Изолироваться. Нам тоже начхать, как там решат.
Да, работка предстоит что надо. Понятно, почему Тадеуш собирался сделать все сам: обследование территории под снос можно поручить кому угодно, а обследование для перестройки и ремонта требует точности и дотошности. Гутюша для меня был сущим даром судьбы: монтаж, электрическое и санитарное оборудование знал превосходно, хотя в принципе и работал конструктором.
Начали мы с четвертого этажа, пока что оставив в покое чердак, потому как я не взяла с собой халат, а пыль там скопилась с допотопных времен. Через три часа спустились этажом ниже.
— Эва не начнет чертить, пока мы не дойдем хотя бы до какого-нибудь конца, — буркнула я озабоченно. — Работа на срок?
— Две недели, — ответил Гутюша. — Было три, да одна пролетела. Я потом тоже сяду за чертежи. Ничего, поддадим жару, пойдет.
Я осмотрела ближайшую дверь.
— Что там? Не дай Бог, квартира?
— Квартира. Не страшно. Если жильцов нет, придем попозже.
На звонок открыла пятнадцатилетняя девочка, которую вовсе не интересовали наши проблемы. Она уселась с книгой за стол, игнорируя наше присутствие. Любопытно, что придумает Тадеуш, — на жилое помещение эта квартира не годилась ни в коем разе.
— По-моему, все столярные работы делать заново, и вообще следует пробить окна, если это для людей назначается, а не для коров, — заметила я критически.
— Да уж, надо бы, — согласился Гутюша. — Запиши в объяснительной, у них тут напряжение.
Я уже не искала причин, почему в жилой квартире вместо окон электропроводка высокого напряжения — времени не хватало. Гутюша локализовал выводы электрических проводов и обмерил расстояния от розетки до стены и до пола. К девочке зашла подружка. Я удивилась: в такую пору обе должны быть в школе.
— Эта психопатка ко мне пристала, — начала подружка прямо от двери. — Почему не сказала мне, что ее выпустили?
Вдруг увидела посторонних в соседней комнате и примолкла. Девочки зашептались, с минуту как будто спорили, иногда повышая голос, так что до меня доносились отдельные слова.
— Каська просто дура, — горячилась подружка. — Он из нее веревки вьет.
Они еще пошептались про какую-то Каську и про что-то еще, потом наша хозяйка заглянула к нам.
— А вы еще долго здесь будете? — спросила она вежливо. — Нам к часу пора в школу.
Я почему-то порадовалась, что девочки не прогуливают.
— Вам далеко? — спросила я, взглянув на часы.
— Нет, близко, минут пять ходу.
— Сейчас половина первого. Успеете. Нам тут еще работы на пятнадцать минут.
— Даже меньше, — поправил Гутюша. — Уборная без канализации по вертикали.
— Стенки надо проверить. Беги с нулем к внешней.
Девочек наши занятия не интересовали, они шептались и хихикали, сидя на топчане. Через десять минут мы ушли.
— Что, тут живет какая-то психопатка? — спросила я Гутюшу с легким беспокойством, обмеряя коридорчик у лестничной клетки. — Я предпочитала бы обойтись без психов, с ними хлопот не оберешься.
— Два семьдесят восемь, — ответил Гутюша. — Есть, но она приходящая. Бывает изредка. Кажется, какая-то мамаша какого-то ребенка из этого малолетнего исправительного дома. Погоди, тут не хватает калорифера. Есть выход и зашпунтовано.
Какое-то все-таки облегчение, что не я буду заниматься проектированием, а Тадеуш. Не позавидуешь такой творческой работе.
Помещение рядом оказалось единицей административной. Три присутствующих работника совершенно нас проворонили, увлеченные без памяти обсуждением несправедливости чего-то распределенного.
Помещение рядом оказалось единицей административной. Три присутствующих работника совершенно нас проворонили, увлеченные без памяти обсуждением несправедливости чего-то распределенного. Здесь была газовая плита с духовкой и ниша с ванной, где не наблюдалось водопровода.
На втором этаже мы решили отдохнуть.
— Приведи в порядок эти наброски, — порекомендовала я Гутюше. — Если собираешься чертить, лучше сам это сделай. А я пересчитаю обмеры, поглядим, на сколько не сходится.
— Надо бы про ключи смекнуть, — ответил Гутюша, разворачивая фольговый пакет с завтраком. — Эти чинуши пойдут домой, а нам здесь торчать. Подожди, я схожу к ним, глядишь, чайник одолжу и стаканы, пообедаем, а то с голодухи много не нафурычишь.
Я отвыкла от Гутюшиной лексики за последние годы: очевидно, он имел в виду, что голодному работа не в радость. Гутюша-снабженец оказался на высоте: позаимствовал все, даже кофе и чай, забыл только про ложки. Размешивая сахар в стакане шариковой ручкой, сообщил, что на первом этаже два частных суперпредприятия: дворничиха держит нечто вроде публичного дома, а экс-работник кооператива, ныне пенсионер, торгует водкой. Блудилище владельцу не мешает — дворничиха на хорошем счету и частная инициатива поощряется, а пенсионер зашибает бабки на паях с кадровиком и потому почитается священной коровой. Никто ничего не видит и не слышит — ликвидируй эту малину, кадровик потерял бы вторую зарплату.
Обмеры четвертого и третьего этажей разошлись у нас всего на десять сантиметров, это значило: primo — обмеряли мы тщательно, secundo — с домом покончили на удивление добросовестно. Сложили вместе листки с эскизами, и набросок объекта начал явственно вырисовываться.
После трех дней каторжных мучений мы очутились наконец в подвале.
— Что бы это такое могло быть? — спросила я, похлопывая рукой по неструганым доскам, напоминающим дверцы стенного шкафа. — Что за ними? Это наша крайняя стена.
Гутюша щелкнул затвором рулетки, и лента со свистящим шорохом уползла в футляр. Подошел к доскам и приложил ухо.
— Кажется, был подвальный ход дальше, — решил он. — Ничего не вижу — темно, как в негритянском черном кофе.
Таинственный проход не на шутку заинтересовал меня. Пробраться в том направлении — это же награда за нашу галерную работу. Гутюшу не требовалось долго уговаривать, ведь Тадеушу необходимо знать такие вещи, придется что-нибудь тут придумывать и обмеры необходимо сделать. Не тратя лишних слов, Гутюша ухватился за одну доску.
— Сделано на совесть. Смотри-ка, вот тут малость подается. Ты придержи, а я надавлю.
Получилось наоборот: мне пришлось надавить, а Гутюше рвануть, но в данном практическом случае нас не особо заботило правильное употребление глаголов. Однако доску оторвали понапрасну, оказалось, дверная — в ней с одного боку врезан защелкивающийся замок, а с другого прибиты петли. Открывались двери на нас, только вот ручки не было — решила дело оторванная доска. Гутюша энергично рванул и отлетел назад, а у меня железка, подобранная для придавливания бумаг, вывалилась из рук.
Я заглянула в темную нишу и потянула воздух.
— Вонь какая-то. И опять дверь. По-моему, у нас фонарик есть, поглядим, где тут петли.
— Холера, занозу всадил, — поморщился Гутюша. Он пососал палец, огляделся и достал из сумки фонарик. — Эта штука, наверно, противостоит наперекор всему.
Учтя Гутюшины соображения, я подумала, что вторая дверь открывается от нас, но наваливаться всем телом было неохота. Гутюша посветил сперва туда, потом сюда, обе стороны выглядели одинаково — неровная поверхность сколоченных досок. Ниша пропиталась каким-то странным запахом.
Занятые дверью, мы внимания не разбазаривали и только теперь, в поисках петель, увидели еще кое-что.