Ее конечно же ни разу не выпустили из этой клетки – на теле заметны следы рвоты и испражнений. Под этой грязью виднелись синяки и кровоподтеки – ее мучили, избивали, скорее всего, изнасиловали… Тем более удивительно, что она еще жива. Никто даже не решался представить себе, что ее ждет.
Однако, несмотря на неожиданное и отчасти провокационное появление Камиля с этими фотографиями, судья Видар оставался невозмутим, внимательно разглядывая их одну за другой.
Все присутствующие хранили молчание. Все – иными словами, помимо вышеназванных, Арман, Луи и еще шесть человек из тех, кто занимался этим делом, – их срочно вызвал Ле‑Гуэн, буквально вытащив из постели среди ночи.
Судья Видар ходил вдоль стола, на котором лежали фотографии. Лицо его оставалось спокойным и серьезным, словно у его предка‑госсекретаря, открывающего какую‑нибудь выставку. Мелкий пафосный мудак с мудацкими же идеями, думал про себя Камиль. Мудак, но далеко не трус – у судьи хватило духу повернуться к нему.
– Майор Верховен, – сказал он, – вы оспариваете мое решение о вторжении в жилище Трарье, а я, в свою очередь, оспариваю всю вашу манеру ведения этого расследования с самого начала.
Едва Камиль успел открыть рот, судья остановил его, подняв руку с обращенной к нему раскрытой ладонью:
– У нас возникли разногласия, но я предлагаю урегулировать их позже. Мне кажется, что на данный момент первоочередная задача, что бы вы ни думали на этот счет, – поскорее найти жертву.
Засранец, конечно, но ловкий засранец. Ле‑Гуэн выждал несколько секунд и слегка кашлянул. Однако судья не унимался. Он продолжал, обращаясь уже ко всем присутствующим:
– Вы позволите мне, господин комиссар, поблагодарить ваших людей, которым удалось быстро вычислить преступника, этого Трарье, при таком недостатке улик. Но они профессионально сработали!
Это уже явный перебор.
– У вас, часом, не избирательная кампания? – спросил Камиль. – Или таков ваш обычный стиль общения?
Ле‑Гуэн снова кашлянул. Вновь воцарилась тишина. Луи покусывал губы, стараясь скрыть удовольствие от этого диалога. Арман ухмылялся, разглядывая свои ботинки. Остальные, кажется, не понимали, зачем вообще здесь находятся.
– Майор, – продолжал судья, – я знаком с вашим послужным списком. И я также знаю вашу персональную историю, которая напрямую связана с вашей служебной деятельностью.
На сей раз улыбки Луи и Армана померкли. Камиль и Ле‑Гуэн взглянули на говорившего с одинаковой настороженностью. Видар приблизился к Камилю, но не слишком близко, чтобы не выглядеть фамильярным.
– Если у вас есть ощущение, что это дело… как бы сказать… излишне перекликается с вашей личной жизнью, – я первый вас пойму.
Предупреждение было ясным, угроза – едва завуалированной.
– Я уверен, что комиссар Ле‑Гуэн сможет назначить вместо вас кого‑то другого… кого это дело не так сильно затрагивает в персональном аспекте. Но‑но‑но‑но‑но (на сей раз он энергично замахал руками, словно разгоняя облака) что до меня, майор, я всецело полагаюсь на вас!
Теперь у Камиля не оставалось сомнений, что этот тип – настоящий ублюдок.
Камилю не раз приходилось вникать в переживания случайных преступников, совершивших убийство без всякого предварительного умысла, – либо в порыве гнева, либо по роковой оплошности. Он помнил десятки таких случаев. Муж, задушивший свою жену; жена, зарезавшая мужа; сын, вытолкнувший отца в окно; компания друзей, перестрелявших друг друга; соседи, до смерти забившие ребенка соседки… Ну что ж, возможно, появится в этом ряду и история о майоре полиции, который убил судью, вышибив ему мозги из табельного оружия. Однако в конце концов он все же решил этого не делать.
Он помнил десятки таких случаев. Муж, задушивший свою жену; жена, зарезавшая мужа; сын, вытолкнувший отца в окно; компания друзей, перестрелявших друг друга; соседи, до смерти забившие ребенка соседки… Ну что ж, возможно, появится в этом ряду и история о майоре полиции, который убил судью, вышибив ему мозги из табельного оружия. Однако в конце концов он все же решил этого не делать. Ограничился лишь тем, что ничего не сказал. Просто кивнул. Это стоило ему немалых усилий, поскольку паршивый чиновничишка позволил себе гнусность – намек на историю с Ирэн. Камиль промолчал лишь потому, что не желал повторения этой истории – еще одна женщина похищена, и он хотел найти ее живой. Судья все это прекрасно понимал, как понимал и то, что молчание Камиля дает ему самому преимущество.
– Ну что ж, – наконец произнес он с удовлетворенным видом, – теперь, когда все проявления подсознательного уступили место служебному долгу, думаю, нам пора вернуться к работе.
Теперь Камиль твердо знает, что однажды прикончит этого мерзавца. Рано или поздно, но он его убьет. Своими собственными руками.
Судья повернулся к Ле‑Гуэну, словно актер, совершающий заключительный эффектный жест перед тем, как уйти за кулисы.
– Разумеется, господин комиссар, – произнес он уже более деловым и даже строгим тоном, – вы будете постоянно держать меня в курсе дела.
– На данный момент у нас две первоочередные задачи, – произнес Камиль, обращаясь к подчиненным. – Первая: составить психологический портрет Трарье, понять его жизнь. Именно в его жизни мы найдем след этой женщины и, возможно, установим ее личность. А это главная проблема – мы все еще ничего о ней не знаем: ни кто она, ни тем более почему он ее похитил. Отсюда переходим ко второй задаче: единственная ниточка, за которую мы сейчас можем потянуть, – это личные контакты Трарье, хранящиеся в его телефоне и в компьютере его сына, которым пользовался и он сам. Понятно, что все они довольно старые – многонедельной давности, но это все, что у нас есть. Этого мало, разумеется. Те факты, которыми мы располагаем, весьма тревожны. Никто не может сказать наверняка, что именно Трарье собирался сделать с этой женщиной, зачем запер ее в этой висячей клетке, но теперь, когда он мертв, ясно, что ей осталось жить считаные дни. Даже если явных опасностей нет, ей угрожают обезвоживание и истощение – а это медленная мучительная смерть. Не говоря уже о крысах…
Первым заговорил Марсан – криминалист, служивший посредником между бригадой Верховена и экспертами, которые сейчас работали по «делу Трарье».
– Даже если ее найдут живой, – сказал он, – дегидратация может привести к необратимым неврологическим осложнениям. Иными словами, есть шанс, что вы найдете овощ.
Он не церемонится. И правильно, подумал Камиль. Я не решаюсь назвать вещи своими именами, потому что я боюсь. А страх в этом деле не помощник.
Стряхнув оцепенение, он спросил:
– Что с фургоном?
– Его досконально исследовали прошлой ночью, – ответил Марсан, сверяясь со своими записями. – Обнаружили волосы и следы крови, так что у нас имеются образцы ДНК жертвы, но поскольку ее данных нет в полицейской картотеке, мы по‑прежнему не знаем, кто она.
– А фоторобот жертвы?
Во внутреннем кармане куртки Трарье нашли фотографию его сына, сделанную на деревенской ярмарке. Он обнимал какую‑то девушку, но снимок сильно запачкан кровью – лица не разглядеть. Так или иначе, снимок сделан, судя по всему, довольно давно. Девушка на нем скорее полная, поэтому нельзя утверждать, что речь идет о той же, чьи фотографии хранились в мобильном телефоне. Вот из них должно выйти больше толку.
– Да, думаю, тут мы кое‑чего добьемся – говорит Марсан.