуда, ехала ни за чем.