Но я же для того и лечу, чтоб узнать, что там именно произойдет.
Ладно, сказал я. - Чего уж тамВозвращения вы гарантировать не можете.
Но если вы гарантируете бесплатные напитки, то все равно пишите.
Ядал ейсвойпаспорт. Тонкие пальчики фройляйн Глобкезабегалипо
клавиатуре компьютера, словноисполняянеслышимую музыку буквицифр. На
экране появились мое имя, фамилия, номер паспорта, номер и дата рейса, потом
ещекакие-тоцифры,которыекак-топрыгали,самимеждусобойвесело
перемножаясь. Наконец цифры замерли, выстроившись в такое число:
457884300
-Билетвдваконца, -прочиталафройляйн,- стоит ровночетыре
миллиона пятьсот семьдесят восемь тысяч восемьсот сорок три марки.
- Ого! - сказал я.
-Но если вы внесетеналичными,мы предоставимвам десятипроцентную
скидку, итогда вся вашапоездка обойдется вамвсего... -Она пошевелила
пальчиками, цифры опять попрыгали и изобразили новое число:
- Четыре миллиона сто двадцать тысяч девятьсот пятьдесят восемь марок и
семьдесят пфеннигов.
- Это уже другое дело, - сказал я.
- Кроме того, вслучаевашего невозвращениявтечениетрех месяцев
семьдесят пять процентов стоимостиобратного билета будутвозвращены вашим
наследникам.
- Ну это совсемхорошо, - заметил я. - Правда, у меня все равнотаких
денег в наличии не имеется, но я очень надеюсь, что мне поможет херр...
- Миттельбрехенмахер, - подсказала фройляйн Глобке.
Вотлюди! Почему они всегдалезут со своими подсказками? Неужелиэта
фройляйн думает, что я без нее не могбы вспомнить фамилиюсвоеголучшего
друга?
ТРИ МИЛЛИОНА ЗА РЕПОРТАЖ
Конечно, на Руди я рассчитывалсовершенно напрасно.Когдая позвонил
ему из автомата,онсказал, что с удовольствием одолжил бы мне необходимую
сумму,но, кего великомусожалению, онсам сейчасиспытывает некоторые
финансовыезатруднения.Деловтом, чтопоследниешестьмиллионовон
потратил надвух вывезенныхиз Саудовской Аравии жеребцов, один из которых
как раз вчера сломал ногу. Так что три миллиона тю-тю.
Как япотом узнал,вся эта историяпросломанную ногубылачистым
враньем.Рудипростопобоялся одолжитьмнеденьги.Миллионеры,какя
заметил, вообще люди прижимистые.
Домойявернулсяотчастирасстроенный,отчастиуспокоенный.Не
получилось - значит,не получилось Не судьба. Может, такилучше. В конце
концов, мне уже сорок лет, возраст, достигнувкоторогоот авантюр порапо
возможности уклоняться.
Чтокасается моейжены,то онатаким развитием событий была, какя
заметил, оченьдаже довольна.Потому что я, какойни на есть, авсе-таки
муж.Иесли я где-нибудь в отдаленном этомбудущем почему-то застряну, то
еще неизвестно, найдет она себе другого такого же или нет.
Чтокасается моейжены,то онатаким развитием событий была, какя
заметил, оченьдаже довольна.Потому что я, какойни на есть, авсе-таки
муж.Иесли я где-нибудь в отдаленном этомбудущем почему-то застряну, то
еще неизвестно, найдет она себе другого такого же или нет.
Женанастолькорасчувствовалась, чтоза ужиномдаже предложиламне
выпить,чегообычнонеделает.Я, понятно,долгоупрашиватьсебяне
заставил. Первую рюмку я выпил с женой, вторую и третью -когда она вышла к
телефону, а четвертую опять с ней.
- Да, - сказал я,- а все-таки жаль, что не получилось. Очень хотелось
бы посмотреть.
Что там смотреть? Ты думаешь, там за это время что-нибудь изменится?
-За шестьдесят-толет? - спросиля.- Неужелиты думаешь,что за
шестьдесят лет ничего не произойдет?
Тогдаона мне напомнила рассказнашегососеда, который недавно умер.
Когда-то онсюдаприехал изРоссии с семьей инехотелраспаковывать
чемоданы.
-Скоро большевиковпрогонят, -говорил он,-и нам придется ехать
обратно. Зачем же делать двойную работу: распаковываться и опять паковаться?
Опять зазвонил телефон. Как толькожена вышла,я тутже хлопнулеще
одну рюмку водки, но не успел наполнить вторую - жена вернулась.
- Тебя какой-то американец, - сказала она.
Американец оказался корреспондентом журнала "Нью Таймс". Он спросил, не
могу лия его принять завтрапо срочномуделу. На мойвопрос, что еще за
срочные дела,он ответил, чтоэто не телефонный разговор. (А ещеговорят,
что только в Советском Союзе люди боятся говорить по телефону.)
-Хорошо, -сказал я, - приезжайте, только не раньше десяти. Ядолго
работаю и поздно встаю.
- О'кей, - сказал он и повесил трубку.
Вотговорят,американцы развязные. Я этого ненахожу. Большинство из
всех встреченныхмною в жизни американцев воспитаны, деликатны, скромно, но
опрятно одетыи очень приветливы.Конечно, они иногда кладут ноги на стол,
но меня лично это совсем нешокирует. Они расслабляются, или, как онисами
говорят,релаксируют. Ну и правильно. Релаксировать полезно для здоровья. А
рефлексировать, как это делаем мы, вредно. Я тоже иногда кладу ноги на стол,
но никакого релакса не получается, мы к нему не приучены.
На другое утро ровно в десять в дверь позвонили. Открыв дверь, я увидел
высокого стройного человека в голубоватом костюме с темными,зачесанными на
косой пробор волосами.
- Господин Мак...? - начал я, забыв продолжение его ирландской фамилии.
- Зовите меня просто Джон, сказал он и улыбнулся.
Я пригласил его в гостиную и предложил кофе.
- Виталий, сказал он, - у меня к вам большая просьба. Вы выслушаете мое
предложение,а потом, независимо оттого,приметеегоили нет, онашем
разговоре не будете никому сказать.
- Вы из ЦРУ? - спросил я.