— Загляните как-нибудь ко мне, — предложил ей Майк в надежде, что Сим его услышит. — Я смогу дать вам пару советов.
Взгляд, который при этом бросила на него Сим, подсказал ему, что он выбрал верное направление. Пусть она не думает, что он никому не может быть интересен, если прикован к инвалидному креслу. Да, он в отличие от Питера Харди не может похвастаться здоровьем, но зато в голове у него не только золотые опилки.
Насладившись произведенным на Сим впечатлением, Майк пошел дальше и выложил своей собеседнице ту новость, которой в первую очередь хотел поделиться с Сим: он отправил своему старому приятелю серию снимков, которые, если повезет, смогут принять участие в нью-йоркской выставке.
По лицу Сим было заметно, что она удивлена этой новостью точно так же, как и тем, что Майк делится ею с девушкой, которую толком не знает.
Когда тосты закончились, а клацанье вилок о тарелки перестало терзать слух, кто-то из молодых людей, оказавшихся на празднике, предложил устроить танцы.
Питер Харди поддержал идею, Сим предпочла промолчать. Майк, небрежно улыбнувшись, сообщил своей соседке, что компанию в этом увлекательном мероприятии составить ей не сможет. Девушка оценила его чувство юмора и предложила продолжить их интересную беседу, но Майк подумал, что ему совсем не хочется любоваться на танцующих Питера и Сим. А потому ответил своей соседке, что давно уже мечтает выкурить на свежем воздухе сигаретку-другую.
Выбравшись на крыльцо, Майк прикрыл за собой дверь и вытащил портсигар из кармана шоколадно-коричневой рубашки, подаренной ему мисс Бифер. Сигарета немного успокоила расшалившиеся нервы, и он подумал, что совершенно несправедлив к Сим.
Даже если ей понравился Питер Харди — что с того? Может, правильнее порадоваться ее успеху, вместо того чтобы ревновать ее и пытаться вызвать ответную ревность? Едва ли Сим своим поведением хотела причинить ему боль — она слишком добра для этого. Наверное, ей и в голову не пришло, что его может задеть ее внимание к другому мужчине. В конце концов, разве он имеет право ее ревновать? Ведь он ни разу даже не намекнул ей на то, что испытывает к ней сильные чувства.
Майк подумал, что за своими переживаниями он совсем позабыл, что хотел задать друзьям миссис и мистера Деверика кое-какие вопросы, которые, возможно, могли бы пролить свет на историю с дневником мисс Попугай. Он не ожидал, что ему удастся выяснить у этих людей что-то важное, однако попробовать все-таки стоило. К тому же по реакции, которую вызовут его вопросы, можно будет догадаться, настолько ли серьезную роль в их жизни сыграли те события, которые описываются в дневнике.
Куря сигарету, Майк подумал, что Сим, конечно, сказала бы ему сейчас, что он кощунственно относится к своему здоровью. Но где теперь была Сим? Наверное, танцует с молодым Харди. Майк горько усмехнулся. А ведь они, черт возьми, действительно красивая пара. Молодой ясноглазый мужчина с лучезарной улыбкой и неземная длинноволосая красавица, приехавшая в Фейнстаун на экспрессе фей… Нет, этой паре чего-то недоставало. Пока Майк пытался понять чего именно, дверь дома приоткрылась и кто-то выглянул на крыльцо.
— Майк Гэсуэй, вы что, решили накуриться надолго впрок? — послышался позади него знакомый женский голос.
Сим подошла к нему. В ее взгляде промелькнула не то обида, не то тревога.
— Я же не думал, что ты придешь меня спасать. — Майк изо всех сил старался казаться непринужденно веселым. — Не беспокойся, Симона, я курю всего лишь вторую сигарету.
— Всего лишь, — хмыкнула Сим и строго посмотрела на Майка. — Между прочим, кое-кто простужен. А ведь прошло уже, наверное, минут пятнадцать с тех пор, как ты выбрался на крыльцо в одной рубашке.
— Ты что, засекала время? — хмыкнул Майк. — Я подозревал, что Питер Харди танцует лучше…
— О чем это ты? — В серых, чуть облачных глазах Сим читалось искреннее недоумение.
— О том, что в объятиях хорошего танцора девушки не считают минуты, — изрек Майк.
— Думаешь, я танцевала с Питером Харди? — улыбнулась Сим, и в ее глазах зажглись искорки лукавства. — Да я еле отвязалась от этого самовлюбленного идиота. Уверена, он и танцует так же, как разговаривает: совершенно не чувствует партнершу.
— По-моему, ты неплохо держалась для девушки, которой невыносимо скучно, — ехидно заметил Майк.
— По-моему, кто-то мог бы вмешаться в разговор и спасти положение, — укоризненно посмотрела на него Сим. — Но вместо этого предпочел развлекать свою очаровательную соседку слева.
— Она увлекается фотографией, вот мы и разговорились, — пробормотал себе под нос Майк, чувствуя некоторое удовольствие от того, что Сим все-таки его приревновала.
— Я не имею ничего против твоей собеседницы, — спокойно сообщила Сим. — Только мне было обидно, что ты не сказал о выставке мне.
— Я и сам не знаю, попадут ли мои работы на выставку, — пожал плечами Майк. — Пока только жду ответа. Честно говоря, мои снимки не так уж хороши для выставки. К тому же мое имя вряд ли кто-то помнит.
— Неправда, — покачала головой Сим. — В прошлом году я ходила со своими школьниками на выставку твоих работ. Им, кстати, очень понравилось.
— Не надо меня утешать, — пробурчал Майк, которому все-таки было приятно, что Сим уже слышала его имя.
— А я и не утешаю. Мне казалось, ты успел заметить, что из меня не очень-то хорошая жилетка.
Сим улыбнулась, слегка склонилась над ним и легонько сжала его ладонь, лежащую на ручке кресла. В ее прикосновении было столько тепла, что Майк, успевший замерзнуть, почувствовал, как внутри него из маленькой едва тлеющей искорки разгорается целое пламя.
Это пламя, которое так давно не обжигало его душу, пугало Майка. Согреться в зимнюю стужу, конечно, хорошо, но что будет, если у тебя отнимут огонь? Если тот, к кому ты привык, кого успел полюбить, вдруг уйдет, исчезнет из твоей жизни?
Майк знал, что рано или поздно рука Сим соскользнет с его руки. Что рано или поздно он снова почувствует холод. Но этот, физический холод — сущий пустяк по сравнению с тем ледяным адом, той пропастью одиночества, в которой он останется, если откроет замкнутую на десять замков дверь своей жизни…
Танцы уже закончились, и Клэр Деверик помогла служанке принести десерт. Пожилые гости лениво развалились на стульях, а разрумянившаяся молодежь снисходительно косилась на своих быстро выдохшихся «старичков».
Майк с облегчением почувствовал, что к нему вернулось былое самообладание, и принял оживленное участие в разговоре, которым Питер Харди снова попытался увлечь Сим.
Разговор коснулся тех вопросов, которые были интересны Сим и о которых Питер не имел ни малейшего представления: Майк заговорил о прочитанной им недавно книге Фромма. Около минуты на лице красавчика Пита держалась ослепительная улыбка, но скоро она погасла, когда он понял, что ему нечего сказать.
Зато Сим слушала Майка с большим удовольствием. Ей было приятно, что он прочел книгу, о которой она так много говорила, и даже кое-что вынес из нее. Майку нравились серебряные искорки, мерцающие в серых глазах Сим, и он подумал, что готов узнать обо всем, что ей интересно, лишь бы эти искорки всегда освещали его тусклый мирок.
Вскоре к их разговору присоединился отец Питера, мэр Гэс Харди, которого здорово зацепили слова Майка о том, что некоторые чувства, принимаемые за любовь, на самом деле являются «симбиозом», то есть болезненной зависимостью от объекта любви.
— Хотите сказать, — вопросительно уставился он на Майка, — что если я завишу от моей жены, которая, уж простите за подробность, стирает мне, гладит и готовит, то у меня не любовь, а этот самый симбиоз?
Мэра Харди в Фейнстауне знали как человека простого и достаточно прямолинейного — это качество не раздражало окружающих, а скорее снискало ему славу «своего парня» и «отца города». Майк подозревал, что Гэс Харди вовсе не так уж прост, каким пытается казаться, и его подозрения лишь окрепли с тех пор, как к нему в руки попал дневник Дорианы Морринг.
— Нет, я совсем не то хочу сказать, — с улыбкой ответил мэру Майк Гэсуэй. — Есть люди, в принципе не способные любить: они так сильно поглощены своими комплексами, что могут только зависеть от своих партнеров. Собственная несамодостаточность вынуждает их спасаться от одиночества любой ценой. Не важно, с кем быть, лишь бы не быть одному.
— Как все сложно, мистер Гэсуэй, — покачал седовласой головой мэр Харди. — А я просто люблю свою жену, — покосился он на миссис Харди, скромно взирающую на своего облеченного славой мужа. — И она меня, надо полагать, тоже. А, миссис Харди?
Оливия Харди робко улыбнулась и кивнула мужу. Майк подумал, что эта женщина вполне могла знать об измене мужа, но, скорее всего, сочла, что мудрее будет стерпеть все молча и сохранить семью.
— Любовь и смерть — вообще сложные темы, — многозначительно изрек Майк и оглядел притихших гостей. — Недавно я делал снимки возле одного весьма своеобразного дома и подумал, что ничегошеньки не знаю о том, что в нем случилось… — Майку показалось, в гостиной воцарилась гробовая тишина. Он поймал испуганный взгляд, который бросила на него Симона, но все же продолжил. — Вы все наверняка знаете этот дом. Говорят, в нем жила наша городская знаменитость — мисс Попугай… Так вот, — Майк невозмутимо улыбнулся и снова оглядел собравшихся, изобразив на своем лице выражение совершеннейшей невинности, — я все думал, что сталось с мисс Попугай и почему ее вообще прозвали ведьмой? Хорошо бы кто-нибудь посвятил меня в эту историю. Возможно, она поможет мне иначе взглянуть на этот дом и сделать по-настоящему хорошие фото.
Деревянные лица некоторых гостей, среди которых Майк особенно выделил доктора Крауди и мэра Харди, потихоньку стали оживать. Майк заметил, что бабушка Клэр неодобрительно покосилась на внука, да и Джаспер Деверик бросил в его сторону какой-то странный взгляд.
У Майка мелькнуло в голове, что они как друзья мэра и доктора могут кое-что знать обо всей этой истории, но он тут же отмел свое фантастическое предположение. Едва ли мистер Крауди или мэр Харди стали бы делиться с окружающими своими тайнами.
— Я не знаю, почему Дориана Морринг прослыла ведьмой, — глядя сквозь Майка, сказал Джаспер Деверик. — Мне известно, что она была не очень приятным человеком. Клэр по приезде сюда пыталась свести с ней знакомство — она всегда любила помогать людям, — но выяснилось, что миссис Морринг гораздо больше интересуется своими попугаями, чем людьми. Дориана Морринг, насколько мне известно, завела птиц после того, как скончался ее муж. Видно, преждевременная утрата супруга произвела на нее очень сильное впечатление, потому что эта уже немолодая дама… как бы это сказать… была не в ладах с рассудком.
— Она была обыкновенной чокнутой старухой, — буркнул мэр Харди. — Гоняла ребятишек, которые залезали к ней в сад за яблоками, ссорилась со всеми, кого встречала в городе. Я думаю, ее поэтому и прозвали ведьмой.
— А что с ней случилось? — робко поинтересовалась Сим у мэра, которому, как заметил Майк, с трудом удалось сохранить невозмутимое лицо после этого вопроса.
— У Дорианы Морринг было слабое сердце, — ответил вместо мэра доктор Крауди. — Она спускалась с лестницы, и в этот момент у нее случился сердечный приступ. К несчастью, этот приступ на лестнице стоил ей жизни.