Я задумался. У меня был хороший друг, и у него не было невесты.
– Хорошо, можно попробовать, – согласился я.
– Только она такая же, как я, – продолжила Лена. – Она хочет, чтобы получилось что-то серьезное. Как у нас. Я хочу, чтобы наши с тобой отношения продолжались.
Я кивнул, и на следующий день мы вчетвером встретились в кафе, в небольшом парке. Лена была с подругой. Ее подругу звали Магуль. Она была очень худенькой, высокой девушкой с большими карими глазами и короткой стрижкой. Она не была красивой, не была яркой, была тихой и молчаливой, и я обрадовался, что письмо мне написала Лена, а не Магуль. Мы сели за столик и сидели до самого вечера, а потом отправились гулять по парку. Магуль все больше молчала, мой друг тоже молчал. А когда мы разошлись, он сказал мне, что не представляет, как можно встречаться с девушкой, с которой не знает о чем говорить. С девушкой, у которой очертания ее фигуры с трудом прослеживаются даже под тоненьким свитером. Она не понравилась ему.
Я не знаю, виделись ли мой друг и Магуль еще раз, получилось ли у них что-нибудь. Гораздо интереснее, что я никогда больше не видел Магуль. Она жила в том же городе, но ходила в каком-то параллельном пространстве, которое никак не пересекалось с моим. И я думаю, каждый день, когда просыпаюсь утром, что было бы, если бы и пространство Лены также не соприкоснулась с тем, в котором живу я. Ведь Лена была несоизмеримо дальше от меня, она жила в другой стране. Она просто написала мне письмо.
Я встаю со скамейки в парке, беру за руки детей, и иду встречать жену, которая возвращается с работы. Дети бегут ей навстречу. Она улыбается. А я вновь и вновь чувствую благодарность судьбе, которая каким-то непостижимым образом сделала так, чтобы наши дороги, пролегавшие так далеко друг от друга, вдруг пересеклись.
Спасибо, за то, что я написал это объявление. Спасибо за то, что она мне ответила.
Марида переписала статью. Значит, все-таки в мире есть настоящие чувства. Почему же они обходят ее стороной? Неужели, Ираклий прав? Неужели все дело в ее таланте? Видимо, придется снова взяться за скрипку, раз такова ее судьба.
Дверь отворилась, и заглянуло лукавое личико Хельги.
– Ну, как? Классно? – спросила она.
– Спасибо! – ответила Марида.
– Хотя я заглянула вовсе не за этим. Все мы мечтаем о счастье, это давно известно! Но, хочу напомнить, что твои маленькие подопечные совсем расшалились, и тебе придется их приструнить! Ты же у нас старшая!
Марида устало поднялась.
– Слушай, я не знаю, почему не выбрали Карлитоса.
Хельга остановилась и посмотрела ей в глаза.
– Потому что ты лучший сотрудник пансионата, Марида. Ты не знала этого? С тех пор, как ушли старенькие, ты стала лучшей.
– А Адиль?
– Ты лучше, – просто ответила Хельга. – Он не умеет вовремя метнуть в люстру вазой.
– Это смешно! – возразила Марида.
Лицо Хельги стало серьезным.
– Однажды мы с Денисом пили пиво в баре. Все ушли, и мы остались одни. Мы много выпили в тот день, очень много. И я воспользовалась моментом, чтобы задать вопрос, который волновал меня. Я спросила, кто из сотрудников пансионата является изначальным защитником, кроме него и Карэна… Он назвал мне тебя.
Марида замерла, широко раскрыв глаза.
– Ты навсегда останешься в пансионате, – вспомнила она слова, которые сказал голос.
– Ты одна из всех нас, – продолжила Хельга. – Ты принадлежишь светлой стороне, и ничто не в состоянии изменить этого. Мы, остальные, находимся в постоянной борьбе с самими собой. Это так, Марида. Так мне сказал Денис.
Марида не ответила. В эту секунду она поняла, что Хельга говорила правду. Итак, она была не только скрипачкой. В жизни для нее была отведена и другая роль.
Глава 8. Путник
...Марида сидела на кровати с дневником в руках. С помощью линейки и карандаша она напряженно чертила что-то на бумаге. Вчера ее подопечные выдержали последний экзамен. Сегодня предстояла лекция о призраках. Ее будет проводить Адиль. Надо же. Как все сложно. Как сказать этим новеньким, этой изнеженной Натали, этому непонятливому Егору, смешливому Фрэнки, тихой Аните и грубоватой Теоне, о том, с чем им предстоит столкнуться?! Но тянуть дольше нельзя, наступил октябрь. У них будет лишь месяц, чтобы подготовиться ко Дню всех Святых. Марида не могла не волноваться. И отношения с Адилем все больше тревожили ее. Она продолжает притворяться, притворяться в своих чувствах; скрывать свою любовь к музыке. Ираклий запретил ей рассказывать Адилю о занятиях, да и сама Марида не стремилась к этому, а сам Адиль никогда не спрашивал, он не подозревал ни о чем подобном. Да и понял бы он? Марида сомневалась в этом.
В дверь постучали.
– Не заперто! – крикнула Марида. Вошел Саша.
– А почему на двери табличка «Не беспокоить»? – спросил он.
– У меня всегда такая табличка, – ответила Марида. – А иначе все время приходит Мэтт, рассказывает мне о своих любовных переживаниях.
– А в чем дело? – удивился Саша, опускаясь на кровать рядом с Маридой.
– Уже все в пансионате знают, что Мэтта поразила любовь к прекрасной Натали. Не знаю, что уж он в ней нашел, такая ломака! Но, тем не менее, это случилось, и теперь он не знает, как к ней подойти и все время спрашивает совета. А мне так надоела его нерешительность и робость!
– Понятно, – ответил Саша. – Но я не буду тебя отвлекать. Я по делу.
Марида кивнула. Они стали друзьями, но всегда общались только по делу.
– Нужно обсудить лекцию. Могут быть проблемы.
Марида снова кивнула.
– А что ты тут чертишь? – спросил вдруг Саша, и Марида удивленно подняла голову. Никогда никто не проявлял ни малейшего интереса к ее дневнику.
– Да так, ерунда, – ответила она.
– И все-таки.
Марида раскрыла тетрадку и показала ему страницу.
– Строю матрицу человеческих взаимоотношений, – сказала она. – Пытаюсь вывести формулу любви.
– Матрица любви? – переспросил он.
– Что-то вроде. Вот здесь, по горизонтали находятся различные чувства, основанные на симпатии. Начиная от простого интереса и по возрастающей: симпатия, дружба, привязанность, родственная любовь. Оттенков у чувств много, а слово любовь в нашем языке всего одно, вот я и пытаюсь разобраться. По вертикали идет все, что исходит от ослепления, начиная от увлечения и заканчивая страстью. А на пересечении – влюбленность.
– И где вы с Адилем? – спросил он. Марида ткнула ручкой куда-то между привязанностью и дружбой.
– А где ты и твоя невеста? – спросила она.
– Примерно там же. Может чуть правее, все-таки мы очень давно вместе.
Марида дотронулась кончиком карандаша до правого верхнего угла своей таблицы, точки, которая означала максимальное значение страсти.
– Когда-то у меня был парень по имени Макс. Это было здесь, – сказала она, потом показала на максимальное значение по горизонтальной шкале, – Это Элла. И Ираклий. Может, Ираклий чуть поменьше. Дальше, левее, вы все, мои друзья. Рико, ты его не знаешь, Мэтт, Хельга, ты.
– Дай-ка, – он взял рисунок из рук Мариды и принялся разглядывать его. – Я что-то не пойму, а где у тебя любовь?
Марида посмотрела на свою матрицу.
– Где письмо влюбленного турка? – переспросила она.
– Какого турка? – не понял Саша.
– Да ладно, неважно. Я не знаю, где это. Не знаю, куда это вписать. Мне кажется, что в моей таблице чего-то не хватает. Нет, правда, я не знаю, что это за чувство и откуда оно берется. Его нельзя объяснить симпатией, потому что сильная симпатия не есть любовь. И нельзя объяснить страстью, ведь сильная страсть не становится любовью. И даже если ты влюблен в кого-то, когда увлечение проходит не остается ничего, или же остается привязанность. Как у нас с Адилем. Это тоже любовь. И чувство, которое я испытываю к родителям, к Элле, к Ираклию, ко всем вам – это тоже любовь. Потому что другого слова в нашем языке нет. Но это совсем не то чувство, о котором писал турок. И для него нет названия. И мне кажется, что если правильно составить эту матрицу, то это слово будет написано где-то здесь, по второй диагонали…
– А еще одно Слово написано где-то в подземельях пансионата, может, сходишь, почитаешь? – перебил он.
– Не надо, что ты говоришь! – испугалась Марида. – Это почти богохульство!
– Может быть. Но ведь ты говорила о чем-то подобном… О том чему нет названия… Ладно, – Саша поднялся. – Через полчаса начнется лекция. Не опаздывай.
Марида улыбнулась. С тех пор, как не стало Дениса, она часто опаздывала.
Она снова углубилась в составление матрицы, но ничего не выходило. А чуть позже пришел Адиль. Он сел рядом с ней на кровать, обнял за плечи и поцеловал. Марида положила ему голову на плечо. Он показался ей каким-то напряженным, казалось, он совсем отстранился от нее. Возможно, и его начали тяготить их отношения, просто никто не может решиться их прекратить. Да и стоит ли прекращать? Уехал Рико, забрал своего волшебного скоробея, и все закончилось…
Адиль отодвинул ее дневник, не заглянув в него.
– Пойдем, лекция начинается, – сказал он.
Они провели лекцию, Марида забавлялась, глядя на лицо Натали, которое становилось все бледнее, на Егора, который постоянно переспрашивал, думая, что ослышался.
– Сегодня ночью дежурят Теона и Фрэнки, – сказала она. – Завтра Егор и Анита.
– А я? – вскрикнула Натали, – Я что, буду одна?!
– Ты будешь со мной, – ответила Марида. Она не доверяла этой девушке.
Ночь прошла спокойно, как и в тот раз, когда впервые дежурили Стейси и Карлитос.
– Это все ерунда, нет здесь никаких призраков, – сказала Теона, – это все Марида сочиняет!
Новенькие засмеялись.
– Если кого-нибудь, хоть раз я увижу без излучателя, – не знаю, что сделаю! – сказала Марида, едва сдерживая ярость. Попался бы им кто-нибудь из призраков! Желательно сразу Бенши!
Однако, как назло, и следующая ночь прошла спокойно. Наступил момент дежурства Мариды с Натали. Марида в душе злорадствовала, представляя, как Натали упадет в обморок при появлении мирного привидения. Часа пробили десять, и Марида спустилась в холл. Натали перед зеркалом поправляла идеально отглаженный воротничок блузки. Марида опустилась на стул, Натали встала за стойку. Она довольно-таки мило улыбалась клиентам, но в ее улыбке не было той расторопности, с которой начинала работать сама Марида, Натали казалась отстраненной, в ее тоне явно чувствовалось сознание собственного превосходства над приезжающими гостями. Наконец в холле воцарилась тишина. С двенадцатым ударом часов вошел Ираклий, поговорил с Маридой, потом опустился на стул и погрузился в чтение.
Раздался телефонный звонок. Звонили со второго этажа, клиентка просила бутылку воды.
– Я отнесу? – спросила Натали, и Марида, посмотрев на датчики, кивнула.
Взяв бутылку, Натали скрылась в лифте. А через несколько секунд датчик на руке Мариды запищал, показывая опасность.
– Второй этаж, 250! – Марида вскочила со стула. Не было времени ждать лифта, эта беспомощная Натали в опасности! Свернув за угол, Марида бегом бросилась вверх по лестнице. Она распахнула дверь на второй этаж и выбежала в коридор. Огромная золотая змея зависла в воздухе, ее глаза метали пламя. Марида замерла. Змея, вдруг неожиданно развернувшись, кинулась к ней, и от неожиданности Марида выронила излучатель, он упал, скатившись вниз по лестнице. Змея приблизилась. От ее глаз шел обжигающий жар, от тела – ледяной холод. Она была рядом. Отступать было некуда.