Почувствовав, что вновь владеет собой, Гидеон направился к Уиннифред и странного вида собаке. При более близком рассмотрении оказалось, что у собаки приплюснутая голова, болтающиеся уши и короткий торчащий хвост. Коза. Огромная коза, на его взгляд, совсем на козу непохожая, которая безмятежно сидела в траве, наблюдая за Уиннифред и сочувственно слушая ее жалобы. Или, быть может, она просила что-то лежащее у нее в кармане, предположил Гидеон.
— Козы умеют просить? — крикнул он ей.
Уиннифред коротко оглянулась через плечо, после чего подняла лежащую на земле жердь себе на колено, что определенно выдвинуло лишний практический аргумент в пользу брюк.
Прежде чем он дошел до нее, она с помощью ноги и обеих рук подняла жердь между двух поперечных жердей. Упрямая, подумал он, или настолько привыкла делать все сама, что ей даже не приходит в голову попросить о по мощи. Она полезла в карман и вытащила салфетку, полную объедков.
— Клер умеет, — ответила она, бросив еду козе, которая жадно проглотила все, прежде чем вновь обратить на хозяйку свои умоляющие глаза.
Он прислонил трость к забору и оперся бедром о перекладину.
— Вы сегодня совершили очень добрый поступок по отношению к своей подруге, — сказал он ей, главным образом потому, что Уиннифред необходимо было это услышать.
Она пнула ногой камень и нахмурилась, когда тот покатился в траву.
— Не очень-то любезно я это сделала.
— Не очень любезно, верно, но тем не менее. — Он наклонил голову в попытке поймать ее взгляд. — Неужели будет так уж ужасно провести несколько месяцев в Лондоне?
— Да.
Абсолютная убежденность в голосе заставила его выпрямиться.
— А вы когда-нибудь бывали в Лондоне?
— А разве у вас не бывает чувства, что вы не хотите чего-то, чего никогда раньше не делали?
— На ум приходит только смерть.
Уголок ее рта дернулся кверху.
— Не совсем то, что я имела в виду, хотя, пожалуй, принцип тот же.
Он в задумчивости откинул голову.
— Мне не хотелось бы унаследовать титул, — решил он. — И не просто потому, что я люблю своего брата, а его кончина была бы необходимым условием для данного события. Просто не хочу этого бремени.
— А разве это так ужасно — быть маркизом? — в свою очередь, поинтересовалась она.
— Да, — усмехнувшись, ответил он. — Без сомнений, да. Земля, люди, политика — все и вся требует твоего времени и безраздельного внимания. Я мог бы назвать несколько вещей, которых желал бы еще меньше — например, вышеупомянутая смерть, — но это был бы очень короткий список.
Она понимающе кивнула, и он подумал, какая это редкость среди знакомых леди. Леди обычно считают титул одним из величайших подарков судьбы, а приобретение оного — одним из величайших достижений. Надежда избежать титула, разумеется, была бы воспринята как одна из величайших глупостей.
Некоторое время они постояли молча, пока Клер, которой явно наскучило сидеть в траве, не встала со своего места. Уткнувшись носом в ногу Гидеона, она громко фыркнула.
— Не обращайте внимания на Клер, — рассеянно сказала ему Уиннифред. — Она ведет себя так со всеми, кто ей нравится. Хотя, если честно, она ко всем чувствует расположение.
— Ясно. — Он нахмурился, глядя на козу, несколько озабоченный тем, что она может выразить свою внезапную любовь к нему убедительным укусом. — Интересное имя для козы — Клер.
— Гм. Противную жену викария зовут Кларисса.
Он слегка тряхнул ногой в попытке отодвинуть свою новую подружку.
— А Люсьен, о котором вы тут упоминали?
Возможно, это простое совпадение, что его брата тоже зовут Люсьен, но Гидеон в этом сомневался.
Уиннифред криво улыбнулась:
— Наш теленок — точнее, теленок нашего соседа, поскольку он за него уже заплатил.
Он подумал, с каким удовольствием сообщит своему брату, маркизу, о его тезке.
— Изобретательно.
— Не слишком, — призналась она. — У нас бывает только по одному теленку в год, и их покупает наш сосед мистер Макгрегор. Мы называем всех бычков Люсьенами, чтоб не привязываться… ну, вы понимаете.
— Прекрасно. Не думаю, что кому-то из них удалось избежать кастрации?
— Ни одному.
— Как я и сказал, изобретательно. — Он оглядел поле. — А где-нибудь здесь нет Гидеона, о котором мне лучше узнать заранее?
На этот раз, когда она отвечала, лицо ее освещала веселая улыбка, а в янтарных глазах плясали чертенята.
— Нашу корову зовут Гидди. Таких больших титек, как у нее, вы никогда не…
Она замолчала, когда он расхохотался, и склонила голову набок.
— Вам неприятна мысль быть маркизом, но вы ничуть не против, что в вашу честь названа корова. Не знаю, считать это похвальным или нелепым.
— Нелепость — отличная вещь, — отозвался он, все еще посмеиваясь. — Обычно недооценивается и не замечается. И тем не менее ее можно найти почти в любой ситуации. Даже в самых безрадостных обстоятельствах часто содержится та малая крупица юмора, которую мы клеймим как нелепость — война, политика, — он подмигнул ей, — лондонские сезоны. Какое утешение — знать это. И талант — быть способным ее увидеть.
Иногда, подумал он, это единственное, что стоит между человеком и отчаянием. Встревоженный направлением своих мыслей, он оттолкнулся от забора и ухватил свою трость.
— Что ж, утро чудесное, но мне надо сделать в городе кое-какие дела. Не думаю, что у вас есть фаэтон или что-то вроде него…
Она фыркнула при упоминании фаэтона.
— За конюшней стоит одноконная телега, но сомневаюсь, что она все еще в рабочем состоянии.
— А если да, вы со мной поедете?
— Спасибо, нет. У меня есть свои дела.
— Как знаете. Может, что-нибудь привезти?
Она качнула головой, но потом, очевидно, передумала.
— Я не должна… не должна, но… вы не подождете минутку? У меня в домике есть деньги и…
— С деньгами разберемся потом, — не дал ей договорить Гидеон.
Ей надо привыкать к тому, что кто-то другой покупает то, что ей нужно, но лучше приучать ее к этой мысли постепенно. От многолетней привычки почти полной независимости едва ли можно избавиться за несколько часов.
— Ладно, если вы не против. — Она пришла в радостное волнение, улыбаясь и в то же время кусая губу. — В витрине булочной миссис Мортон выставлены просто изумительные пирожные. Но там есть одно, которое мне хочется просто до смерти. Оно пышное, круглое и покрыто какой-то глазурью.
Она сделала попытку показать форму пирожного руками. Это ему совсем не помогло.
— А как оно называется?
— Понятия не имею, но, думаю, оно с какой-то начинкой — может, фруктовой, может, какой-то крем. — Она тоскливо вздохнула. — Очень надеюсь, что это крем.
Она никогда его не пробовала, дошло до Гидеона. Она хочет это пирожное так давно и так сильно, что вздыхает от одной лишь мысли о нем — а Уиннифред не произвела на него впечатления женщины, которая только и делает, что вздыхает по каждому поводу, — и, однако, ни разу даже не откусила ни кусочка. Какие еще удовольствия, большие и маленькие, были украдены у нее?
— Непременно привезу.
И он уж позаботится, чтобы эти пирожные были наполнены кремом, даже если ему самолично придется выскрести фрукты и заново начинить их.
— А не могли бы вы привезти два? — спросила она, явно чувствуя себя неловко. — Одно для Лилли? Если это не слишком…
— Два так два.
Остаток дня и добрую часть вечера Уиннифред занималась хлопотами по хозяйству. Она пропустила ленч, частично потому, что поздно позавтракала, но главным образом просто еще была не вполне готова встретиться с Лилли.
Гнев прошел, как и жалость к себе. Она была решительно настроена не только поехать в Лондон, но и постараться получить удовольствие от поездки. Что толку хандрить — только делать несчастными тех, кто с тобой рядом. С чем она не смирилась, так это с приготовлениями.
Уиннифред прекрасно знала свои недостатки. Она хорошо понимала, что совсем не готова для лондонского сезона и что Лилли уже вовсю строит планы, как поправить дело. Это необходимо сделать, и Уиннифред готова. Желания, однако, отнюдь не испытывает.
Поэтому она работала на улице до тех пор, пока не село солнце и не померк последний свет, только после этого она вернулась в дом.
Лилли она нашла у дверей. Та держала коробку из булочной, записку и выглядела слегка ошеломленной.
— Лорд Гидеон прислал нам записку. Ты чуть-чуть не застала посыльного.
Уиннифред посмотрела на дорогу и увидела, что в воздухе все еще висит пыль.
— Что в записке?
— Не знаю. Еще не открывала.
— Почему? — Ей в голову пришла ужасная мысль. — Ты думаешь, он не собирается возвращаться? Думаешь…
— Что? Да нет, ничего подобного. Просто… ну, нам никогда раньше не доставляли посланий. За двенадцать лет ни единого письма, не считая ежегодного пособия от леди Энгели. — Она широко улыбнулась, глядя на конверт. — И вот, смотри! Нам доставляют письмо специальным курьером — и от самого лорда. Полагаю, это один из самых прекрасных дней за многие годы.
Поскольку это было вполне в духе ее подруги — так по-детски радоваться подобной глупости, Лилли рассмеялась и обняла ее, при этом чуть не раздавив коробку и письмо.
— Я люблю тебя, Лилли Айлстоун. — Фредди чмокнула подругу в щеку. — Прости, что так отвратительно вела себя за завтраком.
Лилли тоже поцеловала ее.
— А ты прости, что я так нечестно вынудила тебя на то, чего ты не хочешь.
— А твоего сожаления достаточно, чтобы…
— Ни в коей мере.
Уиннифред рассмеялась и отпустила ее.
— Что ж, тогда открывай записку.
Лилли сунула коробку под мышку и аккуратно открыла конверт, чтобы не порвать первосортную бумагу.
— Он не смог найти все, что нужно, в Энскраме, поэтому собирается поехать в Лэнгхолм. Вернется утром. Он подписался «ваш покорный слуга». Как это мило, правда?
— Ужасно. Открой коробку.
Лилли проигнорировала требование и нахмурилась.
— Перед отъездом он спросил, не нужно ли мне чего, и я дата ему небольшой список. Неужели все эти хлопоты из-за меня?
— Я бы не стала слишком переживать из-за этого, Лилли. Лорд Гидеон способен сказать «нет». — Она игриво улыбнулась и добавила: — Или, быть может, он слишком джентльмен, чтобы отказать в просьбе леди, и сейчас проклинает тебя на чем свет стоит. «Разрази гром эту мисс Айлстоун. Чертова глупая гусыня, настаивающая на яблоках, когда в каждом углу Энскрама можно найти отличную клубнику».
Лилли фыркнула.
— У Энскрама всего четыре угла. И во всех них очень мало что можно найти.
— Раздраженные джентльмены склонны преувеличивать. — Как и Лилли. Энскрам — маленький, но прелестный, и в нем есть свои магазины. — Что в коробке?
Лилли открыла крышку. Внутри лежало полдюжины пирожных.
— О Боже.
Уиннифред вздохнула и протянула руку, чтобы взять одно. Она поднесла его к носу и втянула аромат свежего крема и сахарной пудры. Сладости были для них с Лилли редкостью, а такие дорогие, как эти в коробке, они и подавно не могли себе позволить. Уиннифред хотелось насладиться каждым мгновением, посмаковать каждую секунду удовольствия. Хотя — в коробке их шесть…