– Бэт Дональдсон у телефона.
– О, здравствуйте.
– Я узнала об аварии. Мне очень жаль. Вы в порядке?
– Да, спасибо.
– Я пыталась разыскать вас. Это заняло некоторое время.
– Ну что насчет повторного вскрытия? – спросила Кэт.
– Его не будет, – ответила женщина.
Кэт судорожно сглотнула.
– Почему?
– В пятницу вечером мне позвонил мистер Долби, владелец похоронного бюро. Приносил всяческие извинения, – сказала миссис Дональдсон с горьким сарказмом. – Его работник сделал ужасную ошибку. Салли кремировали.
38
Воскресенье, 28 октября
Джоанна Бейнз принесла в небольшом саквояже одежду и умывальные принадлежности. Они немного поболтали, и через некоторое время, около трех часов, она ушла, а Кэт снова задремала.
Она проснулась оттого, что сестра и санитар поднимали ее и каталку. Кэт в изумлении огляделась:
– Что тут происходит?
– Вас переводят в отдельную палату, – ответила сестра довольно угрюмо, как будто не одобряла этого.
– У меня нет страховки для частного обслуживания, – сказала Кэт.
– Было указание перевести вас, – объяснила сестра. – Я возьму ваши вещи.
Санитар вывез Кэт из палаты и покатил по длинному коридору. Каталка слегка вибрировала и скрипела, когда колеса попадали на линолеумные стыки; Кэт смотрела, как над головой у нее скользят лампы дневного света. Они проехали несколько торговых автоматов и остановились перед стальными дверями лифта.
– По чьему указанию меня переводят в отдельную палату?
– Не знаю, мисс, – ответил санитар, – я просто получил указание. Может, вам предоставили страховку от работы?
– Не думаю.
Лифт медленно пополз вверх. Он был такой же унылый, как мысли Кэт. Салли Дональдсон кремировали. Ее больше нет.
Двери лифта открылись, и ее вкатили в помещение, поражавшее роскошью. Все было идеальным, на стенах висели виды Брайтона. Надпись над дверью гласила: «Крыло 1». Они остановились у поста медсестер.
– Кэтрин Хемингуэй, – сообщил санитар. – Какой номер палаты?
– Одиннадцатый, – прозвучал резкий голос.
Кэт повернула голову и увидела высокую, воинственного вида женщину в голубой сестринской форме, с соломенной копной волос и большими холодными глазами.
Каталка направилась по длинному узкому коридору – на ковровой дорожке колеса не издавали никаких звуков – мимо расположенных на одинаковом расстоянии друг от друга дверей, большинство которых были открыты. Через них Кэт видела отдельные части интерьера. Фигуры на кроватях. Новости на телевизионном экране. Цветы. Открытки. Пожилая женщина ест с металлического подноса. Санитар открыл дверь, и они попали в маленькую комнату, похожую на уютный гостиничный номер, вот только там была металлическая больничная кровать. Еще одна дверь вела, как подумала Кэт, в ванную.
Вошла худенькая темноволосая сиделка и помогла санитару переложить Кэт в кровать. У сиделки был облик монашки. На лацкане значилось имя: «Маргарет Уоттс».
– Вы уже ели? – спросила она Кэт.
– Нет.
– Хотите, я принесу ужин?
– Почему меня перевели?
– Сегодня в главном корпусе не хватает мест, и я думаю, нескольких человек, за которыми не нужен постоянный уход, перевели сюда, – пояснила сестра. – Вот пульт дистанционного управления. – Она показала устройство. – У вас тут четыре телеканала, три радиопрограммы и кнопка вызова. Ванная и туалет – вот здесь.
Ванная и туалет – вот здесь. – И сестра быстро вышла.
Кэт лежала, глядя в потолок, и пыталась разгадать загадку своего неожиданного перевода. Прекрасная комната, здорово оказаться одной с телефоном и телевизором, но почему‑то ей было не по себе. Что‑то уж больно гладко все произошло, просто как по маслу. Ее обуял страх: а вдруг ее телефонный разговор с Патриком прослушивался? Но ведь она ничего ему не рассказывала. Зачем забивать себе голову ерундой? Вероятнее всего, больничному начальству она не очень‑то удобна, и, вполне резонно, ему хочется изолировать ее, чтобы у нее не было возможности общаться с другими людьми. И задавать свои вопросы.
Заглянул молодой неулыбчивый эконом, прочитал ее карту, висящую в ногах кровати, спросил, удобно ли ей тут, и ушел. Вернулась темноволосая сиделка, смерила ей температуру и кровяное давление и отметила их в карте. Худенькая восточного вида сестра принесла ей тарелку горохового супа, жареного цыпленка и манговый йогурт. Кэт гадала, почему весь персонал так холоден с ней, или же ей это только кажется? А возможно, они узнали, что она репортер.
Кэт ела медленно, есть не хотелось, но она знала: ей нужно набираться сил, и одновременно смотрела телевизор. Однако ничто не могло избавить ее от подавленности и злости. Салли Дональдсон кремировали. Ее больше нет. Кэт подумала о чопорном Морисе Долби. Вспомнила, как он бежал через дорогу прямо к ней. Сейчас она понимала: ей нужно было бы стоять на своем, блефовать дальше. Она снова и снова ругала себя за то, что запаниковала и в результате попала в клинику.
От Салли Дональдсон остался один только ноготь да те жидкости из ее организма, которые находились у судебных криминалистов. Она не знала, поможет ли тут ноготь. На нем были крошечные кусочки плоти. Похоже, криминалисты могут извлечь из них массу информации. Глаза ее закрылись, силы снова покинули ее. Она отодвинула поднос и перевернулась на бок. Но лежать на боку слишком больно. Кэт осторожно улеглась на спину и заснула.
Спустя некоторое время она почувствовала, что поднос унесли, спинка кровати опущена, а дверь закрыта. Она еще немного подремала и во сне увидела Дору Ранкорн, та бежала к ней, что‑то крича, но Кэт не могла разобрать ни слова. Медиум держала огромный плакат, и Кэт видела на нем похожее на дорожный знак изображение треугольника с извилистой линией в середине.
Затем кто‑то взял ее за руку, и она, вздрогнув, открыла глаза. Над ней стоял доктор Суайр, в том же самом нарядном костюме и желтом галстуке, которые она видела на нем утром, и закатывал ей манжет. Кэт испуганно уставилась на него, но он ободряюще ей улыбнулся.
– Только чтобы помочь вам уснуть сегодня ночью. Чтобы ваши ребра перестали болеть. – Он поднял шприц, и Кэт увидела, как с кончика иглы упало несколько капель какой‑то жидкости, потом почувствовала укол.
Он что‑то впрыснул ей в руку, отчего рука как бы раздулась, и тяжелая холодная жидкость потекла по ней. Выражение глаз анестезиолога испугало Кэт. Ее охватил ужас, и она попыталась убрать руку. Но задохнулась от боли в ребрах. Анестезиолог все еще не вытаскивал иглу.
– Расслабьтесь, – сказал он.
И тут она поняла, что не нужно бояться. Улыбка его была теплой, доброй, он не собирался причинять ей вреда. Он пришел, чтобы ей помочь. Глупо было так пугаться. Он ее друг. Его широкая улыбка говорила ей, что она – в безопасности. И Кэт откинулась на спину в эйфории, которая, как дурман, разливалась по всему телу.
– Как вы себя чувствуете?
Голос доктора Суайра доходил до Кэт откуда‑то издалека, она медленно повернула голову и внимательно посмотрела на его рот – действительно ли это он говорит. Его розовые губки снова задвигались, а голос продолжал идти из дальнего угла комнаты:
– Вы чувствуете, что вам стало лучше?
– Да‑да, – сказала она, – просто прекрасно.