Мелтона можно было назвать циником, но он думал в первую очередь не о себе.
Он вздохнул и обвел мутным взглядом всех подчиненных. По его правую руку сидел Эдуард Салливан, любимчик и гордость всего госпиталя. Как неудачно, что все это случилось именно в его дежурство! Но как хорошо держится мальчик, хотя и несколько бледноват.
Дальше сидела Гортензия Макфлайер, невропатолог больницы, сухая, сдержанная женщина, питающая как и многие другие дамы хантервильского госпиталя склонность к Эдуарду Салливану. Одно время даже упорно поговаривали о том, что между ними что-то есть, хотя она старше его на добрых десять лет.
Доктор Мелтон пожевал губами. Странно, что в голову лезет всякая чепуха в такой ответственный момент.
Альберт Гэлгем, юрист больницы, занимал место слева от главного врача. Этот-то чувствует себя в своей стихии, неодобрительно подумал доктор Мелтон. Сразу видно, обожает разбирательства и хочет блеснуть на показательном процессе. Совсем не думает о том, чем это может закончиться для репутации больницы…
Рядом с Гэлгемом сидел Юджин Фауст, заместитель Мелтона. Вот этот больше походил на сурового судью, чем на врача. Фауст был хорошим специалистом, но его неприветливый нрав и неумение признавать свои ошибки самым отрицательным образом отражались на его карьере. Доктор Мелтон при всем своем уважении к Фаусту и то с трудом терпел его. Однако в таких щекотливых делах Юджин был человеком незаменимым.
– Кажется, все в сборе. Можем начинать, – сказала Гортензия, как только Карен вошла в кабинет. – Будьте любезны, присаживайтесь, мисс Кордейл.
Никто не удивился тому, что доктор Макфлайер взяла на себя роль председателя. Доктор Мелтон не особенно любил выступать, и Гортензия частенько делала это за него. Карен присела на краешек единственного свободного стула. С этого места она могла прекрасно видеть Салливана, и это придавало ей сил.
Доктор Макфлайер принялась монотонным голосом излагать всем известные факты. Карен почти не слушала ее. Сердце колотилось так неистово, что заглушало все посторонние звуки.
– … и теперь мы собрали здесь внутреннюю независимую комиссию, чтобы разобраться с подробностями этой преступной халатности и принять соответствующие меры.
Гэлгем открыл внушительного вида блокнот и приготовился записывать.
– Доктор Салливан, расскажите, пожалуйста, о событиях этой ночи, – обратилась Гортензия к Эду.
Сейчас или никогда.
У Карен перед глазами поплыли цветные круги. Но медлить нельзя, иначе Эд расскажет правду и совершит непоправимую ошибку.
– Доктор Макфлайер, позвольте мне быть первой, – сказала Карен отчетливо.
Пять пар глаз вопросительно смотрели на нее. Лишь в глазах одного человека к удивлению примешивался страх. Страх перед тем, что может сейчас произойти.
Карен сглотнула. Она сделает это ради него.
– Доктор Мелтон, доктор Макфлайер, простите, что я вмешиваюсь, но на самом деле начинать надо с меня. Вчера ночью я не посмотрела карточку миссис Дилан и вколола ей успокоительное, вызвавшее аллергическую реакцию.
И сразу стало легче. Самое тяжелое было позади.
Послышались возгласы, сидевшие за столом люди растерянно оглядывали девушку. Все были уверены в том, что виновник постарается как следует запутать комиссию. Никто не рассчитывал на откровенное признание. Более того, не было еще даже точно известно, что Карен и Салливан были ночью одни в этой части здания.
Карен знала, что сейчас они все придут в себя и начнут задавать ей неприятные вопросы. Не было ничего, что могло бы разрушить ее версию. В больнице не велось никакого видеонаблюдения. Никто не может подтвердить, что роковой укол был сделан Эдуардом Салливаном, а не Карен Кордейл.
Кроме, разве что, самого Эдуарда Салливана.
– Карен…
Она скорее почувствовала, чем услышала его голос. Лицо Эда было смертельно бледно, его пальцы судорожно вцепились в кромку стола.
Пожалуйста, не противоречь мне, молилась она про себя. Молчи. Молчи.
Салливан боролся сам с собой. О, как ясно Карен видела это! Неожиданно перед ним открылся путь к спасению. Она предлагала ему жертву. Примет ли он ее?
Карен стиснула зубы. Капельки пота проступили на лбу. Сколько еще секунд есть у них для этого немого разговора? Чья воля окажется сильнее?
Так будет лучше, Эд, дорогой, твердили ее глаза. Ты должен думать о себе…
Карен, как же так… ведь это неправда… ты не должна, растерянно отвечал он.
Тем временем Мелтон пришел в себя.
– Доктор Салливан, вы подтверждаете слова медсестры Кордейл? – спросил он сухо.
Кое-что из этого судорожного обмена взглядами не ускользнуло от его внимания. И теперь ему очень хотелось услышать Салливана.
Карен перестала дышать. В глазах Салливана промелькнула отчаянная решимость.
– Доктор Салливан, мы вас внимательно слушаем, – напомнил о себе Мелтон.
Эд нервно облизал губы и снова взглянул на Карен. Еще до того как он открыл рот, Карен уже знала, что он скажет. В этом поединке выиграла она.
– Да, доктор Мелтон, – ответил Салливан, и как слабо прозвучал его такой обычно уверенный голос! – Медсестра Кордейл сделала этот укол.
– Я так и знала, что это она! – воскликнула Гортензия Макфлайер с триумфом.
Мужчины поморщились.
– Доктор Макфлайер, я бы попросил вас сдерживаться, – сухо сказал Мелтон. – Это слишком неприятный случай, чтобы отвлекаться на эмоции.
Он принялся что-то говорить, отступив от своей привычки держаться в тени. Карен было все равно. Эд спасен, это самое главное. И теперь у него нет пути назад.
– Мисс Кордейл, потрудитесь объяснить нам события этой ночи, – произнес кто-то, кажется, Юджин Фауст.
Он как никогда напоминал сейчас обличающего судью, но Карен знала, что на самом деле он очень хорошо относится к ней и расстраивается из-за того, что она попала в беду. Не то что Гортензия Макфлайер.
– Я сидела в комнате для отдыха, – спокойно начала Карен. – Зазвонил телефон. Санитар сообщил мне, что пациентке в третьей палате плохо…
– Почему вы находились в комнате для отдыха? – резко спросил Мелтон.
– Я пила чай, – ответила Карен.
– Почему вам звонил санитар, а не из регистратуры? – это уже Гортензия Макфлайер.
– Потому что в регистратуре никого не было.
– А где была мисс Снуч? Она ведь должна была дежурить ночью?
– Джессика отпросилась чуть пораньше. Я обещала, что заменю ее.
Доктор Макфлайер нахмурилась.
– Это не по правилам. Фактически вы были единственным человеком в этой части здания.
– С мисс Кордейл был еще я, – вмешался Салливан. – А внизу дежурили санитары…
– И поэтому вы сочли возможным отпустить мисс Снуч? – Макфлайер повернулась к Эду.
Гэлгем лихорадочно строчил в своем блокноте.
– Я попросила доктора Салливана позволить мне заменить Джессику, – солгала Карен.
– Почему?
– Я хотела подработать. Мне нужны деньги.
Удивительно, как легко одна ложь тянет за собой другую. Карен всегда считала себя неискусной притворщицей, однако сейчас, перед лицом разъяренной Гортензии Макфлайер она без усилий выдумывала одну правдоподобную подробность за другой.
– Изумительно. – Ноздри доктора Макфлайер гневно раздулись. – Нашим медсестрам нужно подзаработать, и они взваливают на себя обязанности целого штата. Кажется, вчера тоже было не ваше дежурство. Вы что, мисс Кордейл, решили заменить собой весь наш персонал?
– Доктор Макфлайер! Будьте любезны воздержаться от выводов! – вмешался Мелтон.
Он был расстроен. Очень расстроен. Случившееся само по себе трагедия, а теперь выясняется, что виновата эта милая девочка. Что на нее нашло? Она всегда была такой аккуратной и внимательной…
Но все же лучше она, чем Салливан, нехотя признался себе доктор Мелтон. Возможно, дело удастся как-нибудь замять. Подумаешь, неопытная медсестра ошиблась. Надо будет посоветоваться с Гэлгемом насчет этого наедине.
Новые и новые вопросы сыпались на Карен, но она отвечала уверенно и не позволяла запутать себя. Со стороны могло показаться, что она чересчур спокойна и не испытывает должного раскаяния из-за своего ужасного проступка. Но Карен знала, что двойного спектакля ее нервы не вынесут. Ей нужно было все ее хладнокровие, чтобы не дать им заподозрить, что она лжет. Ей было не до того, какое впечатление производят ее сухие точные ответы.
Наконец все было закончено. Вина Карен Кордейл была доказана и не подвергалась сомнениям.
– Вы можете сейчас идти домой, мисс Кордейл, – подытожил Мелтон. – А мы останемся здесь и обсудим, как нам быть дальше. Надеюсь, вы понимаете, что до выяснения всех обстоятельств вы отстранены от работы.
Карен медленно поднялась. Какие там выяснения обстоятельств! Это означает, что она уволена. И она должна радоваться, если этим все закончится…
– Мы свяжемся с вами, Карен, – мягко сказал Юджин Фауст, видя измученное лицо девушки. – А сейчас поезжайте домой.
Карен вышла из кабинета. Сколько времени она провела там? Карен взглянула на руку. Всего полтора часа. Так мало… Она провела рукой по лбу. Голова горела. Что делать сейчас? Ах, да, домой. У нее была бессонная ночь, и ей необходимо отоспаться.
Карен стянула с себя униформу, неспеша оделась, радуясь тому, что пока не встретила никого из младшего персонала. Больше всего на свете она не хотела, чтобы ей начали задавать дурацкие вопросы. Она прошла мимо регистратуры, даже не взглянув на Джессику. А та была слишком занята, чтобы окликнуть Карен.
Улица встретила Карен ярким солнечным светом. Странный контраст с ее внутренним состоянием. Она немного постояла на крыльце, стараясь запомнить мельчайшие подробности этого дворика: шест с развевающимся флагом, большой щит с надписью «Хантервильская окружная больница», ряд машин скорой помощи, чуть подальше покрашенные в синий цвет скамейки в импровизированном скверике. Все покрыто зеленью, и в перерывы медсестры бегают сюда, на улицу, а не в душное маленькое кафе.
Где будет она завтра в это время? Вряд ли ее оставят в госпитале. Но ничего, она найдет другую работу. Она все вынесет ради него.
Домой Карен Кордейл шла с таким же спокойным сердцем, как и на работу.
10
Вечером к ней снова пришел Эд. Карен знала, что увидит его, но все равно ее радость была велика.
– Почему ты не предупредила меня вчера о том, что собираешься сделать, гадкая девчонка? – спросил он, судорожно обняв Карен.
– Это бы только все испортило, – улыбнулась она, ощущая необыкновенную легкость в душе. – Ты бы стал меня отговаривать…
– Зачем ты взяла вину на себя?
– Ты прекрасно знаешь, зачем. – Она отодвинулась от него и заглянула ему в глаза. – Представляешь, что они бы сделали с тобой?
– А ты? Как же ты? Теперь ты не сможешь продолжить учебу… Тебе, скорее всего, запретят работать в медицинских учреждениях…
Зачем он напоминает ей об этом? Как будто она забыла! Она рассталась со своей мечтой ради его мечты. Неужели это нуждается в объяснениях?
– Я всего лишь медсестра, – ответила Карен как можно равнодушнее. – И потом, недавно я обнаружила, что в жизни женщины бывают вещи и поважнее работы.
– Карен, любовь моя, ты – чудо! Господи, как же мне повезло с тобой…