Людям осамих себе читать
гораздо интереснее, чем о каких-то там роботах или марсианах.
Я ему этокак развпивной, гдемысидели,сказал. НачтоРуди,
снисходительно усмехаясь, предложил мне сравнить тиражи моих книг с тиражами
любого средней руки фантаста.
-Фантастика,-сказалонсамоуверенно,-этовообще литература
будущего.
Этимутверждением он вывелменяизсебя. Язаказалвторой масси
сказал,чтофантастика,как и детектив,- это вообщенелитература,а
чепуха,вроде электронныхигр,которыеспособствуютразвитиюмассового
идиотизма.
Жаркое солнце, холодное пиво и общий строй здешней жизни не располагают
к страстному спору. Руди возражал лениво, не поддаваясь моему возбуждению, и
вспомнил Жюля Верна, который, мол, в отличие от реалистов, предсказал многие
научные достижения нашего времени, включая путешествие человека на Луну.
Яотвечал,чтопредвидетьнаучныедостижениявовсенезадача
литературы, ав предсказаниях Жюля Верна ничегооригинального нет.Всякий
человек когда-нибудь воображал себеи полетыв космос,иплаваниепод
водой, вомногих старинных книгахподобные чудеса были описаны задолгодо
Жюля Верна.
- Возможно, - согласился Руди.-Однако фантасты предвидели не только
технические открытия, нои эволюцию современного обществак тоталитаризму.
Возьми, например,Оруэлла. Разве он непредсказалв деталяхсоздание той
системы, которая существует сегодня у вас в России?
- Конечно, не предсказал, -сказал я. - Оруэлл написал пародию нато,
чтосуществовалоуже при нем. Он описал идеальнодействующий тоталитарный
механизм,которыйвживомчеловеческом обществе существоватьпростоне
может. Если взять Советский Союз,то его населениепроявляет лишьвнешнее
послушаниережимуив то же время абсолютное презрениек еголозунгам и
призывам, отвечаянанихплохойработой, пьянствомиворовством, а так
называемыйстаршийбрат -предметобщих насмешек ипостояннаятема для
анекдотов.
Должен заметить, что с западными людьми спорить совершенно неинтересно.
Западныйчеловек, видя, что собственная точка зрения собеседника оченьему
дорога, готов тут же с ней согласиться, чего совершенно не бывает у нас.
Наш спорс Руди сам по себе как-то увял, а мне хотелось его подогреть.
Поэтому я сказал,чтофантасты выдумалимноготакого,чтосбылось,но
выдумывают такжеи то, что несбудется никогда,напримерпутешествияво
времени.
- Да?- сказал Руди, закуривая сигару. - Ты действительно думаешь, что
путешествия во времени совершенно невозможны?
- Да, - сказал я. - Именно так и думаю.
-В таком случае, - сказал он,- ты оченьошибаешься. Путешествия во
времени уже перешли из области фантастики в область практики.
Само собой разумеется, наш разговор шел нанемецком языке, в котором я
тогда, в 1?82году, был еще не оченьсилен(сейчас яв нем тоже силен не
очень). Поэтомуя спросил Руди, правильноли я его понял, чтоуже сегодня
можно при помощи каких-то техническихсредств перебраться из одного времени
в другое.
-Да-да,- подтвердил Руди. -Именнооб этом я тебе итолкую.Уже
сегодня ты можешь пойти в райзебюро (1), купить заопределенную сумму билет
инамашине времениотправиться в будущее илипрошлое, куда тебебольше
нравится.Междупрочим,такаямашинасуществуетпока толькоунасв
Германии, укомпании "Люфтганза". Кстати сказать, техническое решение очень
простое. Этообыкновенный космоплан вроде американского шаттла, снабженный,
однако, не толькопростыми ракетными, но и фотонными двигателями. Космоплан
достигаетсначала первой,потом второйкосмическойскорости, послечего
включаются фотонныедвигатели. С ихпомощью машина развивает околосветовую
скорость, итогда времядлятебяостанавливается, а наЗемле идет, и ты
попадаешь в будущее.Или аппарат развивает сверхсветовуюскорость, и тогда
ты опережаешь время и попадаешь в прошлое.
Я уженакачалсяпивом и немного опьянел, но все же еще не одурел. И я
сказал Руда:
- Знаешь что, ты мне бросьвсе эти глупостигородить. Ты очень хорошо
знаешь - этоещеЭйнштейн доказал, -что нетолько сверх-,нои просто
световой скорости достичь вообще невозможно.
На что Руди вышелнаконец из себя,выплюнулсигару, стукнул по столу
пустой кружкой, чего я от него, такого уравновешенного, не ожидал.
- То, что сказал твой Эйнштейн, - заявил Руди, - давно устарело. Евклид
говорил,что через точку, лежащую внепрямой,можнопровести только одну
параллельную,и был прав, а Лобачевский сказал,что можно провести две или
больше, и оба оказалисьправы. Эйнштейн сказал, что невозможно, и был прав,
а я говорю, что возможно, и я тоже прав.
-Слушай, слушай, - сказал я ему,- не надотак сильно задаваться. Я
тебя, конечно, уважаю (я,когда выпью, всех уважаю), но ты все-таки ещене
Эйнштейн.
-Ну да,-согласилсяРуди.-Ядействительноне Эйнштейн.Я -
Миттельбрехенмахер,ноя тебедолжен сказать,чтои Лобачевскийбыл не
Евклид.
Видя, что он так сильно разволновался, я ему тут же сказал, что меня, в
концеконцов, мало волнует, кто изних(Эйнштейн, Лобачевский, Евклид или
Руди)умнее,я современной техникой готов пользоватьсяпрактически, ана
основе каких она законовпостроена, мнедаже неинтересно. И всамом деле.
Вот этисвоизапиския сейчас пишу на компьютере.Я нажимаю кнопки- на
экраневозникают слова.Несколькопростейшихманипуляций, и теже слова
отпечатываются на бумаге.Если язахочу поменятькакие-то абзацы местами,
машина немедленно исполнит мою волю. Захочу во всех случаях поменять фамилию
Миттельбрехенмахер наМахенмиттельбрехер или на Эйнштейн, машина иэто для
меня сделает.