Автор заметки требовал объяснить почему.
Но газета попала в руки Валландеру только в три часа дня.
А до этого произошло много событий.
– Такие люди, как капитан Эстердаль, порой ценнее всех этих консультантов, которые суетятся вокруг и изрекают очевидные истины за головокружительное вознаграждение, – добавил Мартинссон. – А капитан был просто рад, что оказался полезен.
– А он оказался полезен?
Мартинссон вытащил из кармана блокнот и хлопнул им по столу с таким видом, будто вытащил кролика из невидимой шляпы. Валландеру это не понравилось. Театральная манера Мартинссона иногда раздражала его. Но, наверное, будущему депутату от Народной партии так и следует себя вести.
– Мы внимательно слушаем, – произнес Валландер после минутного молчания.
– Когда вчера вечером вы все отправились по домам, мы с капитаном Эстердалем провели несколько часов в подвале у спасательного плота, – сказал Мартинссон. – Мы не смогли встретиться раньше, потому что капитан каждый день после обеда играет в бридж. Он категорически отказался изменить своей привычке. Капитан Эстердаль из тех стариков, которые умеют настоять на своем. Я бы хотел быть таким в его годы.
– Дальше, – прервал его Валландер. О настойчивых стариках он знал достаточно. Перед глазами у него всегда стоял пример отца.
– Он облазил плот, будто охотничья собака, – продолжил Мартинссон. – Он даже его обнюхал. Затем заключил, что тому по меньшей мере двадцать лет и что изготовлен он в Югославии.
– Как он это узнал?
– По способу изготовления. По материалу. Когда он приходит к какому‑то выводу, он больше не сомневается. Все его аргументы здесь, в блокноте. Я преклоняюсь перед людьми, которые знают, о чем говорят.
– А почему же на этой лодке нигде не обозначено, что она югославская?
– Это не лодка, – поправил Мартинссон. – Это первое, чему меня научил капитан Эстердаль. Он называется «спасательный плот» и никак иначе. А насчет того, почему на нем нет никаких обозначений, говорящих о том, что он был произведен в Югославии, капитан дал мне отличное разъяснение.
Югославы часто отправляют свои плоты в Грецию и Италию. Там есть предприятия, которые ставят на них названия других стран‑изготовителей. Ну, как часы, что производятся в Азии под европейскими марками.
– А что еще он сказал?
– Много чего. Я полагаю, он изложил мне всю историю спасательных плотов. Когда‑то давно существовало несколько типов плотов. Первые делались из тростника. А плоты вроде нашего наиболее часто встречаются на восточноевропейских или русских грузовых судах. На скандинавских кораблях их быть не может. Они не признаются нашей Государственной инспекцией морского судоходства.
– Почему?
Мартинссон пожал плечами:
– Из‑за плохого качества. Могут лопнуть. Резина зачастую низкосортная.
Валландер задумался.
– Если капитан Эстердаль прав, то плот попал к нам прямо из Югославии и не прошел маркировку, скажем, в Италии. Иными словами мы имеем дело с югославским судном?
– Не обязательно, – ответил Мартинссон. – Некоторая часть спасательных плотов направляется прямиком из Югославии в Россию. Это идет в счет принудительного товарообмена между Москвой и подчиненными ей государствами. Кстати, капитан Эстердаль утверждает, что как‑то раз видел такой плот на русском рыболовном судне, арестованном возле Херадских шхер.
– То есть мы можем остановиться на версии, что судно – восточноевропейское?
– Именно это имел в виду капитан Эстердаль.
– Хорошо, – сказал Валландер. – С этим, во всяком случае, разобрались.
– Но по большому счету это все, что мы знаем, – заметил Сведберг.
– Если только тот, кто позвонил нам, не даст понять, что мы совсем ничего не знаем, – сказал Валландер. – Но мы все же можем исходить из того, что люди с плота прибыли сюда с другой стороны Балтийского моря. И что они не шведы.
Стук в дверь прервал его. Секретарь подал ему конверт, в котором оказались дополнительные материалы по вскрытию. Валландер попросил Сведберга и Мартинссона пока не уходить – он только проглядит документы. И тут же вздрогнул.
– Так‑так, – сказал он. – Мёрт обнаружил в их крови кое‑что интересное.
– СПИД? – удивился Сведберг.
– Нет. Наркотики. Приличную дозу амфетамина.
– Русские наркоманы, – произнес Мартинссон. – Замученные и убитые русские наркоманы. В костюмах и галстуках. На югославском спасательном плоту. Это вам не драки в общественных местах и не самогонщики. Это что‑то новенькое.
– Мы не знаем, русские ли они, – возразил Валландер. – На самом деле мы ничего не знаем.
Он набрал внутренний номер Бьёрка.
– Бьёрк слушает.
– Это Валландер. У меня здесь Сведберг и Мартинссон. Мы хотели бы знать, получил ли ты инструкции из МИДа?
– Еще нет. Но они должны скоро быть.
– Я уеду в Мальмё на несколько часов.
– Хорошо. Я дам знать, когда мне позвонят из МИДа. Кстати, тебя журналисты не допекают?
– Нет, а что?
– Меня разбудили в пять утра, позвонили из «Экспрессен». И с тех пор звонки не прекращаются. Что меня, надо сказать, несколько огорчает.
– Не стоит обращать на них внимания. Они все равно пишут что хотят.
– Это‑то меня и беспокоит. Газетные спекуляции мешают следствию.
– Зато, может объявиться кто‑нибудь, кто что‑то знает или видел.
– Сильно сомневаюсь. И мне совсем не нравится, когда меня будят в пять утра. Спросонья черт‑те что наговорить можно.
Валландер положил трубку.
– Нам всем нужно перевести дух, – сказал он.