Только это было важно, причем очень. Не подозревая, что с незапамятных времен женщины произносят точно такие же ласковые слова утешения, Франсин поймала себя на том, что ищет для него оправдания.
– Ты устал, переутомился. Я знаю это по себе. Ведь это такое напряжение – постоянно прятаться, соблюдать осторожность, чтобы не проговориться. В следующий раз все будет по-другому.
– Ради всего святого, не произноси это слово!
Они провели скверный день. В холодильнике было мало еды, Джулия всю ее съела, но так как она отказалась выходить из дома, Ричарду пришлось отправиться в магазин самому. Вернувшись, он сел смотреть Кубок мира по регби, но пришла жена и выключила телевизор, обвинив его в бессердечии, так как он позволяет себе развлекаться, когда она вне себя от беспокойства.
Вернувшись, он сел смотреть Кубок мира по регби, но пришла жена и выключила телевизор, обвинив его в бессердечии, так как он позволяет себе развлекаться, когда она вне себя от беспокойства. Ходьба взад-вперед уже вошла у нее в привычку, но Ричард никогда прежде не видел, как Джулия это делает. Он понял, что среди всех нервных привычек, присущих человеку, трудно найти еще одну, которая бы так сильно раздражала и выводила из себя другое человеческое существо. Чтобы отгородиться от всего этого, Ричард ушел в их спальню и лег на кровать. Ему очень хотелось, чтобы побыстрее наступил вторник, день, на который назначен утренний рейс во Франкфурт.
* * *
Было не поздно, когда Франсин вернулась домой. Она, вероятно, оказалась единственной девочкой из ее школьного класса, кто в тот субботний вечер вернулся домой к десяти.
Ей не хотелось возвращаться. Не хотелось расставаться с Тедди, Франсин с радостью провела бы с ним ночь. Он тоже этого хотел. У обоих в мозгу крутилась одна и та же мысль. Если она останется, все получится, в ней снова вспыхнет желание, и он овладеет ею. Однако следующие за этой мысли были уже различны, и эта разница заключалась в том, что Тедди не мог понять, почему ей надо уходить, и пытался физически удержать Франсин.
– Я должна, – сказала она. – Я знаю, ты не понимаешь, и не знаю, как тебе объяснить. Прими это как факт. Я должна вернуться домой.
– Я провожу тебя. Я возьму с собой зеркало.
И ей пришлось объяснять, почему ей нельзя брать зеркало. И дело тут не в том, что оно тяжелое – она все равно поедет на такси. Просто Франсин не сможет объяснить мачехе и отцу, откуда оно взялось. Джулия вполне способна на то, чтобы разбить его. Это он понял, увидев, как лицо Франсин помрачнело, когда она заговорила о такой перспективе.
– Держи его у себя. Я буду приходить к тебе и смотреть на него.
Франсин по телефону вызвала такси. Тедди удивился, что у нее есть на это деньги. Пока они ждали машину, Тедди погладил ее белое платье, сказав, что ему невыносимо видеть ее в мятой одежде. На дорожке, ведшей от крыльца к калитке, под пристальным оком соседей, которых Тедди называл яппи, наблюдавших за ними из окна верхнего этажа, он целовал ее так страстно и долго, что таксист не выдержал и крикнул, чтобы они заканчивали, потому что не хочет ждать их тут всю ночь.
Трепещущая Франсин села на заднее сиденье. За последнее время случилось так много, что сейчас она чувствовала себя почти так, как постоянно предсказывала Джулия: что жизнь может в одно мгновение сломить ее. Почти, но не совсем. Доехав до дома и расплатившись с водителем, Франсин спокойно – что стало для нее неожиданностью – поднялась на крыльцо и вошла в дом с абсолютно невозмутимым видом, как будто у нее была полноценная близость, наполнившая ее торжеством и принесшая удовлетворение.
Именно Джулия разрушила душевное равновесие Франсин, ворвавшись в холл, обняв ее и уткнув заплаканное лицо ей в плечо.
– Господи, господи, ты дома! Слава богу, ты дома!
На какое-то мгновение Франсин испугалась. Откликнулась давно молчавшая струна из прошлого.
– Что-то с папой, да? Что-то случилось с папой?
Из гостиной прозвучал голос, одновременно усталый и бодрый – возможно, бодрость была напускной:
– Я здесь, дорогая. Со мной все в порядке.
Разве отец когда-либо называл ее «дорогой»? Франсин не помнила. Она посмотрела в мокрое, сморщенное лицо мачехи, и ей очень не понравилось то, что она увидела. Много раз мысленно и раз или два вслух в разговоре с Холли и Мирандой Франсин беспечно называла Джулию сумасшедшей. Сейчас же поняла, что до настоящего момента, произнося эти слова, она просто не знала, что такое безумие.
Глава 23
В его снах зеркало перестало быть зеркалом и превратилось в обрамленный портрет.