— Кейт, Кейт!
До нее не сразу дошло, что Альфред трясет ее за плечо и что-то говорит ей на ухо.
— Кейт, что с тобой? — испуганно бормотал он.
— А в чем дело? — прошептала она, не владея собственным голосом.
— У тебя были очень странные глаза.
Альфред настороженно наблюдал за Кейт, и она заставила себя рассмеяться. Не дай Бог, он поймет, о чем она только что думала.
— Малышка моя, как я мог оскорбить тебя подобными разговорами, — сокрушенно проговорил Альфред. — Эта грязь не для моей чистой девочки. Я совсем потерял контроль над собой из-за Харрингтона. Но такого больше не будет.
Он нежно привлек ее к себе и стал гладить ее волосы. Кейт ощущала щекой мягкий ворс его халата и старалась не засмеяться. Как глупо было бояться, что он о чем-нибудь догадается! Как слепы порой бывают умные мужчины… Альфред все гладил ее волосы и бормотал успокаивающие слова, не зная о том, что меньше всего его жена нуждалась в успокоении. Прежнее сонное существование больше не имело значения. Кейт страшилась возврата к прошлому и радовалась тому, что у нее наконец открылись глаза и появилось осознанное желание жить по-настоящему, а не наблюдать за жизнью со стороны, как древняя старуха, у которой больше не осталось развлечений. Она, Кейт, дышала теперь полной грудью, и не ее беда, если ее мужу это было невдомек.
9
Через два дня пришло время снова навестить мать. Обычно Кейт сокрушалась, что приходится из-за этого на целые сутки оставлять мужа одного, но сейчас эта перспектива только радовала ее. Правда, Альфред намекнул, что он предпочел бы, чтобы она находилась рядом с ним, но впервые в жизни Кейт не послушалась его.
— Маме очень тоскливо одной, — мягко заметила она. — А тебе от меня все равно один вред.
— Как ты можешь говорить такое? — возмутился Альфред. — Сегодня вечером как раз собрание республиканцев, и я хотел, чтобы ты на нем присутствовала.
— Ох, я бы все равно не поняла ни слова из того, о чем вы говорите, — легкомысленно улыбнулась Кейт.
Альфред, казалось, был потрясен до глубины души. Он положил руки на плечи Кейт и повернул ее к себе.
— Что за речи я слышу от вас, госпожа губернаторша! — воскликнул он с пафосом.
Кейт прекрасно знала, что это шутка. В подобные моменты Альфред любил напускать на себя официальный вид. Но если раньше это умиляло, то теперь только злило. Кейт ненавидела себя за дурной нрав, но ничего не могла поделать — жизнь в доме мужа с каждым днем становилась все невыносимее…
— Когда меня переизберут, я вплотную займусь вашим политическим образованием, миссис Шелли, — шутливо продолжал Альфред.
Если переизберут, машинально сказала про себя Кейт. У Дэнниса Харрингтона не меньше шансов, а может быть, и больше.
Тут Кейт почувствовала себя настоящей преступницей. Альфред не заслужил такого отношения. Он всегда был добр к ней, любил ее и заботился о ее семье. И он не виноват в том, что она внезапно обнаружила, что молода и безумно хочет жить яркой, насыщенной жизнью, которую он не в состоянии ей дать.
Кейт закусила губу. Скорее она умрет, чем позволит Альфреду догадаться, насколько ей противны его слова, прикосновения, ласки, да и он сам!
— А на ночь у меня были совершенно особые планы, — проворковал Альфред с неожиданной игривостью. Он наклонился и поцеловал Кейт в шею. — Может, ты все-таки останешься?
Она содрогнулась. Нет, тысячу раз нет! Уже неделю Альфред не делал попыток исполнить супружеский долг, объясняя это ужасной усталостью и повышенными нагрузками. Он и не подозревал, насколько Кейт была ему благодарна. Если раньше близость с мужем не доставляла ей удовольствия, то теперь о ней было страшно даже подумать. Тело Кейт съеживалось от отвращения при мысли о том, что ей придется вновь подчиниться Альфреду и терпеть его скупые ласки.
— Прости, Альфред, но я уже обещала маме, — сказала Кейт с печалью, которая была вызвана отнюдь не визитом к матери. — Ты же ее знаешь. Она все время ворчит, что я редко навещаю ее.
— Обещала так обещала, — вздохнул Альфред и отпустил Кейт.
Пожалуй, так будет лучше, подумал он, рассматривая ее побледневшее личико. Пусть прокатится, немного проветрится. Она засиделась дома. А на собрании она и вправду будет лишней… В последнее время Альфред Шелли нередко ловил себя на мысли о том, что Кейт не особенно годится на роль жены губернатора. Не хватает в ней должной представительности, спокойной уверенности и достоинства. Знаний, в конце концов. Было бы лучше, если бы она поменьше интересовалась своими древними греками и побольше современными американцами. Возможно, все эти необходимые качества придут с годами, ведь пока Кейт так молода… Но когда ей будет сорок, ему будет шестьдесят. Огромная разница! Она — еще молодая, цветущая женщина, а он фактически старик. Пусть не дряхлый, а здоровый и крепкий, но шестьдесят лет есть шестьдесят лет. Он уже сейчас чувствует, что ему не хватает сил на молодую жену, что же будет через десять-двадцать лет?
Альфред попытался отогнать от себя мрачные мысли. Слава Богу, его Кейт слишком хорошо воспитана, чтобы придавать сексу большое значение. Она умница и всегда ведет себя подобающим образом. Их любовь основана не на физическом влечении, о нет! Глупо строить семью на столь непрочном фундаменте. В их отношениях главное — духовная близость, и мало кто из его знакомых может похвастаться таким взаимопониманием…
Альфред сдержанно улыбнулся Кейт, которая почему-то покраснела и отвела глаза. Какая же она прелесть! — восхитился он про себя. Милая, скромная, нежная, чистая — не чета современным девицам, у которых ветер в голове. Годы замужества и высокое общественное положение ничуть не изменили ее. Рядом с ним все та же Кейт Грэхэм, пугливая и застенчивая, какой он увидел ее тогда, в Греции.
До того времени он совсем не думал о ней как о женщине; для него она всегда была очаровательным ребенком, дочкой его старшего друга. Но в Греции все перевернулось. Кейт была женщиной, причем женщиной красивой и соблазнительной и в то же время очень робкой и по-детски наивной. Это было убийственное сочетание, и Альфред Шелли влюбился. Он сказал себе, что женится на этой девочке, и женился. И ни разу не испытал сомнения в правильности своего выбора. Приятно было обладать этой молодой, цветущей женщиной и знать, что он первый и единственный мужчина в ее жизни. Приятно было смотреть в ее теплые карие глаза и видеть в них любовь и восхищение. Приятно было показываться с ней на людях и подмечать восторженные взгляды, на которые сама Кейт никогда не обращала внимания. У него не было ни одного повода быть недовольным своей семейной жизнью, разве что излишняя робость Кейт мешала ей стать надежным политическим соратником. Но ничего, у нее еще все впереди. Кейт повзрослеет и наконец осознает свои обязанности. Он об этом позаботится…
Кейт мчалась к дому матери на максимально допустимой скорости и размышляла о том же самом — о своей семейной жизни. Но в отличие от благожелательно настроенного Альфреда Кейт рассматривала ее в более мрачных красках. Она ощущала себя загнанным в угол зверем. Вокруг капканы и коварные ловушки, а впереди жестокий охотник с ружьем. И нет никакой возможности убежать, хотя спасительный лес рядом. Она слышит, как шумит ветер в еловых ветках, вдыхает воздух, насыщенный лесными ароматами, но не может сдвинуться с места, потому что человек начал на нее охоту. И имя этого человека — Альфред Шелли. Он губернатор ее штата и ее муж.
Если бы он узнал, что творится у меня в голове, он бы решил, что я свихнулась, с ожесточением думала Кейт, нажимая на газ. В его жизни все распланировано, разложено по полочкам. В этом горшке любовь, а в том — заботы о семьи и сыне. А в этом ящичке хранятся его губернаторские обязанности. Интересно, есть ли у него в душе хоть малейшая привязанность ко всем этим вещам, или же он просто человек-автомат, запрограммированное существо? Неужели живой мужчина, да еще с которым она проспала три года в одной постели, не мог почувствовать, что с ней происходит нечто неладное? Не мог ощутить ее боли, замешательства, смущения? Она запуталась в себе, своей жизни, принципах, не может разобраться, где право, а где лево, а он абсолютно ничего не понимает!
Кейт злилась, но тут же упрекала себя. О чем, скажите на милость, Альфред должен догадаться? О том, что ее влечет к другому мужчине? О том, что ее тело и совесть с некоторых пор ведут нескончаемую войну? Как отреагирует муж, если жена вдруг признается ему в том, что с ним она ощущает себя бесчувственной куклой, а еще точнее — мумией, спрятанной навеки в золотом саркофаге?
Вся во власти своих печальных мыслей Кейт очень быстро доехала до пригорода, где жила ее мать. Это был тихий городок, жители которого знали друг друга в лицо и любили посудачить обо всем, что происходит на соседней улице. После шума Карсона Кейт всегда испытывала облегчение, когда приезжала к матери. Но только не в этот раз. Тишина и умиротворенность сонного пригорода действовали ей на нервы. Кейт предпочла бы мчаться вперед по шоссе, чтобы от скорости захватывало дух и не было времени для горьких дум…
Но как обычно Кейт была пленницей обстоятельств. Она сказала мужу, что едет к матери. Значит, к матери она приехала. Кейт подъехала в дому Марты, самому красивому и большому на этой улице, и увидела, что света нет ни в одном из окон. Повезло, что и говорить. По вечерам Марта никогда не сидела без света. Следовательно, сейчас она у какой-нибудь соседки печет пирог и перемывает косточки. Отыскать ее невозможно, разве что стучась во все дома подряд. Но Кейт ужасно не хотелось ни с кем общаться, а ее появление обязательно вызовет такой фурор, что сбегутся все друзья, соседи, родственники, лишь бы посмотреть на супругу губернатора.
Кейт отогнала машину за угол дома и поставила ее так, чтобы случайному прохожему она была не видна. Сидеть в салоне, дожидаясь возвращения Марты, она не собиралась. Лучше немного прогуляться по вечернему городку, подышать прохладным свежим воздухом. Может быть, и мысли удастся привести в порядок…
Кейт вылезла из машины и захлопнула дверцу. Было уже довольно темно, и прогулка по городу в одиночестве была не самой удачной затеей, но Кейт смело шагала по улице. В ее нынешнем состоянии она не побоялась бы и банды головорезов. Впрочем, трудно было представить себе, что на этих мирных улицах можно встретить насильника или грабителя. Самое страшное, что грозило его обитателям, — это оглушительный лай какого-нибудь громадного пса, привязанного во дворе дома.
Однако не успела Кейт пройти и ста метров, как чей-то негромкий голос окликнул ее. Сердце ушло в пятки, когда она увидела, как из темного переулка вышел высокий человек с явным намерением перехватить ее. Кроме матери и ее ближайших подруг, Кейт никого здесь не знала. Кому это она вдруг понадобилась?
Пожалуй, разумно было бы первой заговорить с незнакомцем, а еще лучше убежать, но ноги Кейт словно приросли к земле. Она покорно ждала, пока человек подходил к ней. Когда же он вышел на освещенный фонарем пятачок, Кейт ахнула. Она ожидала увидеть кого угодно — от грабителя до простого прохожего, заблудившегося на темных улочках, но только не его…
— Добрый вечер, Кейт, — поздоровался с ней Дэннис Харрингтон. — Надеюсь, я не очень напугал вас.
Губы Дэнниса были плотно сжаты, лоб нахмурен. Он был похож на человека, который бьется над какой-то неразрешимой задачей. Кейт смотрела на него, возникшего из ниоткуда, словно материализовавшийся ответ на мучившие ее вопросы, и никак не могла понять, радоваться ей или спасаться бегством.