Ближе к вечеру на восточном берегу реки к поспешно укрепляемым дополнительными огневыми точками позициям вышли передовые части отступающей немецкой пехоты, но обстрелянные из пулеметов и орудий, отошли, свернув на юг вдоль берега. Позднее к нашим постам вышли преследующие немцев части 193-й стрелковой дивизии….
1..2 июля. 1941 год. Украина. Сергей Иванов.
Ну что, повоевали, господа… то есть товарищи командиры. Сейчас найду Семена с Андреем и выскажу все, что о них думаю, пока боевой азарт не кончился. Разп…и, иху м… через коромысло! Один понимаешь ли командовать из танка не может, пошел на КП, а сам в атаку полез, без него не справятся. Второй вообще из танка без команды выскочил, героя изображает! Герои ё….! Ух, попадись они мне…
— Ну и где они, лейтенант?
— По донесениям, капитан Мельниченко все еще у пакгауза, организует проверку, прием и распределение пленных. А Бридман в медпункте, его фельдшер Горелова перевязывает, — Музыке явно не по себе от брызжущей из меня злости. Ничего, обойдется.
— У пакгауза, говоришь? Ладно, пойду в пакгауз. А вы с сержантом организуйте пока оборону на восточном берегу. Траншеи проверить, при необходимости углубить. Все пулеметы — на ту сторону. Да, и где Скобелев?
— Убит.
— Как убит? Черт… Не вовремя… Вечная память. Тогда так… Лейтенант — выполняйте приказ, сержант — со мной, будем организовывать оборону с запада. А Скрипченко уже у пакгауза? Да? Ясно. Ну, вперед!
И где он, начальник наш героический? А вижу, с погранцами фильтр для пленных организует. Делать ему больше нечего. Пусть этим Скрипченко занимается…
— Товарищ капитан, разрешите обратиться? Можно вас для доклада?
Зашли за угол. Сержант сообразительный, остался со всеми, молодец.
— Так, теперь нас никто не слышит… Шеф, ты что? Адреналин в голову ударил? Недовоевал, ё…? Подумал, что будет если тебя убьют? Мне прикажешь командование брать? И вообще… ты чего увлекся этими пленными? Забыл, что частью командуешь? Я пока команду дал, чтобы с востока оборону крепили, если наши наступают, немцы в первую очередь оттуда полезут. Музыку послал. А с запада и командовать некому, Скобелев убит…
— Вроде не убит, тяжело ранен. Елена доложила.
— Хрен редьки не слаще, все равно кого-то надо ставить. Думай. Я предлагаю старшину. Да, и покормить людей надо, бывших пленных в первую очередь.
— Это я уже распорядился, тыловики уже кухню разворачивают. Помнишь этого туркмена, Рустама? Он поваром оказался. Так что одной проблемой меньше. А вообще старшина нужен, хозяйство все разрастается… — тут Андрей поворачивает за угол и зовет:
— Скрипченко!
Подбегает Скрипченко и получает от Андрея 'ценные указания' по распределению пленных. Когда Андрей его отпускает, я вспоминаю про Семена.
— Ты про Семена то слышал уже? — и увидев утвердительный кивок Андрея, предлагаю:
— Пошли с него стружку снимем… С героя… последнего.
Но ничего у нас не выходит. Едва мы с Андреем начинаем чехвостить это чудо, гордо несущее нам навстречу обмотанную белым бинтом голову и руку, как откуда-то внезапно появляется Елена и запрещает нам 'нервировать раненого бойца'. Приходится извиняться перед нашим доктором и идти по своим делам. Андрей уходит в штаб, расположившийся на восточном берегу реки в домике обходчика. А я иду к танкам и застреваю там почти до вечера. Даже стрельба на восточном берегу почти не воспринимается…
Все же дырку в 'трешке' нам удается заделать полностью, благо она совсем небольшая¸ миллиметров восемь в диаметре. Получается, что в нас попали из противотанкового ружья. Пока мы делаем профилактику танков, я пытаюсь припомнить характеристики таких ружей. Похоже 'трешку' могли поразить либо из чешского, но оно начало выпускаться в конце года, либо из трофейного польского. Скорее всего это был именно трофейный польский 'Ур'.
А вот кое-кого из конструкторов, я бы все же расстрелял из того же 'Ура'. Особенно за фрикционы и гусеницы. Надо как-то этого, как его, Шамшурина, отыскать. Помню, что он нормальную коробку передач для КВ предлагал… Мечты, мечты… кто нас с фронта отпустит и куда? Разве что в знаменитое здание 'Госужаса', а там боюсь не только Шамшурина, но и друзей уже не увидишь.
Едва заканчиваю возню с танками и сажусь за принесенный Кузьмой котелок с кашей и смальцем, как меня вызывают в штаб. Черт, а жрать-то охота… Беру котелок с собой и недовольно вспоминая всех родственников немцев и нашего командования, а также их противоестественные сексуальные связи, бреду через мост. Часовой узнавший меня, пропускает без оклика, за что получает втык. Нет, ну объясняешь, объясняешь…
— … Пусть хоть сам товарищ Сталин проходить будет, ты обязан остановить и проверить! Понял?
Дождавшись утвердительного 'Так точно! иду через мост. Вот это мы в них все же вбили, хотя Скрипченко до сих пор иногда морщится от наших старорежимных замашек. Ну что это за боец, когда он на приказ с ленцой так отвечает 'да' или 'нет'. Дисциплина начинается с мелочей. Часовой на восточном берегу бдительней, и окликает меня заранее. Услышав ответ и приказав осветить лицо, что я и делаю, выйдя в круг света небольшой висящей сбоку лампы, он внимательно осматривает меня и затем пропускает. Настроение немного поднимается.
Вхожу в штаб и сразу натыкаюсь взглядом на незнакомого командира… Тэк-с, капитан, судя по форме. С ним еще один, тот скромно держится в сторонке. Ага, младшой, понятно. В углу два незнакомых солдата уплетают из котелка кашу. Невольно сглатываю слюну. А народу-то! Все собрались, даже Кравцов здесь. Похоже с нашими мы встретились. Интересно, надолго? И как к 'линии Сталина' отступать будем, вместе или растащат по частям? Но твердо знаю одно — разоружить себя, как симоновские герои не дам. Пошли они…
— Знакомьтесь, товарищ капитан. Мой начальник штаба и зампотех, военинженер 2 ранга Иванов, — представляет меня Андрей.
— Рад знакомству. Капитан Таругин Кирилл Григорьевич.
Жмем друг другу руки. Хм, чем-то он мне сразу становится симпатичен. Младшего лейтенанта представляют как Сергея Олеговича Сергеева. Приношу извинения и быстро доедаю кашу. Вкуса уже не ощущаю — не до того…
Почти до полуночи совещаемся, а потом на местности уточняем линию обороны, хотя капитан и предупредил, что наступление наших отвлекающее, и по имеющимся сведениям, уже получен приказ отводить части фронта на 'линию Сталина'. Стараюсь не показать, что это для меня не новость. Читал в свое время об этом приказе Кирпоноса, читал. Не уверен, что он был правильный, но ход рассуждений командующего понятен. После неудачных контрударов так хочется спрятаться за что-то прочное и 'нерушимой стеной, обороной стальной'… Только вот из чего стену-то составлять? Из остатков дивизий и старых, не выдерживающих обстрела современной немецкой артиллерии ДОТов? Невольно улыбаюсь, вспомнив визги о подрыве этих укреплений накануне войны из книги Резуна. Прочитав первый раз, помниться чуть ли не катался от смеха. Придумать же надо — взорвали, чтобы не затрудняли доставку грузов. Уржаться легче… Так и видишь себе 'Великую Китайскую Стену', протянувшуюся сквозь наши леса, с узенькими такими воротами для въезда. Прочитав эту главу, сразу понял, что все эти произведения — липа. Ну не может офицер написать такую ерунду. Он что ничего по фортификации не читал? Как укрепрайоны строятся не знает? Это какой-нибудь шпак такую шизу может сочинить и такие как он лохи в это поверят. Тут английская разведка явный прокол допустила. А уж когда появились рассекреченные документы о том, что ничего не взрывалось… Тут меня отвлекают от этих мыслей и я возвращаюсь к реальности.
Итак, что мы имеем? Наш отряд, скорее уже батальон, 250 человек, два танка, две зенитные установки, сорокопятка, автоматический гранатомет, стрелковое оружие и автомобили… Так, трофеи — боеприпасы, бензин, сено, оружие в упаковке, мины… ё-мое, мы же дивизионный обменный пункт захватили! Еще трофеи — наши пулеметы, в том числе три ДТшки…. тэк-с-с, хорошо…, винтовки, два Т-38 на ходу….придумаем куда их лучше применить. О, неплохо — две сорокопятки с боекомплектом каждая! А что у коллег? Ага, батальон неполного состава с пятью минометами 82 мм и тремя ротными, станковые пулеметы, ДП и даже два БА-10… отлично. И два из батальонных минометов они нам оставили и несколько связистов своих тоже. Совсем неплохо…
Наконец все распределено и каждый занял свой сектор обороны. Несколько саперов из бывших пленных изучают по моим беглым запискам немецкие 'теллеры' и готовятся до утра заминировать все танкоопасные направления. Коллеги укрепляют северный фас обороны, направив в город передовой дозор. Хозяйственный взвод хоронит убитых. Ждем транспорт из дивизии для вывоза раненных и немецких пленных, часть из которых сейчас помогает рыть могилы и таскает грузы.
Бужу Андрея и собираюсь поспать до утра сам. Не спится… сквозь полудрему пробивается неожиданный разговор между Музыкой и Андреем.
2 июля. 1941 год. Украина. Станция, берег реки Стырь.
Войдя в комнату, в которой разместился штаб, Музыка осмотрелся. В углу у телефона примостился задремавший сидя связист, на кровати прикорнул Иванов. Скрипченко и Кравцов недавно ушли проверить состояние бойцов в медпункте и окопах. На столе, рядом с картой тускло светила керосиновая лампа. У стола с расстеленной картой о чем-то размышлял Андрей Мельниченко. Подойдя к нему, Музыка сказал:
— Товарищ капитан, давно хотел вас спросить. А где вы служили?
— Служил? А зачем вам? — искренне удивился Мельниченко, потом, чуть помедлив, добавил — Мы же все рассказывали. В 25-й стрелковой….
— Как же, слышал. Вот только несуразностей в вашем рассказе многовато. Да и поведение ваше… причем всех троих, я бы сказал, резко отличается от обычного. Да и знания…
— Ну, насчет поведения Вам, как 'милиционеру', со стороны виднее. Но мне кажется, ничего особо выделяющегося в нас нет. Граждане СССР… правда довольно часто бывавшие в ситуациях, когда другого начальства, выше нас, нет. А знания… Есть такое слово — увлечение. Для нас троих таким увлечением всегда была армия.
— Что и для Бридмана тоже?
— Ну, Семен вообще-то неплохо считает, если вы успели заметить…
— Это точно. Прямо Вольф Мессинг какой-то…
— Кто?
— Мессинг, вы что о нем не слышали? Он и в уме считает, и даже мысли угадывает.
— А, этот артист… Да, немного похоже. Вот из-за этого мы с Семеном и подружились. А так его больше всякие радиоприемники и усилители привлекают. Ну, а мы немного посчитали, используя наши знания и получилось что в случае внезапного нападения Германии наши войска могут отступить чуть ли не до Киева и Москвы…
— Чтооо? Да вы… да как вы такое подумали? — Музыка явно шокирован словами Андрея и рука его невольно скребет по кобуре нагана.
— Успокойтесь, Юрий. Сейчас я вам все объясню, — Мельниченко казался спокойным, но расстегнутая кобура и лежащая на рукояти нагана рука (вот где пригодились шуточные тренировки 'под ковбоев'!) недвусмысленно показывали, что он готов ко всему. Музыка, поняв намек, успокоился и следующий час Андрей описывал ему причины поражений наших войск в приграничных боях, от отсутствия автотранспорта в тылу, до неправильной организации и использования механизированных войск. Лекция изредка прерывалась, когда связист в полудреме начинал вызывать 'Сосну' или отвечать сам, что 'Береза' слушает. Один раз ее прервал появившийся сержант-сапер, доложивший о готовности к началу минирования и лишь однажды — сам Музыка, спросивший: 'Но как быть с секретными сведениями?. Усмехающийся Мельниченко заметил, что у немцев есть великолепная пословица, которую не раз вспоминал перебежчик Отто Лисовски, а именно: 'Что знают двое, знает и свинья'. И добавил, что секретные сведения могут оставаться секретом только пока они в голове нескольких человек и паре документов.