Камиль старается вспомнить, когда же он стал понимать, какое место в его жизни занимает эта история. Нет, невозможно.
Разве что с появлением Анны гибель Ирен, эта пламенеющая страница, стала чуть менее яркой. Он все старался выяснить, может ли вырасти в нем новый человек, способный жить без Ирен? Все забывается, это неизбежно. Но забыть не означает выздороветь.
Сегодня его мучит то, что случилось с Анной. Он чувствует себя ответственным, нет, не за то, что произошло, – этого не предугадать, – а за то, чем все может закончиться: все здесь зависит от него, от его воли, решительности, компетенции… Тяжелый груз.
Дудушка в конце концов перестала мурлыкать и по-настоящему заснула. Камиль встает, кошка сползает набок с обиженным вздохом. Камиль подходит к секретеру, «альбом Ирен» на месте – их было множество, таких альбомов, – но остался лишь один, последний, остальные он выбросил в приступе ярости, отчаяния. В альбоме полно ее портретов: Ирен за столом, поднимает бокал и улыбается; Ирен спящая; Ирен задумчивая. Только Ирен… Он откладывает альбом. Наверное, эти четыре года без нее были самыми ужасными, самыми несчастными в его жизни, но вместе с тем – самыми интересными и пронзительными. Прошлое никуда не делось. Просто оно стало (Камиль пытается подыскать слово) богаче. Или незаметнее? Потеряло свою актуальность? Как будто он заплатил по счету за то, чего так и не съел. Анна совершенно не похожа на Ирен, это разные галактики, находящиеся друг от друга на расстоянии световых лет, но обе галактики встретились в одном месте. Разделяет их то, что Анна жива, а Ирен умерла, ушла.
Анна тоже чуть не ушла, вспоминает Камиль, но вернулась. Это было в августе. Очень поздно. Анна стоит голая у окна, скрестив руки на груди, и думает. «Все кончено, Камиль!» – говорит она, даже не оборачиваясь. Потом, ни слова не говоря, одевается. В романах на это уходит минута. На самом деле нужно безумное количество времени, чтобы голой женщине одеться. Камиль покорно сидит, не двигаясь, как человек, пораженный молнией.
И она уходит.
Камиль даже не попытался ее удержать, все понятно. Уход Анны не катастрофа, но вызывает тупую боль и глубокое уныние. Ее уход для него не неожиданность, он с сожалением думал о его неизбежности. Кто будет жить с мужчиной такого роста – у него бывают приступы самоуничижения. Время идет, он не двигается, потом ложится, вытягивается на тахте. Наверное, уже полночь.
Он никогда не сможет ответить, что произошло в тот момент.
Анна ушла приблизительно час назад, неожиданно он встает, идет к двери, уверенно, без малейшего колебания, распахивает ее. Анна сидит на лестнице, на первой ступеньке, спиной к нему, обхватив руками колени.
Через несколько секунд она поднимается, заходит в квартиру, обходит его, одетая ложится на постель, поворачивается к стене и плачет. Так иногда случалось с Ирен.
Камиль выходит из крошечного лифта.
Еще нет и семи утра, когда он трижды тихо стучит в дверь напротив.
Соседка открывает незамедлительно, будто ждала его прихода, но руку с ручки не убирает. Мадам Роман, хозяйка квартиры. Камиля она узнает тут же. У маленького роста есть свои преимущества: Камиля узнают всегда. Он выдает легенду:
– Анне пришлось срочно уехать… – Он изображает доброжелательную улыбку терпеливого и прозорливого друга, который видит в собеседнике своего сообщника.
– Настолько быстро, что, естественно, половину всего забыла.
Слово «естественно» – этакая точка зрения настоящего мачо – соседка сразу оценила. Мадам Роман женщина одинокая, ей скоро на пенсию. У нее круглое кукольное лицо – этакая преждевременно состарившаяся девочка. Она немного прихрамывает: проблема с тазобедренным суставом. И хотя Камиль ее крайне редко видел, он знает, что женщина она ужасающе организованная, методично относящаяся к любому пустяку.
Она тут же понимающе щурится, поворачивается, протягивает Камилю ключ:
– Надеюсь, ничего страшного не случилось?
– Нет-нет, что вы… – Камиль широко улыбается. – Ерунда. – Указывая на ключ. – Оставлю у себя до ее возвращения…
Невозможно понять, информирует Камиль о своем решении, спрашивает разрешения или просит… И пока соседка соображает, он уже, воспользовавшись паузой, рассыпается в благодарностях.
Кухонька потрясающе чистая. Квартира маленькая, но все на месте. У женщин какая-то мания чистоты, думает Камиль. Половина гостиной превращена в спальню: диван трансформируется в двуспальную кровать с огромной ямой посредине, в нее всю ночь скатываешься и в конце концов спишь один на другом. В этом, правда, есть не только неудобства. На полках книжек сто – разномастные карманные издания, выбор которых не подчинен никакой логике, – несколько безделушек, которые Камиль счел в первый свой визит сюда безобразными. Все это оставляет весьма печальное впечатление.
– У меня было мало денег. Но я не жалуюсь, – заявила уязвленная Анна.
Он хотел извиниться. Она выбила у него почву из-под ног:
– Это цена развода.
Когда Анна говорит серьезно, она с вызовом смотрит вам в глаза, и создается впечатление, что она готова к любому афронту.
– Я все оставила, когда уезжала из Лиона. Все купила здесь – мебель, все, на блошином рынке. Мне было ничего не нужно. Мне и сейчас ничего не надо. Потом, может быть, но сейчас меня все устраивает.
Это временное жилье. Так говорила Анна. Квартира временная, их связь временная. Именно поэтому им и хорошо вместе. И еще она говорила: «Дольше всего после развода – делать уборку».
Постоянно эта проблема чистоты.
Голубой халат в отделении скорой помощи похож на смирительную рубашку, и Камиль решил привезти ей какую-нибудь одежду. Ему кажется, это может поднять ей настроение. Он даже думает, что, если все будет хорошо, она может выйти ненадолго в коридор, спуститься в газетный киоск на первом этаже.
Он составил в уме небольшой список, но теперь, оказавшись здесь, все забыл. Ах да, лиловый тренировочный костюм. Сразу заработала ассоциативная связь: кроссовки, те, в которых она бегает, ага, наверное, эти, в них еще песок остался под стельками. Что еще? Что нужно брать?
Камиль открывает небольшой шкаф: не так-то много вещей для женщины. Джинсы… Какие же джинсы? Берет те, что подвернутся. Футболка, свитер – все так сложно. Камиль запихивает, что нашел, в спортивную сумку. Нижнее белье, какое попалось под руку.
И еще документы.
Камиль добирается до комода. Над ним стенное зеркало, усеянное точками, оно, наверное, здесь со времени постройки дома, в углу за него засунута фотография: Натан, брат. Ему лет двадцать пять, внешность незапоминающаяся, сдержанная улыбка. Не потому ли, что Камилю кое-что о нем известно, ему кажется, что у молодого человека мечтательное выражение лица, как будто он не здесь? Кажется, что он очень несобран. И наделал долгов. Анна ему помогает. Как мать, «впрочем, я мать и есть», говорит она. Она всегда помогала. Она улыбается своим словам, будто сказала что-то смешное, но ясно, что она о нем заботится. Жилье, учеба, свободное время, – судя по всему, Анна помогает во всем, и невозможно понять, расстраивается она из-за этого или радуется.