Крем можно использовать как начинку для фруктовых пирожных, «Наполеона», буше, эклеров и т. п.
Амелия
Февраль 2007 г
За всю свою жизнь я ни разу никуда не ездила на каникулы. Я даже за пределы Нью‑Гэмпшира не выезжала – не считая той поездки в Небраску вместе с тобой и с мамой. Но даже ты не будешь спорить, что три дня смотреть старые серии «Тома и Джерри» по больничному телевизору, пока у тебя берут анализы, – это не то же самое, что валяться на пляже или любоваться Большим каньоном. Так что можешь представить, как я обрадовалась, когда узнала, что мы всей семьей отправляемся в Диснейленд. Ехать мы собирались на зимних школьных каникулах. Посреди нашей гостиницы должен был ходить поезд‑монорельс.
Мама начала составлять список аттракционов, которые нам нужно будет посетить. «Мир тесен», «Летающий слоненок Дамбо», «Полет Питера Пэна».
– Но это же для детей! – пожаловалась я.
– Это самые безопасные аттракционы, – сказала она.
– Может, «Космическая гора»? – предложила я.
– «Пираты Карибского моря», – ответила она.
– Отлично! – воскликнула я. – Впервые в жизни поеду на каникулы, а удовольствия никакого не получу!
С этими словами я вихрем вылетела из комнаты. И хотя не слышала их разговоров со второго этажа, общий смысл я могла представить: «Амелия опять капризничает».
Странно, но когда такое случается (а случается оно почти всегда), мама даже не пробует что‑то исправить. Она слишком занята тобой и поручает это папе. Вот и еще один повод для зависти: тебе он родной отец, а мне всего лишь отчим. Своего родного отца я не знаю. Они с мамой расстались еще до моего рождения, и она клянется, что лучшего подарка, чем исчезнуть из нашей жизни, он и придумать не мог. Шон меня удочерил и ведет себя так, будто любит меня не меньше, чем тебя. Только в голове у меня типа как сидит здоровенная черная заноза: я всегда помню, что этого не может быть.
– Мел, – начал он, зайдя в мою комнату (я только ему разрешаю так себя называть, потому что это слово напоминает мне о школе), – я понимаю что ты уже готова кататься на «взрослых» горках. Но мы не хотим, чтобы Уиллоу скучала.
«Ведь если Уиллоу заскучает, станет скучно всем нам!» Ему даже не пришлось произносить это вслух, я и так услышала.
– Мы просто хотим провести эти каникулы одной дружной семьей, – сказал он.
Я немного подумала и сказала:
– «Чашки».
Как будто это слово сказал кто‑то другой.
Папа пообещал отстоять мою заявку, и хотя мама поначалу ни в какую не соглашалась – ты же можешь удариться об толстую штукатурку внутри чаши! – ему все же удалось ее убедить, что мы будем кружить, зажав тебя посредине, и ты не ушибешься. После переговоров он с такой гордостью улыбнулся мне, что я не нашла в себе сил сказать, насколько мне безразличны эти дурацкие «чашки».
Вспомнила о них я только потому, что несколько лет назад смотрела передачу о Диснейленде. Фея Колокольчик плыла по Волшебному Королевству, как комарик, прямо над головами посетителей. Одна семья, в которой дочки были примерно нашими ровесницами, пошла кататься на «чашки» в виде Безумного Шляпника. Я глаз не могла от них оторвать: у старшей дочки волосы были коричневые, как у меня, а отец, если прищуриться, был похож на нашего папу. Эта семейка выглядела такой счастливой, что у меня заболел живот. Я знала, что люди в этом ролике не были настоящей семьей, что «мама» и «папа» – это, скорее всего, два одиноких рекламных актера, а «детей» своих они впервые увидели утром перед съемками, но мне очень хотелось, чтобы они таки были семьей.
Я хотела поверить, что они искренне смеются и улыбаются, когда их бешено крутит в аттракционе.
Выбери десять человек с улицы, посади их в одну комнату и спроси, кого им больше жаль, меня или тебя. Мы обе знаем, что ответ очевиден. Сложно заметить что‑то за твоими шинами и повязками; сложно думать о чем‑то другом, когда тебе пять лет, а выглядишь ты на два. Когда твои бедра так странно выгибаются, если тебе вообще удается пойти. Я не хочу сказать, что тебе пришлось проще. Я хочу сказать только то, что мне пришлось труднее. Ведь когда я думаю, что мне не повезло, я смотрю на тебя – и мне становится еще хуже из‑за того, что я так подумала.
Можешь примерно представить себе, как я живу.
«Амелия, не прыгай на кровати: поранишь Уиллоу».
«Амелия, сколько раз я просила тебя не разбрасывать носки по полу? Уиллоу может споткнуться».
«Амелия, выключи телевизор».
Хотя я смотрела его всего полчаса, а ты по пять часов таращишься в экран, как зомби.
Я понимаю, что говорю, как законченная эгоистка, но, с другой стороны, это же все правда, я действительно так себя чувствую. Мне, может, всего двенадцать, но этих двенадцати лет хватило, чтобы понять: наша семья не такая, как другие семьи, и никогда такой не станет. Наглядный пример: какая семья собирает целый чемодан бинтов и гипса «на всякий случай»? Какая мама целыми днями ищет информацию о больницах в Орландо?
Наконец наступил день отъезда. Пока папа загружал багажник, мы с тобой сидели за кухонным столом и играли в «камень‑ножницы‑бумага».
– Раз, два, три! – выкрикнула я, и мы обе выбросили «ножницы».
Я могла бы догадаться: ты всегда выбрасываешь «ножницы».
– Раз, два, три, – снова отсчитала я и теперь показала «камень». – Камень ломает ножницы, – сказала я и стукнула тебя по руке кулаком.
– Осторожней! – предупредила меня мама, хотя смотрела в другую сторону.
– Я выиграла.
– Ты всегда выигрываешь!
Я засмеялась.
– Потому что ты всегда выбрасываешь «ножницы»!
– Ножницы изобрел Леонардо да Винчи. – сказала ты.
Ты вообще знаешь кучу всего такого, о чем не знает больше никто и на что всем другим наплевать. Ты же все время читаешь, или лазишь в Интернете, или смотришь по каналу «История» передачи, от которых меня клонит в сон. Люди всегда удивлялись, встретив пятилетнего ребенка, которому известно, что сливной бачок звучит нотой ми‑бемоль, а старейшее слово в английском языке – town, «город». Но мама говорила, что многие дети с ОП рано выучиваются читать и вообще у них «хорошее чувство языка». Я думала, это вроде мышцы: мозгами ты пользовалась чаще, чем остальными частями тела, которые могли сломаться. Неудивительно, что ты говорила, как маленький Эйнштейн.
– Я все взяла? – спросила мама, обращаясь к самой себе, и в стотысячный раз прошлась по списку. – Письмо! Амелия, нам нужна справка от врача.
Она имела в виду письмо от доктора Розенблада, в котором подтверждалось очевидное: ты больна ОП, ты лечишься у него в больнице – «для экстренных случаев». Прикольная формулировка, учитывая, что у тебя экстренный случай шел за экстренным случаем. Письмо лежало в бардачке вместе с документами на машину, инструкцией по эксплуатации от фирмы «Тойота», рваной картой Массачусетса, чеком из автомастерской и жвачкой без фантика, успевшей порасти плесенью. Я уже проводила инвентаризацию, пока мама расплачивалась за бензин.
– Если оно в машине, почему ты не можешь достать его по дороге в аэропорт?
– Потому что забуду, – объяснила мама.
В комнату вошел отец.