А если бы им вздумалось стать настоящими героями, они могли бы позвонить в страховую компанию и часа четыре поспорить об оплате счетов, чтобы мне этого делать не пришлось.
Шон не понимает, что большинство людей, предлагающих помочь, заботятся не о нас, а о себе. И я, если честно, не виню их в этом. Это такое суеверие: если поможешь семье, попавшей в беду… если бросишь щепотку соли через плечо… если не будешь наступать на трещины в тротуаре, то станешь неуязвимым. И тебе, возможно, удастся убедить себя, что с тобой ничего подобного случиться не могло.
Только не подумай, что я жалуюсь. Люди смотрят на меня и думают: «Вот бедняга, родила увечного ребенка». А я, глядя на тебя, вижу девочку, которая к трем годам уже знала наизусть «Богемскую рапсодию» группы Queen. Девочку, которая забирается ко мне в постель во время грозы, но не потому, что боится, а потому что я боюсь. Девочку, чей смех всегда вибрирует в глубинах моего тела, словно камертон. Я никогда не мечтала о здоровом ребенке, ведь тогда этот ребенок не был бы тобой.
На следующее утро я пять часов проговорила по телефону со страховой компанией. Наш полис не покрывает вызовов «скорой помощи», однако из той больницы во Флориде пациента в кокситной повязке на другом транспорте не выпустили бы. Замкнутый круг, да, но понимала это только я, а потому наш разговор напоминал театр абсурда.
– Позвольте уточнить, – сказала я уже четвертому начальнику за день, – вы говорите, что я не обязана была вызывать «скорую», и, следовательно, страховка вызов не покроет?
– Совершенно верно, мэм.
Ты в это время лежала на диване и разрисовывала гипс фломастерами, голову тебе подпирала груда подушек.
– А что мне, по‑вашему, оставалось делать?
– Судя по всему, вы могли оставить пациента в больнице.
– Но вы же понимаете, что гипс снимут только через несколько месяцев. Вы предлагаете мне все это время держать дочь в больнице?
– Нет, мэм. До тех пор, пока не подыщете альтернативный вид транспорта.
– Но единственный транспорт, на котором можно покинуть здание больницы, это карета «скорой помощи»! Такие у них правила! – Твоя нога уже напоминала фруктовый леденец. – Ваша страховка покроет дополнительное время в больнице?
– Нет, мэм. Максимальная продолжительность госпитализации при подобных травмах…
– Да, я знаю, – вздохнула я.
– Мне кажется, – язвительно заметил страховщик, – что, если выбирать между оплатой лишних ночей в больнице и несанкционированным вызовом «скорой», вам жаловаться не на что.
Лицо у меня вспыхнуло.
– А мне кажется, что вы – полный мудак! – выкрикнула я и швырнула трубку на рычаг. Обернувшись, я увидела, что фломастер готов в любой момент выпасть у тебя из руки в опасной близости от диванной подушки. Изогнутая кренделем, ты лежала неподвижной нижней частью вперед, а голову запрокидывала через плечо, чтобы смотреть в окно.
– Ругательная банка… – пробормотала ты. Ты завела специальную консервную банку, обклеенную радужной бумагой, куда Шон бросал по четвертаку за каждое свое ругательство. Только за этот месяц ты накопила сорок два доллара: считала всю дорогу из Флориды. Я достала монету и кинула в прорезь, но ты на меня не смотрела – твое внимание было приковано к замерзшему озерцу. По его поверхности разъезжала на коньках Амелия.
Твоя сестра каталась на коньках лет с… ну, примерно с твоего возраста. Они с Эммой, дочкой Пайпер, дважды в неделю ходили на тренировки, а больше всего на свете тебе хотелось подражать старшей сестре. Но так вышло, что тебе не суждено было никогда – никогда в жизни – попробовать себя в конькобежном спорте.
Однажды ты сломала руку, просто притворяясь, что катаешься в носках по кухонному линолеуму.
– С такими языками, как у нас с папой, ты скоро соберешь достаточно денег, чтобы купить билет на самолет и убраться отсюда подальше, – пошутила я, пытаясь тебя отвлечь. – Куда ты, интересно, полетишь? В Лас‑Вегас?
Ты оторвалась от окна и взглянула на меня.
– Это было бы глупо, – сказала ты. – Я не смогу играть в блэк‑джек, пока мне не исполнится двадцать один год.
А Шон тебя, между тем, уже научил – и в «сердца», и в техасский покер, и в пятикарточный стад. Я была в ужасе, пока не осознала, как скучно тебе резаться в «дурака» часами напролет.
– Тогда, наверное, куда‑нибудь в Карибский бассейн?
Как будто ты когда‑нибудь сможешь свободно перемещаться по миру. Как будто ты когда‑нибудь сможешь поехать на каникулы, не вспоминая о нашей поездке в Диснейленд.
– Вообще‑то я думала купить книжек. Доктора Зюсса, например.
Ты уже читала школьную программу шестого класса, пока твои одногодки учили алфавит. Это одно из немногих преимуществ ОП: обездвиженная, ты могла целыми днями корпеть над книгами или лазить в Интернете. Когда Амелия хотела тебе досадить, она обзывала тебя Википедией.
– Доктора Зюсса? Правда?
– Не для себя, конечно. Я хочу отослать их в ту больницу во Флориде. Там совершенно нечего читать! Одни загадки типа «Найди десять отличий». А на пятый‑шестой раз разгадывать их становится скучно.
Я буквально потеряла дар речи. Мне хотелось одного: забыть эту идиотскую больницу как страшный сон, наложить проклятие на страховую компанию, с которой нам пришлось сражаться, выкинуть на свалку истории корсет, в котором тебе придется прожить четыре адских месяца. И вот – только посмотрите на нее, маленькую девочку, и не думавшую себя жалеть… У тебя было право жалеть себя, но ты не пользовалась этой возможностью. Порой мне даже казалось, что на тебя, катящуюся в инвалидном кресле или ковыляющую на костылях, глазеют не из‑за «ограниченных возможностей», а из‑за тех безграничных возможностей, которыми ты была наделена, а окружающие – нет.
Телефон снова зазвонил, и на долю секунды я размечталась, что кто‑то из руководства страховой компании решил извиниться передо мной. Но это оказалась Пайпер.
– Я тебя ни от чего не отвлекла?
– Отвлекла, если честно. Перезвони через несколько месяцев.
– Ей очень больно? Ты звонила Розенбладу? Где Шон?
– Да, больно. Нет, не звонила. Шон, я надеюсь, зарабатывает деньги, чтобы оплатить счета за отпуск, который не удался.
– Слушай, я завтра отвезу Амелию на тренировку вместе с Эммой. Хоть одним поводом для беспокойства меньше.
«Повод для беспокойства»? Да я и не знала, что у Амелии завтра тренировка. Фигурное катание не то что играло вторую скрипку – оно вообще не входило в мой оркестр.
– Что еще тебе надо? – спросила Пайпер. – Купить продуктов? Бензина? Привезти тебе Джонни Деппа?
– Я хотела попросить упаковку «ксанакса», но теперь согласна на пункт третий.
– Логично. Ты замужем за парнем, который похож на Брэда Пита, только сложен лучше, а грезишь о длинноволосом утонченном задохлике.
– Ну, трава всегда зеленее… – протянула я, наблюдая, как ты пытаешься установить на коленях старый ноутбук. Ноутбук становиться не желал, сползая по наклону твоего гипса, и я подложила под него подушку. – А мой газон, к сожалению, сейчас в незавидном состоянии.
– Ой, мне пора! Из моей пациентки, кажется, вылезает младенец.
– Если бы ты платила мне по доллару каждый раз, когда…
Пайпер рассмеялась.