Священник закивал и даже улыбнулся. Наместник же все помрачнел и налился кровью, как комар.
— Веруешь ли ты в Страшный Суд и воскрешение мертвых?
— Верую лишь, как и надобно доброму христианину, в суд Бога над каждым человеком после его смерти и воздаяние за его жизнь адским пеклом или райским блаженством. Воскрешение мертвых в плотском теле суть козни Темного, что мысли о некромантии вложил в грешные головы иерархов Вселенской Церкви… — Так, кажется, меня понесло, не сказать бы чего лишнего.
— Правильные речи говоришь ты. Но скажи мне, сын мой, и говоря помни, что перед Господом нашим, перед Его Сыном и перед святым Арием несешь ты ответ: истинно ли ты король, который был предсказан нам?
Я выдержал паузу и подумал, как бы ответить похитрее. И тут мне пришла идея отвечать по возможности словами Писания. Против этого очень, очень сложно найти какие-либо контраргументы.
— Ты сказал! — мой голос разнесся по огромному залу, и я увидел, как священник уже совсем по-другому посмотрел на меня. Как-то подобострастно, что ли.
Не знаю, поверил ли он мне, но, похоже, что решение он принял. Истинный я король или нет, но я на его стороне. Это я ему недвусмысленно показал. Когда у власти находятся торгаши, от них можно ждать всего, чего угодно: вплоть до того, что они просто сдадут все духовенство Святому ордену, подпишут унию, лишь бы свои шкуры свои сохранить. Что ж, такой вариант вполне вероятен и выгоден как торгашам княжества, так и Мэнгеру, который таким образом без малейших усилий получит нового богатого данника.
Ну что ж, местные церковники и благородный дон из местного рода — это уже кое-что. А события тем временем уже начинали развиваться так, что повернуть вспять было уже ну совсем невозможно. Совсем! В зал вбежал перепуганный стражник и доложил, что на Дворцовой площади собрался народ и требует предъявить истинного короля.
Краска с лица наместника схлынула моментально. Он заметно заволновался, заерзал на своей подушке. Я же внимательно вглядывался в лица окружавших его благородных донов, гадая, кто же будет на мой стороне, а кто нет. Отступать мне было некуда, да и поздно. Ничего не скажешь, крепко меня скрутила паутина судьбы. Эх, крепко! Ну что, наместник, твой ход, может статься — последний.
— Благородные доны и вы, ваше первосвященство, — начал толстяк, — все мы пребываем ежедневно в ожидании истинного короля, приход коего предсказал почивший в мире великий король-ванд Ательред. И столь велика наша мука при созерцании пустеющего трона, что мы….
Да, видимо, больше всех мучаешься ты, жирная свинья. Спишь и видишь небось, чтобы стать основателем новой династии, только вот кишка у тебя тонка. Старинным саранским родам ты выгоден только в качестве временщика без права наследования. Хотя был бы я на твоем месте, уже давно бы все обустроил. Конечно, торгаши всегда знают, где лежит кусок пожирнее, только духу у них не всегда хватает этот кусок взять. Боятся они за свои торговые концессии, за корабли и склады. А вдруг все сорвется и пойдет прахом?
Меж тем наместник продолжал медленно и методично поливать меня грязью, подводя собравшихся к мысли, что я не просто самозванец, а еще и мэнгерский шпион. Думаю, речь он завершит тем, что я не просто мэнгерский шпион, но еще и шпион адрианопольского кесаря. Дону Риго тоже достанется. Его обвинят в сговоре со мной и в раскрытии государственной тайны самозванцу. А иначе как я смог все подстроить? В том, что это чистой воды совпадение, не поверят. Да и я, признаться, не верю, но разбираться с этим буду потом. Сейчас есть дела и поважнее.
Эх, наместник, наместник, сразу видно, что ты торгаш, а не воин. Не надо было со мной раскланиваться, надо было уже на входе отнять у меня оружие, арестовать дона Риго как предателя, а уже потом слушать меня, закованного в цепи и избитого. Нет, ведь знали заранее, что меня ведут, собраться успели. И могли ведь стражу подтянуть. Ну не верю я, что кроме гвардейцев, охраняющих внешнюю городскую стену и подчиняющихся, судя по всему, дону Риго, у тебя нет своих вооруженных людей.
Так, ладно, послушали и хватит. Действовать нужно быстро, как на переправе. Здесь уже сложилась вполне понятная политическая ситуация: или он меня или я его. Срываясь с места и на ходу вытаскивая меч, я в который раз мысленно поблагодарил Волка. Уже у трона я на самом краю зрения увидел, что дон Риго делает знак и останавливает своих гвардейцев.
Наместнику в какой-то мере даже повезло, он и испугаться-то как следует не успел. А вот благородные доны и его первосвященство потерпели явные убытки. Летящая на пол голова наместника обильно окропила их одежды кровью. На лицах застыло даже не недоумение, а настоящий ужас. Не видели они еще, чтобы кровь в тронном зале проливалась. А придется. И не раз — это я им обещаю.
Я медленно подошел к лежащей на мраморном полу голове, поднял ее за волосы и показал благородным донам:
— Благородные доны, знаете ли вы, чья эта голова?
Они недоуменно смотрели на меня и гадали, что же я хочу этим сказать. А я, в полной мере владея ситуацией, продолжил:
— Это голова предателя, коий состоял в тайном сговоре с Мэнгером.
Даже, если он их и не вел, то уж как пить дать собирался. Внимательно изучил лица благородных донов. Ага, кажется, я попал пальцем в небо и выиграл. У двоих донов лица были такие… Не знаю даже, какое и сравнение привести. В общем, такие лица бывают у мужей, которых жена со служанкой застукала на самом интересном месте, когда они уже в служаночку эту готовы были семя излить.
Что ж, сражение выиграно, но пока не выиграна война. Потому как теперь, судя по всему, саранские благородные доны разделятся на два лагеря: тех, кто будет за меня, и тех, кто захочет продолжить политику переговоров с сильным и опасным соседом. И в этой войне выиграет тот, на чьей стороне будет толпа простолюдинов и армия.
— Дон Риго, — обратился я к своему первому вассалу, — властью, данной мне Богом, я назначаю вас верховным командующим армии королевства Саран. — Да, именно королевства, к черту княжество, пусть сразу привыкают. — От вас теперь зависит моя безопасность. Прошу сопроводить меня туда, откуда я мог бы лицезреть моих подданных и принести им радостную весть о моем возращении и возрождении былого величия нашей державы.
Гвардейцы дона Риго, подчиняясь еле заметному жесту, смыкаются вокруг меня. Руки на эфесах мечей, лица суровые, а у некоторых даже торжественные. Если среди них сегодня были рядовые, то сейчас они стали десятниками, а некоторые — и сотниками. Шутка ли, самого короля охраняют!
— Благородные доны, а вас я покорнейше прошу подождать меня здесь. — Я еле заметно киваю дону Риго, мол, выставь охрану и никого не выпускай. — Когда я поговорю с моим народом, — да, именно с «моим», никак иначе, — я вернусь для того, чтобы принять у вас присягу на верность мне и Господу Богу.
Что может быть страшнее возбужденной толпы? Что может быть прекраснее возбужденной толпы, собравшейся увидеть тебя и только тебя? Ничего, пожалуй, совсем ничего. Я стоял на балконе дворца, самом высоком месте, с которого можно говорить. Эх, жаль, усилителей звука пока здесь не изобрели. Значит, будем горло драть. А те, кто услышит, будут, как водится, передавать задним рядам. Что надо говорить, я прекрасно знал. Как говорить, тоже.
Когда я начал, гул затих и мой голос разнесся над сотнями людских голов. Я говорил о предсказании, которое гласило, что только в годину самых тяжких бедствий явится истинный наследник престола, говорил и том, что уже сегодня, сейчас я с помощью Божьего проведения сумел разоблачить страшное предательство. Причем заговор был направлен против самого дорого, что у меня есть. А что у меня самое дорогое? Правильно. Мои подданные у меня самое дорогое, которых, кстати, замышляли насильно обратить в лживую веру церкви вселенского зла и ввергнуть в узилище ада. Ну, про жен и виноградники я тоже помянул. Про поборы церкви зла в обязательном порядке. Потом я сделал небольшой экскурс в историю королевства, рассказал, как с помощью хищных помыслов Темного, который несомненно двигал злыми людьми, развалилось великое королевство.
Да, забыл сказать, что на балконе я стоял, держа за волосы голову предателя. Теперь, конечно, все понимали, что он предатель, и кого он предал, они тоже понимали. В завершении речи нужен был театральный жест. Я швырнул с балкона голову этого жирного борова и с наслаждением пронаблюдал, как она ударилась о каменную мостовую и разлетелась на мелкие кусочки, точно глиняный кувшин, полный вина.
В завершение нужно было коллективное действо, ритуал, обряд. И я его обеспечил. Я знал, что все варварские короли, приходившие захватывать великие империи, с большой охотой перенимали все имперскую символику, лучше которой придумать ничего и нельзя.
Да по сути, где ни возникнет империя, почти всегда одно и то же: цвета, приветствия, ритуалы. Нет, это не совпадение, просто все это идет из одного корня: подымается из глубин коллективного бессознательного. Везде, во всех мирах, в которых я побывал, жили люди. Да, самые обычные смертные люди. Со своими радостями, печалями и, конечно же, страстями. Сказать, что я ненавижу людей, значит сказать, что я ненавижу и себя. Поэтому я и сам стал человеком и приобрел от этого очень много, что никогда не будет ведомо моим бывшим соплеменниками.
После того, как голова наместника практически в полной тишине разбилась о мостовую, я приложил правую руку к сердцу и быстрым, легким движением вскинул ее вправо и вверх:
— Хайле! Саран! Хайле королевство свободных людей!
«Ну, а теперь давайте все вместе покричим!» — усмехнулся я про себя. Ждать долго не пришлось. Люди перенервничали, им было жизненно необходимо выплеснуть накопившееся напряжение. С нескрываемым наслаждением я смотрел, как в приветственном имперском жесте вскидываются десятки рук и как над площадью разносится воинственный клич: «Хайле Саран! Хайле! Хайле! Хайле!»
В сопровождении гвардейцев дона Риго я шел по длинной анфиладе. Гул площади остался позади, а впереди была работа. Работа сложная, но интересная. Крикнув: «Хайле Саран!» и вскинув руку, я причастился власти и отчетливо понял, что умереть спокойно мне здесь уже не суждено. Воистину, хайле Саран! Хайле!...
Из книги Альберто д'Лумаро «Сны о Саране»
…Так что, руководствуясь всем вышеизложенным, тот, кто впоследствии был коронован как Ательред II, никак не мог быть ставленником Авиньского престола. Однако эта версия, как ни странно, стала наиболее популярным сюжетом современных псевдоисторических и даже мистических романов, где будущий король предстает то монахом Святого ордена, посланным с особой миссией в Саран, а то и вовсе незаконнорожденным отпрыском династии Меровингов. Однако обилие романтизированных и ничем не подкрепленных домыслов как раз и говорит против этой версии. Тем более, вся эта история с воином-монахом, беспрепятственно перебравшимся через Рур и проехавшимся через границы двух княжеств в облачении с восьмиконечным крестом, кажется еще более невероятной, чем божественное происхождение короля.