— Так то по уму, Данила, по уму! Если бы там десяток из Михайловой сотни встал, я бы не сомневался, а твои… не дай Бог двое-трое ляхов до другого берега доберутся. Вырежут же твоих мальчишек, как овец! Нет, пусть уж они за тыном возле речных ворот встанут, чтобы никто из беглецов по мосткам перебраться не смог. А если кто вплавь уйдет, то… Евстратий, ты же хотел ребят на двуногую дичь натаскать? Вот и будет тебе твое «редкое удовольствие».
Еще кто-нибудь что-то предложить хочет? Нет? Тогда быть по сему. Сейчас все к церкви — отец Михаил молебен об одолении супостата устраивает, потом обедаем, потом всем конно и оружно выйти в поле перед тыном — будем нашу задумку пробовать. Вы двое, со своими людьми — Корней глянул на погостных десятников — будете ляхов изображать. Михайла, пошли в крепость за учебными болтами, а то поубиваете же сгоряча.
* * *
Ляхи не пришли и на следующий день. Корней, в своем фирменном стиле, довел всех тренировками до белого каления. Погостные ратники, проклиная натыканные отроками колышки, обозначавшие дистанцию для стрельбы, гарцевали между поворотом дороги и тыном, ратнинцы, вначале с криками и посвистом, а потом в угрюмом молчании выскакивали на рысях из леса, отроки постреливали в «ляхов» учебными болтами — по одному человеку из каждого десятка поочередно, чтобы пристрелять позиции.
К обеду «доигрались»: сначала Фаддей Чума, разгорячившись, или обозлившись — у него не поймешь, так саданул одного из погостных ратников тупым концом копья, что вышиб того из седла. Только унялась ругань и крики, поначалу грозившие перейти в мордобой, и учение началось заново, как дядька Лавр навернулся вместе с конем, споткнувшимся о колышек, и чуть не пропорол себе другим колышком ногу. Отроки выслушав о себе массу нелицеприятных высказываний, не в отместку, конечно, а совершенно случайно, попали, на следующем заходе, учебным болтом в глаз коню ратника Никона из десятка Фомы — того самого, которого тетка Алена однажды прогнала поленом вдоль по улице. Тут уж все окончательно осатанели, и Корнею, волей-неволей, пришлось объявлять перерыв, чтобы избежать вооруженного столкновения между своими.
В Ратном тоже не обошлось без неприятностей. К Мишке, с жалобой на побои, заявился Прошка, прикомандированный «военным советником» к женскому контингенту. Нет, чтобы заниматься девками, к которым был приставлен, понесла его нелегкая к взрослым лучницам! В «благодарность» за добрые советы, Прошка сначала был, не столько больно, сколько обидно, щелкнут старостихой Беляной древком лука по носу, а потом выкинут с «огневых позиций» могучей дланью тетки Алены.
Всю эту душераздирающую историю кинолог Младшей стражи поведал Мишке, как всегда, длинно, запутанно, с многочисленными повторами и отступлениями от основной линии повествования, теребя пальцами покрасневший и слегка припухший нос. Мишка слушал и только диву давался: как такого зануду терпят языкастые ратнинские девки? Слава Богу, разбираться в этом конфликте Мишке самому не пришлось — выручил Матвей, маявшийся без дела за отсутствием раненых. Со словами: «Пошли, болячка трепливая!», он ухватил Прошку за рукав и повлек куда-то за угол.
Результатом всех этих мучений стало то, что принесенную гонцом из дозора весть: «Идут!» — все восприняли чуть ли не с ликованием. Второй гонец, прискакавший уже на закате, ситуацию уточнил: идет передовой дозор из семи всадников и ищет не Ратное, а место для ночлега. Окончательно все прояснилось уже ночью — ляхов не больше сотни (точнее из-за темноты определить не удалось) и конных, среди них, едва-едва треть. Языка взять не удалось, очень уж бдительно ляхи охраняли место ночлега. Последнее обстоятельство наставник Стерв прокомментировал экспрессивно, неприлично и заковыристо — он, следовало понимать, языка взял бы обязательно, несмотря ни на какую бдительность.
* * *
Война началась на следующий день, с утра. Несколько всадников выскочили из-за поворота дороги, коротко глянули на Ратное и сгинули обратно за выступ леса. Ничего такого особенного они не увидели — все ратнинское воинство, еще затемно укрылось на своих позициях, а на виду остались только дозорный на вышке, да два десятка отроков на заборолах посверкивали шлемами на утреннем солнышке, возвышаясь над тыном и изображая малочисленный, но готовый к обороне гарнизон. Как и полагалось по сценарию, с колокольни ударил набат, извещая не столько ратнинцев об опасности, сколько ляхов, о том, что их ждали и опасались.
Не заставив себя особенно ждать, ляхи вывалили из-за поворота всем отрядом — пешие, почему-то впереди конных. Долго, впрочем, удивляться такому построению не пришлось — передними оказались лучники. Перед их остановившимся строем пробежало двое с факелами в руках и на Ратное обрушилось сразу несколько десятков стрел с огнем. Спустя короткое время, еще один залп зажигательных стрел, потом еще один. Задумка была понятна — отвлечь селян тушением пожаров и прорваться внутрь тына.
Отроки с заборол ответили несколькими совершенно бесполезными выстрелами — больно уж далеко для самострелов стояли ляхи — и часть из них присела, имитируя уход с оборонительных позиций на борьбу с огнем. На самом же деле, никому никуда уходить не требовалось — к пожарной безопасности в Ратном относились очень серьезно и в каждом дворе заранее были приготовлены ведра с водой, мокрые веники и приставные лестницы, около которых дежурили подростки. Не прошло и нескольких минут, как почти все очаги пожаров были задавлены. Почти, но не все — лучники стрельбу не прекратили, но сменили зажигательные стрелы на боевые, и, судя по раздавшимся крикам, кое в кого сумели попасть.
— Всем сидеть, не высовываться! — прикрикнул на всякий случай Мишка на начавших беспокойно оглядываться отроков. — Там без нас управятся! Ждать команды!
Дальше пошло что-то не совсем понятное — конные ляхи, обогнув строй пехотинцев, с криками погнали коней в сторону ворот. Было конников чуть больше двух десятков, и лишь немногие были в доспехах — кольчугах, шлемах, поножах, на большинстве же вместо кольчуг были надеты кожаные куртки с нашитыми металлическими пластинами. Кони тоже, по большей части, особой статью не отличались, скорее всего, трофеи с Княжьего погоста. Пехота же была экипирована еще хуже, по сравнению с ратнинцами или дружиной боярина Журавля, сущая голытьба, бандиты с большой дороги.
«Пшепрашем, Панове, а чего это вы собрались в конном строю атаковать тын, до края которого вам, даже встав ногами на седло, не дотянуться? А-а, «ноу-хау» привезли! Ну, это — проблема решаемая».
Внутри строя кавалеристов прятался тележный передок, запряженный четверкой лошадей. На передке сидели двое — один правил упряжкой, а второй держал в руках что-то непонятное, при ближайшем рассмотрении оказавшееся толстым железным обручем с несколькими загнутыми внутрь зубцами на нижнем краю. К обручу была прикреплена толстенная веревка. Видимо, «экипаж» этого штурмового агрегата собирался накинуть обруч на заостренный верх одного из бревен тына и, рывком четырех лошадиных сил сломать или вывернуть бревно из стены. Будто кто-то заранее предупредил ляхов, что давно не ремонтированный тын кое-где подгнил и расшатался.
Мишка дождался, когда четверка коней приблизится на расстояние уверенного выстрела и всадил болт в лоб левому переднему коню. Конь полетел через голову, обрывая и запутывая упряжь, второй споткнулся об него и тоже упал, два других коня испуганно прянули в сторону, тележный передок опрокинулся… все, этой «колесницей» можно было больше не заниматься. Мишка поднял глаза и оглядел поле боя.
Азартно щелкавшие самострелами отроки уже вынесли из седел несколько всадников, остальные, не доскакав до тына, отвернули в сторону леса напротив ворот. Пехота, сильно растянувшись, набегала на северо-западный угол тына — передние уже подбегали к отметке «пятьдесят шагов», задние только-только оказались между отметками «100» и «75».
— Ну, что ж, пора, пожалуй. — Подсказал Мишке ратник Арсений, приставленный к Младшей дружине Корнеем, накладывая стрелу и выискивая глазами достойную цель.
Оглянувшись назад и вниз, Мишка наткнулся на ждущий взгляд Дударика и скомандовал:
— Дым!
Тут же в небо, оставляя за собой дымный след, ушел самострельный болт. Почти сразу же, оттуда, где в лесу скрывались всадники воеводы Корнея, вылетела стрела, тянущая за собой такой же хвост дыма — Корней подтверждал: пора!
— К бою…
Дальше командовать Мишке не пришлось, отроки, до той поры сидевшие на досках настила, чтобы их не было видно из-за края тына, вскочили, как на пружинах и разом разрядили самострелы в набегающих пехотинцев, тащивших попарно на плечах сучковатые бревнышки, которые собирались использовать вместо штурмовых лестниц. Осталось только продублировать команду свистом для отроков засевших в лесу напротив северной стены, впрочем, и этого не потребовалось — отвернувшие от тына кавалеристы, как раз приблизились к опушке леса на дистанцию убойного выстрела и навстречу им вылетела сразу полусотня болтов. Мишка только матюгнулся по этому поводу — мальчишки начисто позабыли все наставления. Во-первых, начали стрелять без команды, во-вторых, ударили залпом, в результате в кого-то полетели сразу два, а то и три, болта, а кто-то из всадников «остался без внимания».
— По десяткам, справа по одному! — заорал, что было мочи, Мишка. — Мать вашу, с тетками и бабками… урядники, навести порядок!..
Куда там! Урядники сами, позабыв про все на свете, лихорадочно перезаряжали самострелы и лупили в набегающих ляхов, начисто игнорируя свои командирские обязанности!
— Плюнь, не слышат тебя! — Торопливо выговорил Арсений и вдруг, ухватив Мишку за плечо, рванул его вниз и заорал: — Берегись!!!
И тут же над самым тыном свистнули стрелы, кто-то из отроков вскрикнул, один, отшатнувшись, спиной вперед полетел с помоста на землю, другой скрючился и опустился на колени. Стало понятно, почему так растянулась пехота — одна половина, приставив к стенам суковатые бревнышки, должна была лезть на тын, а вторая половина, приотстав, остановилась и ударила по защитникам из луков, стреляя поверх голов штурмующих. Кавалеристы же, развернув коней у леса, видимо, собирались составить собой вторую волну штурмующих.
В принципе, против обычного села, пусть даже и огороженного тыном, и даже после потери приспособления для разламывания тына, задумка могла и удаться — несмотря на затрапезный вид и бедность экипировки, нападающие были профессионалами и сумели бы сломить сопротивление селян. Но Ратное-то было воинским поселением! Даже без помощи погостных ратников и Младшей стражи, Корней своими неполными шестью десятками сумел бы отбиться — особого численного превосходства у ляхов не было. Отряд их был заметно меньше сотни — человек семьдесят или около того. Короче говоря, ляхи нарвались — село оказалось совсем не таким, как они ожидали.
И все бы ладно, но отроки, позабыв про дисциплину, по дурному подставлялись под выстрелы ляшских лучников.
— Урядники!!! Убью, суки!!! — заорал Мишка и, стряхнув с плеча руку Арсения, пригибаясь, побежал по помосту, нанося удары прикладом самострела в окольчуженные спины и железные затылки.