– У тебя есть подруга по имени Джесс, верно? – спрашивает детектив.
– Да.
– А чем вы с Джесс занимаетесь?
– Учимся искусству общения. Поддерживать беседу. Правильно прощаться. И тому подобным вещам. – Он колеблется. – Она мой лучший друг.
Это меня не удивляет. У Джейкоба свое определение дружбы. Для него друг – мальчик из школы, чей шкафчик соседствует с его шкафчиком и поэтому по крайней мере раз в день они общаются: «Ты не мог бы немного подвинуться?». Друг – это тот, с которым он, может, и не знаком, но который в школе его не дразнит. Несмотря на то что я платила Джесс за общение с Джейкобом, это никоим образом не умаляет того, что она искренне заботилась о нем и пыталась наладить контакт.
Детектив смотрит на Джейкоба, который, разумеется, прячет взгляд. Я постоянно сталкиваюсь с тем, что люди не знают, как преодолеть общепринятые нормы вежливости, – через некоторое время им кажется, что они невежливо таращатся, поэтому отводят взгляд от Джейкоба, копируя его поведение. Вот, пожалуйста: через минуту Метсон опускает глаза на стол, как будто замечая на деревянной поверхности что‑то интересное.
– Так вот, Джейкоб, Джесс пропала. И я должен ее найти.
Я задыхаюсь от возмущения.
– И это вы называете «тактичен»?
Но, похоже, Джейкоб ничуть не удивлен. Неужели видел новости? Или прочел в газетах? Узнал из Интернета?
– Джесс ушла, – повторяет он.
Детектив подается вперед.
– У вас в минувший вторник была назначена встреча?
– Да, – отвечает Джейкоб. – В четырнадцать тридцать пять.
– И вы виделись?
– Нет.
Внезапно мне становится понятна причина срыва Джейкоба. Сперва поехать к Джесс в новый незнакомый дом, что уже само по себе могло вызвать у него тревогу, а потом Джесс, которая так и не пришла… Что ж, для ребенка с синдромом Аспергера это настоящая трагедия.
– Ой, Джейкоб! Поэтому у тебя и случился приступ?
– Приступ? – эхом отозвался Метсон.
Я бросила на него быстрый взгляд.
– Когда нарушается привычный ход вещей, Джейкоб становится очень возбужденным. А тут сразу и новый дом, и исчезновение Джесс. Когда он пришел домой… – Я запинаюсь, внезапно кое‑что припомнив. – Ты шел от дома Джесс пешком? Один?
И дело не в том, что он не знает дороги, – Джейкоб живой навигатор, он может, раз взглянув на карту, запомнить ее в мельчайших подробностях. Но одно дело знать географию, а другое – следовать указаниям. Добраться из пункта А в пункт Б, а оттуда в пункт С – так он может оказаться в тупике.
– Да, – говорит Джейкоб. – Неплохо прогулялся.
Идти пришлось километров двенадцать. По трескучему морозу. Похоже, мы легко отделались: помимо всего прочего, Джейкоб мог заболеть воспалением легких.
– Сколько ты прождал ее?
Джейкоб смотрит на часы. Он начинает потирать кончики пальцев.
– Мне нужно идти.
Вижу, как детектив смотрит на Джейкоба, заметив его нетерпение, и отлично, черт возьми, знаю, что он думает.
– Держу пари, когда вы видите человека, который прячет взгляд и не может усидеть спокойно, вы тут же решаете, что он виновен, – говорю я. – А я думаю, что человек болен.
– Половина пятого. – Голос Джейкоба более громкий и нетерпеливый.
– Можешь идти смотреть «Блюстителей порядка», – разрешаю я, и он стремглав бросается в гостиную.
Детектив озадаченно смотрит на меня.
– Прошу прощения, но я только начал допрос.
– Я думала, это не допрос, а обычная беседа.
– На кону жизнь девушки, а вы считаете, что для вашего сына важнее не пропустить телесериал?
– Да, – отрезаю я.
– А вам не кажется странным, что ваш сын ни капли не расстроился, узнав об исчезновении наставницы?
– Мой сын не огорчился, даже когда умер его родной дедушка, – отвечаю я. Для него это было неким приключением, связанным с судебной медициной. Его отношение к пропаже Джесс обусловлено только тем, как оно отразится непосредственно на нем, – именно так он оценивает окружающий мир. Когда он поймет, что в воскресенье их встреча с Джесс не состоится, вот тогда он огорчится.
Детектив долго пристально смотрит на меня. Похоже, он собирается прочесть мне лекцию о препятствовании в проведении расследования, но вместо этого задумчиво наклоняет голову набок.
– Должно быть, у вас жизнь не сахар.
Я уже не помню, когда меня в последний раз жалели. Я ни на что не променяю Джейкоба – из‑за его ранимости, невероятного ума, его преданности определенным правилам, – но жить рядом с ним нелегко. Обычная мать не беспокоится о том, что ее сына толкнут на школьном концерте и он ушибется. Обычная мать не звонит электрикам, когда вырубается свет, не кричит, что в доме инвалид и требуется безотлагательное вмешательство, – потому что в случае с Джейкобом пропустить «Блюстителей порядка» смерти подобно. Обычная мать ночью спит, а не размышляет над тем, примет ли Тео своего брата, будет ли о нем заботиться, когда она умрет?
– Это моя жизнь, – пожимаю я плечами.
– Вы работаете дома?
– Это что, тоже допрос?
– Просто поддерживаю светскую беседу, пока не пришло время рекламы, – улыбается он.
Не обращая на него внимания, я встаю и начинаю помешивать чернику, которую готовлю для сегодняшнего пирога.
– Ваш сын недавно застал нас врасплох, – продолжает Метсон. – Полиция не привыкла к тому, что несовершеннолетние буквально врываются на место преступления.
– С формальной точки зрения он совершеннолетний. Ему уже восемнадцать.
– В таком случае, он разбирается в криминалистике лучше многих, кто раза в четыре его старше.
– Еще бы! А то я не знаю!
– У вас красивые глаза, – говорит детектив.
От неожиданности я роняю ложку в кастрюльку.
– Что вы сказали?
– Вы слышали, – отвечает Метсон и направляется в гостиную – подождать, пока закончатся вступительные титры «Блюстителей порядка».
Джейкоб
Мне никогда не нравилась «Я люблю Люси». А это значит, что каждый раз, когда я смотрю серию, в которой Люси и Этель работают на кондитерской фабрике и задерживаются в упаковочном цеху, я начинаю смеяться. Они запихивают конфеты себе в рот, в карманы формы, а ты знаешь, что произойдет далее, когда Люси издаст свой известный вопль.
Когда детектив Метсон начинает задавать мне все эти вопросы, я ощущаю себя Люси на фабрике конфет. Сперва я радуюсь, особенно когда понимаю, что он совершенно не сердится на меня за то, что я прибыл на место происшествия, где от переохлаждения умер человек. Но потом становится намного сложнее. Вопросы липнут ко мне, как те конфеты, – я пытаюсь «охватить» последний, а он задает следующий. Единственное мое желание – взять его слова и засунуть туда, где я больше не буду их слышать.
Когда на экране мелькают первые кадры рекламы, детектив Метсон становится передо мной. Рекламируют «Собачьи лапки» – новый невероятный триммер для когтей животных. В голову лезут воспоминания о карликовом пуделе, которого мы видели у пиццерии, и я тут же вспоминаю о Джесс – у меня такое чувство, что внутри моей грудной клетки бьется пойманная птичка.