Волнение не давало ему уснуть, и Освальд долго сжимал ее в объятиях, слушая тихое дыхание и наслаждаясь ощущением ее обнаженного тела.
Когда Белинда зашевелилась и открыла глаза, небо только-только начинало розоветь. Несколько мгновений она не понимала, где находится, потом внезапно вспомнила. Прошлой ночью она отдалась Освальду Фергюссону! Он до сих пор лежит рядом с ней в постели!
Нет, этого не может быть. Просто не может быть! Дыхание перехватило, будто ее ударили в солнечное сплетение. Белинда отчаянно пыталась опровергнуть то, что было правдой, горькой, позорной, но, увы, правдой.
Поняв, что не в силах отрицать случившееся, она занялась самобичеванием. Как могла она позволить такому произойти? Как могла отдаваться мужчине, который довел последнего дорогого ей человека до самоубийства?
И все же она это сделала. С охотой. С наслаждением.
И теперь не было даже возможности спасти остатки своей гордости, сделав вид, будто он соблазнил или изнасиловал ее. Нет, она практически кинулась ему на шею и заставила заняться с ней любовью.
Когда Чарли, человек, которого она думала, что любит, умолял ее о близости, она уступила ему только дважды, и то только видя его отчаяние. Так что же заставило ее переспать с мужчиной, которого она ненавидит?
А действительно ли она его ненавидит?
Она должна ненавидеть Освальда, и какая-то ее часть до сих пор ненавидела, но внезапно все стало не так однозначно, как черное и белое — ненависть и любовь.
С самого начала, хотя и пыталась скрывать это даже от самой себя, Белинда Стэджерфорд хотела Фергюссона. С этим все обстояло предельно ясно. Но вот чувства ее были много сложнее, много запутаннее, чем элементарное физиологическое желание.
То, что произошло прошлой ночью, было так естественно, так упоительно, так гармонично!.. Поверить невозможно в то, что единственной движущей силой была примитивная похоть. Очевидно, ими все же руководили какие-то более глубокие, серьезные эмоции.
Но Освальда не интересовали чувства. Он откровенно говорил, что занимается с женщинами сексом, не беря на себя никаких эмоциональных и прочих обязательств.
Белинда похолодела. Голова ее прояснилась, и она внезапно увидела, что все чувства, которые и подвигли их к этой близости, существовали исключительно с ее стороны. А с его стороны — похоть, откровенная похоть.
Осторожно повернув голову, она посмотрела на лежащего рядом с ней мужчину. Один взгляд — и сердце ее болезненно сжалось, а затем затрепетало, как попавшаяся в силки голубка.
Он лежал на боку, лицом к ней, накрыв ее одной рукой, и спокойно, ровно дышал. Будто даже сейчас не хотел отпускать ее. Легкое покрывало соскользнуло вниз, обнажив сильную шею, широкие плечи, мускулистые руки. Светлые волосы слегка растрепались.
До чего же хорош! До чего мужествен и сексуален!.. Даже сейчас, спящий, Освальд и то вызывал в ней сильнейшее волнение. На мгновение ей захотелось, чтобы он открыл глаза, улыбнулся ласкающей, многообещающей улыбкой и притянул к себе…
Белинда крепко зажмурилась, чтобы прогнать наваждение.
Но если даже сейчас, при свете зарождающегося дня, этот мужчина, которого ей полагается ненавидеть, все еще волнует ее, разве есть у нее хоть малейший шанс устоять перед будущим искушением? И дело тут не только в сексе. Она, должно быть, любит его…
Она, Белинда Стэджерфорд, любит Освальда Фергюссона, своего злейшего врага!
На некоторое время она будто обратилась в камень, потрясенная неразберихой собственных чувств. Видимо, недаром говорят, что любовь и ненависть как самые сильные человеческие эмоции являются сторонами одной и той же медали.
Что ж, в какой-то момент медаль вдруг обернулась другой стороной. Пока Белинда прилагала все возможные усилия, чтобы влюбить в себя Освальда, она потеряла бдительность и влюбилась сама.
Но как же это произошло?
Да, Марта правду говорила, что гордость заставляет человека быть одиноким. Как же Освальд сумел так быстро сломать ее защитную оболочку и завладеть сердцем?
Хотя все произошло не неожиданно, не в одночасье. С самого начала ее притягивал и завораживал его образ, даже на невыразительных фото в газетах и журналах. Он глубоко волновал ее своей откровенной мужественностью и сексапильностью.
И она ведь знала, прекрасно знала, насколько он опасен. Именно поэтому-то так старательно поначалу избегала его.
Но можно ли влюбиться в человека, глядя на его фото? А кто вообще может сказать, что заставляет людей влюбляться?
С первой минуты встречи между ними зародилось неодолимое взаимное влечение, но Белинда, следуя своему плану мщения, делала все возможное, чтобы игнорировать его. В какой-то момент она ощутила, что находится в серьезной опасности, но не верила, что можно так глубоко полюбить человека, который причинил ей много горя.
Как могла она знать, что он сумеет пробраться ей под кожу, проникнуть в самое сердце, в самую душу? Заставит полюбить его вопреки всему?
И все же ему это удалось. А такая любовь обречена.
Играя с ножом, рискуешь порезаться, играя с огнем — обжечься. Как это верно. Вот она и обожглась. Все, что ей теперь оставалось, — это заползти в нору и в одиночестве зализывать раны.
Да разве может она покинуть его? Вынести боль разлуки?
Но если не покинешь, то станешь его игрушкой, прошептал тихий голос разума, потеряешь остатки гордости и самоуважения.
Ну, может, тогда остаться до окончания рождественских праздников, попыталась она затеять торг со здравым смыслом. Перевести отношения в исключительно платоническое русло…
Не обманывай себя, Белинда, тебе это не по силам. Твое чувство сделало тебя слишком уязвимой, слишком зависимой. Единственное, что ты можешь сделать, — это убежать, сейчас, немедленно, и никогда не встречаться с Освальдом Фергюссоном. Возможно, только так тебе удастся вернуть хоть крохи растоптанной гордости.
От мысли о разлуке сердце болезненно сжалось. Тщетно пытаясь глубоко вдохнуть, Белинда сказала себе, что, если не сделает этого сейчас, не сделает никогда.
А потом пройдет время и он повернется и уйдет, оставив ее позади, как старую, наскучившую куклу.
Осторожно и медленно, зная, что, если Освальд проснется и улыбнется, ее попытка провалится, Белинда встала с кровати и на цыпочках направилась к двери. Дверная ручка, благодарение Господу и миссис Гарднер, повернулась беззвучно, и молодая женщина выскользнула из спальни.
Запрещая себе думать и чувствовать, повинуясь лишь потребности бежать, она заглянула в гостиную, собрала разбросанное на ковре белье, поднялась на второй этаж, быстро приняла душ, оделась, схватила чемодан и вышла на только начавшую просыпаться Корнер-Бартон-стрит.
6
Белинда шла по улице, не разбирая дороги, перебрасывая чемодан из руки в руку, не глядя по сторонам, ведомая единственной мыслью поскорее оказаться вдали от Освальда Фергюссона и своего позора. Но вот одна улица сменилась другой, потом третьей — пора остановиться и решить, что же делать дальше.
Молодая женщина устало поставила чемодан на землю, присела на него и глубоко задумалась. Сумка сползла с плеча, левая босоножка едва держалась на кончиках пальцев, румянец от быстрой ходьбы заливал лицо и шею — Белинда не замечала ничего. Боль в сердце, острая и колющая, терзала ее — боль стыда и разочарования в себе, боль разлуки с мужчиной, который стал ей дороже себя самой. Как она умудрилась попасть в такое ужасное положение? Где был ее разум?
Солнце поднялось и уже припекало. Белинда почувствовала, как по спине побежала струйка пота, и вздохнула, так ничего и не придумав. Пора было уходить отсюда. Она поднялась и увидела через дорогу открытый бар. Решено: сейчас самое время выпить бокал ледяной кока-колы, потом чашку крепкого черного кофе. Тогда она непременно почувствует себя лучше.
Войдя в бар, Белинда подошла к стойке, села и сделала заказ. Потом оглянулась — она, похоже, была тут единственной женщиной.
Бармен удивленно взглянул на ее расстроенное разгоряченное лицо и спросил:
— Поесть чего-нибудь не желаете?
Белинда ощутила, как желудок немедленно сжался и к горлу подступила тошнота.
— Нет, спасибо, — с трудом выдавила она. — Только колу со льдом и кофе.
Попивая восхитительно холодный напиток, Белинда обдумывала первые шаги. Сейчас, пожалуй, надо, не теряя времени, поехать в аэропорт и узнать, возможно ли еще достать билет на ближайший рейс в Лос-Анджелес, в крайнем случае в Сан-Франциско, сейчас, накануне Рождества? Если нет, то забронировать место на первый возможный рейс в Штаты и устроиться в отеле. Если, конечно, уныло подумала она, еще можно найти номер в отеле…
— Сколько с меня? — решительно спросила она бармена.
— Два сорок пять, мисс.
Белинда потянулась за сумочкой, и…
Черт, где же она? Протянула руку к другому боку… Нет. Да где же сумка?! Мысли лихорадочно заметались в голове — там ведь все ее деньги… Так, без паники! Когда она выскочила из дому, сумка была при ней? Да, точно, при ней. Потом она бежала, пока не устала, и села на чемодан передохнуть. Вот тогда-то сумка и соскользнула с плеча. Господи… Но это же недалеко отсюда, через дорогу. Может, она и сейчас там лежит?
Бармен внимательно наблюдал за изменившимся лицом посетительницы.
— Все в порядке, мисс?
— Я… я потеряла сумочку… — пробормотала Белинда. — Вон там, на углу… — И, встретив недоверчивый взгляд мужчины, запнулась.
Господи, одна, в чужом городе, на другом конце света и без денег! Хорошо хоть паспорт положила в чемодан. Порывшись в кармане джинсов, молодая женщина вытащила несколько скомканных банкнот и пригоршню мелочи, оставшиеся после какой-то прогулки, отсчитала три доллара, бросила их на стойку, схватила чемодан и выбежала на залитую раскаленным солнцем улицу. Едва не попав под машину, перебежала на противоположную сторону и бросилась к тому месту, где сидела всего полчаса назад. Ничего… Естественно, ничего…
Вне себя от огорчения, Белинда в отчаянии опустилась на бордюр и заплакала. Мимо торопились прохожие, не обращая на нее ни малейшего внимания. Постепенно слезы иссякли, она подняла голову, вытерла глаза руками и посмотрела по сторонам.
И тут ее осенило — Марта! Ну конечно, Марта ей поможет! Только бы хватило денег на звонок… Дрожащими от нетерпения пальцами — Освальд Фергюссон на время был забыт — Белинда пересчитала свои жалкие финансы — три доллара сорок три цента. Полезла в другой карман, сунула руку в карман жакета — ага, еще мелочь. Итак, всего у нее шесть долларов шестнадцать центов.
На звонок должно хватить.
Белинда кинулась к ближайшему телефону-автомату, бросила три доллара мелочью и набрала знакомый номер. Длинные гудки. Черт, да она же звонит домой, а Марта, наверное, на работе. И вдруг Белинда вспомнила: дома сейчас ночь, Марта не на работе, а уехала с Бертом в Майами знакомиться с его родителями. Вернется только после Рождества.
Полная безысходного отчаяния, Белинда отошла от автомата, сунула мелочь в карман и снова села на свой чемодан. И что теперь? Ни одного знакомого, кроме Освальда, идти некуда, только к нему…