– Относительно Дунканов? Виновны они или нет?
– Не виновны, – сказала женщина. – Ведь факты нельзя отрицать, не так ли?
– И все же вы поддержали Дороти.
– Частично из-за чувств, которые я испытывала. Чувства отличаются от фактов. А еще из-за последствий. Дунканы вели себя очень самодовольно. И люди начали ощущать власть, которую те над ними взяли. Вроде как появилась полиция мысли. Сначала предполагалось, что Дороти должна извиниться, но она отказалась; потом все стали считать, что ей следует помалкивать и вести себя так, словно ничего не произошло. Она не могла даже горевать, потому что это было равносильно новым обвинениям в адрес Дунканов. Весь округ чувствовал себя неловко. Иными словами, Дороти пришлось вести себя как все, стать одной из нас. Как в старых легендах, в которых женщина должна принести своего ребенка в жертву чудовищу ради блага всей деревни.
На этом разговор закончился. Ричер собрал три пустые кофейные чашки и отнес их на кухню, ему хотелось проявить вежливость – и выглянуть из другого окна. Пейзаж все еще оставался чистым. Никаких машин. Покой и тишина. Через минуту вошел доктор.
– Что вы намерены делать теперь? – спросил он.
– Я собираюсь в Вирджинию, – ответил Ричер.
– Хорошо.
– Но по дороге я сделаю две остановки.
– Где?
– Навещу полицейских округа. Это всего в шестидесяти милях отсюда, хочу посмотреть на их отчеты.
– А они сохранились до сих пор?
Ричер кивнул.
– При таких расследованиях, когда объединяются разные департаменты, образуется много бумаг. И они не стали их выбрасывать. Ведь дело до сих пор не закрыто. Все документы должны где-то храниться. Наверное, они занимают не меньше кубического ярда.
– Они разрешат вам на них взглянуть?
– Я тринадцать лет был полицейским. Обычно мне удается уговорить клерков со мной сотрудничать.
– И что вы хотите посмотреть?
– Нужно проверить, есть ли дыры в расследовании. Если мне ничего не удастся найти, я поеду дальше. В противном случае могу вернуться.
– Для чего?
– Чтобы заполнить дыры.
– А как вы туда доберетесь?
– На машине.
– Украденный пикап не поможет вам войти в доверие к полиции.
– Я поставил на него ваши номера. Они ничего не узнают.
– Мои номера?
– Не беспокойтесь, потом я все верну обратно. Если бумаги в порядке, я оставлю машину рядом с полицейским участком с правильными номерами; рано или поздно они разберутся, кому он принадлежит, потом это дойдет до Дунканов, и они поймут, что я уехал окончательно. И они оставят всех вас в покое.
– Это было бы замечательно. А какой будет ваша вторая остановка?
– Полицейские – это вторая остановка. Первая ближе к дому.
– Где?
– Мы заедем к жене Сета Дункана. Мы с вами. Навестим больную, чтобы выяснить, поправляется ли она.
– Но там может оказаться Сет, – наконец заявил доктор.
– Надеюсь, так и будет, – ответил Ричер. – Заодно мы проверим, как он себя чувствует. И если с ним все в порядке, я врежу ему еще разок.
– С ним наверняка кто-то из футболистов.
– Нет, они в полях, ищут меня. Те, что остались в строю.
– Ну, я не знаю…
– Вы врач. Вы давали клятву. У вас есть обязательства.
– Это опасно.
– Вам известно, что иногда даже вставать с постели опасно?
– А вам известно, что вы сумасшедший?
– Я предпочитаю считать себя сознательным человеком.
Ричер и доктор сели в пикап, выехали на окружную дорогу и свернули направо. В двух милях южнее отеля и двумя милями севернее трех домов Дунканов они покинули дорогу. Через две минуты, когда они проезжали мимо, доктор не удержался и посмотрел на них. Ричер также их внимательно изучил. Вражеская территория. Три белых дома, три припаркованных машины, никакого движения. По оценкам Ричера, второй Бретт уже успел доставить его послание. Вероятно, они решили, что это пустая бравада. Впрочем, сожженный внедорожник должен навести их на размышления. Дунканы проигрывали, медленно, но верно, и они это понимали.
Ричер свернул налево в том же месте, где накануне на «Субару», и поехал дальше, пока впереди и справа не появился дом Сета Дункана. При дневном свете он выглядел почти как при электрическом освещении. Белый почтовый ящик с фамилией Дунканов, пустая лужайка, древняя телега. Длинная прямая подъездная дорожка, надворные постройки, три двери. На этот раз две из трех были открыты. В темноте виднелись две стоящие машины. Красный спортивный автомобиль, возможно «Мазда», очень женский, и большой черный седан «Кадиллак», очень мужской.
– Машина Сета, – сказал доктор.
Ричер улыбнулся.
– Которая?
– «Кадиллак».
– Хорошая, – сказал Джек. – Может быть, стоит ее разбить. Теперь у меня есть собственный разводной ключ. Хотите, я это сделаю?
– Нет, – поспешно сказал доктор. – Ради бога, не нужно.
Ричер снова улыбнулся и припарковался на том же месте, что и прошлым вечером. Они вместе вышли из машины и немного постояли на холодном ветру. Тяжелые тучи все еще нависали над землей, под ними клубился туман, близился полдень, угадывалось приближение вечера. Из-за тумана воздух казался осязаемым, серый, с перламутровым оттенком, он искрился, точно жидкость.
– Наш выход, – сказал Джек и направился к двери.
Доктор следовал за ним, отставая на пару ярдов. Ричер постучал и подождал долгую минуту, пока не услышал шаги. Легкая неуверенная поступь. Элеонор.
Она открыла дверь и осталась стоять, положив левую руку на косяк, правой опираясь о стену, словно с трудом удерживала равновесие или считала, что рука защищает дом от внешних опасностей. Она была в черной юбке и черном свитере. Ожерелье из жемчуга она сняла. На заживающих губах появились корки, нос распух, белая кожа натянулась вокруг желтых синяков, которые не мог скрыть макияж.
– Вы, – сказала она.
– Я привез доктора, – ответил Ричер. – Чтобы он посмотрел, как вы себя чувствуете.
Элеонор Дункан взглянула на доктора.
– Он выглядит так же паршиво, как и я. Сет его отделал? Или кто-то из его футболистов? В любом случае я приношу свои извинения.
– Нет, они тут ни при чем, – сказал Ричер. – Похоже, в городе появилась еще парочка крутых парней.
Элеонор Дункан ничего не ответила, лишь убрала правую руку от стены и пригласила их войти.
– Сет дома? – спросил Джек.
– Слава богу, нет, – ответила Элеонор.
– Однако его машина здесь, – заметил доктор.
– За ним заехал отец.
– Как долго его не будет? – спросил Ричер.
– Я не знаю, – ответила Элеонор. – Но складывается впечатление, что им многое нужно обсудить.
Она провела их на кухню, где доктор обрабатывал ее раны накануне вечером. Вероятно, такое случалось уже много раз. Элеонор села на стул, повернув лицо к свету, и доктор подошел, чтобы ее осмотреть. Он осторожно касался лица и спрашивал, не болит ли у нее голова или зубы.