…Выходи, тебе плясать».
– Антара, – сказала Маша.
И похолодела от внезапного озарения и ужаса.
Она ошиблась.
Проклятая считалка ее подвела.
«Надидхара – голый камень, местами присыпанный крупным песком. Черным, а иногда серым. Газовая оболочка ничтожна. Ни намека на биосферу, не говоря уже о водных пространствах.
Надидхара – близнец Марги.
Идеальный полигон для чокнутых экспериментаторов.
Как я могла так оплошать! Энигмастер называется! Кукла набитая, а не энигмастер…»
– Нет, Надидхара!
– Так Антара или… – насупив брови, переспросил Фазылов.
– Конечно же, Надидхара, – повторила Маша уже уверенно. – Я оговорилась. Постоянно путаю эти красивые имена.
– Тогда, может быть, дадите себе труд что-нибудь объяснить? – спросил Вараксин, которому творящееся безумие вдруг показалось не худшим способом скоротать время.
– Это будет нелегко, – предупредила Маша, – потому что вам стоило бы погрузиться в поток моего сознания…
– Избави боже, – немедленно отреагировал Вараксин.
– …но я попытаюсь. Станция «Марга-Сократ» оказалась в зоне предполагаемого контакта. Только это не тот контакт, к какому привычны наши ксенологи.
– Ирулкары? – с интересом уточнил возникший как бы из ниоткуда Аристов.
– Я не могу утверждать это наверняка, но все указывает на них.
– Так ведь они, кажется, вымерли, – заметил Фазылов.
– Исчезли, а не вымерли, – поправила Маша.
– Подтверждаю, – ввернул Аристов.
– Я думаю, они попросту скрылись из виду на несколько тысяч лет, – продолжала Маша. – О чем никто из соседей особенно не сожалел. А теперь вернулись.
– И украли станцию, – фыркнул Вараксин.
– За ними водились такие наклонности, – подтвердила Маша. – Хранитель Времени на Нпанде. Ризендруза на Саранге…
– Мотивы? – быстро спросил Фазылов.
– Всему причиной барьер восприятия, – затараторила Маша, уловив в собеседниках намеки на зарождающийся интерес. – Непреодолимое коммуникативное различие между ирулкарами и всем остальным населением Галактики. У меня несколько гипотез…
– Святые угодники! – Вараксин возвел очи к потолку.
– …и первую я назвала «Дурные соседи». Ирулкары возомнили о себе невесть что. Назначили себя венцом творения, а остальных – недоразвитыми дикарями, недалеко ушедшими в своем развитии от животных.
– Такие случаи известны, – сказал Аристов значительным голосом. – Человечество тоже переболело этим недугом. Хотя обычно он не протекает в столь острой форме.
– Ирулкары решили, – продолжала Маша, – что их мнимое превосходство дает им право проводить над другими любые действия, например – эксперименты по зоопсихологии.
– Звучит обидно, – сказал Фазылов.
– Видите ли, Маша, – задумчиво промолвил Аристов. – По первому образованию…
– Вы ксенолог, я помню, – быстро сказала Маша.
– Мы все помним, – подтвердил Вараксин с сарказмом.
– В классической ксенологии принято полагать, – продолжал Аристов, нимало не смутившись, – что цивилизация, достигшая высокого уровня развития, начинает с подчеркнутой ответственностью относиться к собственным деяниям. А младшим, если можно так выразиться, братьям по разуму всемерно и ненавязчиво покровительствовать. До сих пор не были известны прецеденты обратного.
– Возможно, казус ирулкаров – из области статистической погрешности, – сказала Маша. – Хотя вторая моя гипотеза, «Глас вопиющего», кажется мне более предпочтительной.
Вараксин выразительно поглядел на настенные часы, показывавшие абсолютное галактическое время в земных единицах, но ничего не сказал.
– Все неприятные инциденты, связанные с ирулкарами, были проверкой на разумность, – говорила Маша. – Вы упоминали, Пал Семеныч, что ирулкары не просто иные, а совершенно иные. Никто не понимал их поступков. Но и они находились в том же трагическом состоянии непонимания. Они чувствовали себя одинокими во всей Галактике, это делало их несчастными, наполняло их медлительные, но от того не менее чувствительные души невыразимым отчаянием. Они искали собеседников и не находили. Рукотворная двухсотметровая статуя и друза гигантских кристаллов в их глазах ничем не отличались. Ирулкары пытались понять, разумны ли создатели этих объектов. А мы знаем, что в случае с кристаллами создателем была природа. Спустя много лет, утратив последнюю надежду, ирулкары провели все тот же тест на разумность с нашей станцией, которую, благодаря яркой раскраске, легко было счесть артефактом среди серых песков Марги.
– В чем же состоял тест? – полюбопытствовал Аристов.
– Птички и гнезда. Помните старинные опыты по зоопсихологии? Если перенести птичье гнездо немного в сторону, хватит ли ума пташке найти его?
– Эвона как! – сказал Аристов и озадаченно засмеялся. – А что у нас третьим номером?
– «Докучливый шутник», – охотно сообщила Маша. – Если, условно говоря, считать сообщество разумных цивилизаций чем-то вроде большой разношерстной компании, то в ней, как часто случается, найдется некто, чье чувство юмора непонятно окружающим. Причем сам он этого не сознает, а доводы окружающих до него не доходят в силу… м-м-м… альтернативной одаренности. Он из кожи вон лезет, старается, шутит, а на него смотрят, как на больного, потихоньку начинают сторониться. Со временем его шуточки становятся все однообразнее и злее…
– Исчезновение нашей станции – такая злая шутка? – спросил Фазылов.
– Надеюсь, что нет. Возможно, мы счастливо пропустили тот этап отношений ирулкаров и Галактики, когда их юмор выглядел совершенно черным. Шутка со станцией была вымученной, слабой тенью инцидента на Нпанде, даже без намека на фантазию…
– Недурно для дилетанта, – проговорил Аристов покровительственным тоном. – Вы не думали сменить профессию?
– Спасибо, – сказала Маша. Ей и в голову не приходила такая мысль, но, чтобы не задеть одного из немногих союзников, она решила быть деликатной. – Эта перспектива будет согревать меня в минуты досуга.
– Но где же прячутся эти несносные ирулкары? – осведомился Аристов.
– Они где-то рядом, – сказала Маша уверенно. – Медленные и не очень привлекательные. Они нас увидели, а мы их нет.
– Может быть, поищем их вместе? В минуты досуга? – сощурился Аристов.
Все складывалось неплохо. Маше удалось завладеть вниманием и заставить себя выслушать. Это было хорошим знаком. Да, она не преувеличивала своих заслуг. Понимала, что всему порукой вздымавшийся над ее хрупкими плечами мрачный и неоспоримый авторитет Тезауруса. Но в достижении благой цели все средства хороши…
– Понятно, – сказал Вараксин саркастически. – Что ж, мы выслушали вас – из уважения к представляемой вами организации. Благодарю за полезное сотрудничество, госпожа энигмастер. Будем считать его завершенным. Всего наилучшего вам и вашему Тезаурусу.
Кисейное облачко надежды пролилось ледяным дождем разочарования.
Нет, еще хуже: тяжкий удар дикой волны, прорывающей защитную дамбу.
И он застиг Машу врасплох.
Она молчала, вмиг позабыв все аргументы и домашние заготовки, в том числе и многажды отрепетированную под руководством сценических педагогов истерику. Стояла и с большими интервалами хлопала ресницами. Смешная, неуклюжая кукла Маша.
У нее оставалось еще последнее оружие. Или, если угодно, неубиенный козырь. Энигматический Императив. Вербальная формула, которую она могла произнести вслух. В этом случае никто не смел бы ей прекословить под угрозой отлучения от профессии. До сей поры Маша произносила Энигматический Императив только перед зеркалом, в качестве упражнения на твердость убеждений.
Теперь все было иначе, все было реально.
Поэтому она не имела сил на такое радикальное решение. Она боялась.
Потому что не была до конца уверена в собственной правоте.
Смысл Энигматического Императива предполагал абсолютную и бескомпромиссную уверенность энигмастера в собственном решении.
Между тем Вараксин коротко кивнул ей, взял Фазылова под локоть и повел куда-то вдоль рядов мерцающих экранов. На ходу они негромко переговаривались. «…в конце концов, что мы теряем?..» – «…у меня ко всякой бредятине врожденный иммунитет…» – «…если для дела нужно, могу и свечку поставить…» Оба выглядели безобразно спокойными. Как будто ничего важного только что не произошло. Аристов же, пожав плечами… мол, я-то что могу поделать, у меня и права голоса в таких вопросах нет… неспешно убрел в противоположную сторону.
– Они не успеют! – Маша наконец вышла из ступора и в отчаянии взмахнула стиснутыми кулачками. – ¡Diablo! ¡Con mil diablos!
– Но ведь ты сделала все, что могла, – отозвался Витя Гуляев, о котором все благополучно позабыли.
– Они мне не поверили! – продолжала Маша, не слушая. – Меня учили убеждать, а я лепетала какую-то бессмыслицу.
– Видела бы ты себя со стороны… – попытался неловко пошутить Гуляев, хотя на душе у него было скверно.
– А если бы я заявилась в платье из черного бархата до пят и вампирском макияже, то поверили бы?
– Нет, – Витя грустно покачал головой. – Не поверили бы ни за что.
Ему чрезвычайно хотелось утешить Машу. Но втайне он тоже не признавал ее правоты. Его сердце ныло от мучительной раздвоенности между чувством и долгом.
– Пойду к себе, – наконец объявила Маша, уставясь в пол. – Усну, если повезет. Расскажешь, чем закончилось.
– Хочешь, я… – начал было Гуляев.
– Ничего я не хочу, – отмахнулась Маша. – Разве что утопиться. Только негде.
8.
Закат на Марге случился, как всегда, внезапно. Будто щелкнули выключателем в спальне. Белый с желтыми наплывами шарик звезды Шастры, удивительно похожий на разбитое яйцо на сковороде, укатился за гряду вздыбленных дюн. Похолодало снаружи, внутри куттера стало темно и неуютно. Антонов, которому ужасно хотелось поговорить, чтобы не было так тоскливо, выразительно откашлялся.
– Мне тоже не по себе, – сразу отозвался Яровой скучным голосом.
– Вы знаете, мастер, – сказал Антонов. – Я не планировал умереть именно сегодня.
– Никто еще не умер.
– Мы сидим тут уже вечность, и ничего не происходит.
– Что, по-вашему, должно произойти?
– Не знаю. Какие-нибудь активные телодвижения по нашему спасению.
– Они происходят. Уж будьте покойны. Только мы их пока не видим, – Яровой усмехнулся. – Могу себе представить, как Вараксин орет на всех, – он призадумался. – Нет, не могу. Он редко повышает голос. Нужно очень постараться, чтобы вывести его из равновесия.
– Думаете, нынче не тот случай? – спросил Антонов чрезвычайно язвительно.
– Конечно, не тот, – сухо сказал Яровой. – Рутинная ситуация.
– Что же рутинного в том, что у нас попятили станцию?! – удивился Антонов.
– Пожалуй, – флегматично согласился Яровой. – Станцию у Вараксина еще никогда не крали.
– Мы так и будем сидеть без дела?
– Да. Так и будем.
– Но, может быть, нужно что-то предпринять… – сказал Антонов нетерпеливо.
– Нужно сидеть и спокойно ждать, – сказал Яровой ровным голосом.
– Чего? – вскричал Антонов. – Смерти?
– Прилета спасателей, – спокойно сказал Яровой.
– А они успеют?
– По моим расчетам, не должны, – честно ответил Яровой.
– И что тогда? Мы умрем?
– Вы не поверите, – сказал Яровой совершенно искренне. – Но даже если нас и спасут, мы все равно умрем, – выдержав паузу, закончил: – Когда-нибудь.