Через минуту‑другую он услышит на лестнице шаги, а затем шлепок, с каким приземляется у порога утренний выпуск «Афтенпостен».
Он сел на край кровати, опустил голову.
Почему Аллах послал ему эти испытания и отправил его в эту чужую холодную страну? За что?
Разговор с матерью состоялся вчера. Возвращаясь со станции Стовнер, он зашел в магазинчик к турку, у которого были приемлемые цены на международные переговоры. Саид позвонил бывшему соседу. Изменив голос, представился сотрудником Саудовского национального коммерческого банка и спросил новый адрес и телефон своих родных. Сосед не узнал его. Новый адрес и телефон давних соседей был ему известен, и он сообщил их без промедления.
Услышав его голос, мать разрыдалась.
– Всемилостивый Аллах. Мы были уверены, что ты погиб, – прошептала она.
– Как вы? – Саид стоял, наклонившись вперед, прижимая к уху трубку. Каждое сказанное слово причиняло ему физическую боль.
– Мы…
Он слышал, как она пытается взять себя в руки.
– Саид, напрасно ты… Это было недоразумение…
– Недоразумение? Отнюдь нет!
– Ах, Саид, мальчик мой. Мы же осудили тебя… отреклись от тебя. – Она всхлипнула. – Твой отец…
– Что с отцом?
– Сердце… он…
У Саида в голове полыхнуло огнем, все тело налилось жаром. Он знал, что пора заканчивать разговор: телефон в Джидде наверняка прослушивался. Смогут ли они проследить, откуда он звонит? Может, уже и так знают, что он в Осло?
– Отец… умер?
– Нет, но он болен. Очень болен.
Саид положил трубку. В ее голосе слышался упрек. Это его вина.
Он положил трубку, заплатил и вышел на улицу, а разговор звучал в голове снова и снова.
Саид уронил голову на руки и тихо всхлипнул. Почему Аллах ниспослал ему это испытание? За что?
Он поднялся, убрал постель. Тихонько прошел в ванную. Встал под душ, открыл кран. Под струями горячей воды снова всплыло слово недоразумение. Мать сказала, это было недоразумение.
Что она имела в виду? Не было никакого недоразумения. Нура умерла, ее убил собственный муж. Самый большой мерзавец на земле. Принц Ясир задавил ее машиной, унизил ее семью, довел отца до болезни, а Саида обрек скитаться до конца дней.
Принц Ясир, этот подонок, по‑прежнему купался в роскоши.
Саид закрыл кран. Вода лила с него ручьями. Он обхватил ладонью раскаленную трубу, из которой только что текла горячая вода. Сжимал руку все сильнее, погружаясь в боль, жгучую, сильную боль, которая расползалась вверх, к плечу. Стиснул зубы. Боль в ладони очищала голову от скверны. От неукротимой ненависти, разъедавшей душу. Он разжал пальцы, посмотрел на ладонь. Просто стоял и смотрел. На ладони и нижних фалангах появились белые волдыри и красные полосы.
Вот так должен выглядеть принц Ясир, подумал Саид. В белых волдырях и ожогах по всему телу, перед тем как ему медленно перережут глотку.
Он взял полотенце, вытерся, надел халат, который висел на двери, пошел на кухню и поставил на конфорку чайник.
Снова рассмотрел ладонь. Волдыри налились лимфой, сделались прозрачными. Саид подошел к крану, сунул руку под холодную воду. Все это он проделывал не первый раз. Волдыри сойдут через несколько дней. Но боль рассеивала мысли, гнала прочь.
В коридоре осторожно открылась дверь. Дверь в комнату Ширы и Тахмины. Затем послышались шаги в сторону кухни.
В дверях появилась Шира. Закутанная в красный халат. Волосы взлохмачены, усталые, ненакрашенные глаза припухли. Она зевнула, прикрыв рот ладонью.
Саид завернул кран, обсушил руки полотенцем. Шира вошла и села за стол. Посмотрела на его руки:
– Снова обжегся?
Он не ответил. Разумеется, причинять себе боль как‑то ненормально.
Разумеется, причинять себе боль как‑то ненормально. Он сел за стол напротив нее. Спрятал ладонь.
– Может, однажды все‑таки расскажешь, что тебя так терзает, – сказала Шира, вставая.
Чайник вскипел. Она достала две чашки, положила в каждую по ложке растворимого кофе и залила водой. Придвинув одну чашку Саиду, снова села.
– Я скажу тебе, что меня терзает.
Она отпила глоток, посмотрела на него.
– Меня терзает, что ты плохая мусульманка. Ты должна молиться, Шира. Каждый день. И пора начать вести себя как подобает мусульманской женщине.
Она слегка прищурилась:
– Мы слышим, как ты молишься. Каждое утро. Ты будишь Тахмину. Я не против, Халед, потому что знаю, насколько это для тебя важно. Но не смей указывать, что делать мне.
Саид раздраженно покачал головой.
– Зачем ты калечишь себя?
– У меня… – Он чуть было не повысил голос, но вовремя взял себя в руки. – У меня есть свои причины.
– Какие причины? Что за невыносимые мысли заставляют тебя делать такие вещи? Ненависть к себе?
– Да, ненависть.
– Кого же ты ненавидишь, Халед?
– Кого и ты – христиан, иудеев, всех неверных, отрицающих Аллаха и пророка.
– Во мне нет ненависти, Халед. Наоборот. Мухаммед говорил о мире и прощении. – Она внимательно смотрела ему в глаза, будто искала в них что‑то. – Что ты не можешь простить, Халед?
Шира покачала головой и встала. Взяла газеты, которые лежали на столе, положила перед Саидом.
– Я принесла тебе газеты, – сказала она.
Каждое утро он разбирал заголовки при помощи норвежско‑английского словаря, который дала ему Шира.
– К тому же я перевела ту заметку, что ты просил, – добавила она и положила перед ним лист бумаги.
Накануне вечером он распечатал эту заметку с новостного сайта Hegnar Online. Заголовок гласил: «В Норвегии открылась международная инкассовая фирма». На обороте листа Шира написала перевод на арабский. Впервые за все время поисков ему попалось в норвежской прессе упоминание о принце Ясире. Саид распечатал заметку и попросил Ширу перевести.
Шира достала хлеб, масло и сыр и начала готовить бутерброды, которые Тахмина возьмет с собой в детский сад. Она как раз закончила, успев еще и состряпать себе тарелку каши, как вдруг возглас Саида заставил ее обернуться.
Саид побледнел как полотно. Словно в трансе не мог оторвать глаз от перевода и только бормотал:
– Аллах! Так вот почему! – Он перевел взгляд на Ширу, которая застыла с кашей в руках. – Вот почему Аллах привел меня сюда, – сказал он и протянул к ней ладонь, покрытую волдырями. – Вот почему! Теперь все понятно!
– Добро пожаловать.
Саид опустил руку и принялся разглядывать человека, который стоял перед ним. Трехдневная щетина, одежда явно требует стирки. В нагрудном кармане рубашки торчат свернутые бумаги – розовые и желтые. Глаза из‑под кустистых бровей смотрят с настороженным любопытством.
На большой площадке вокруг – два‑три десятка подержанных автомобилей разных моделей и размеров, у каждого за лобовым стеклом плакатик «Продается». Возле машин стояли несколько хорошо одетых мужчин, курили, разговаривали и жестикулировали.
– Мои продавцы, – сказал Ахмед, показав на двух из них.
Саид был в потертых джинсах и теплой куртке.
– Давай за мной. – сказал Ахмед и пошел к бытовке, установленной на краю площадки, рядом с сетчатой металлической оградой.
Внутри обнаружился заваленный бумагами письменный стол, несколько металлических архивных шкафов и стол с четырьмя стульями, а на нем пепельница, пустые бутылки из‑под колы, термос и смятая бумага от бутербродов.