Москва поняла, что он в Нидерландах, когда там рухнула вся их агентурная сеть. Он начал свою большую распродажу,как мы говорили. И продавал задешево. Хотел взамен только новое имя и новую личность. Насколько я знаю, он уехал на остров Маврикий, поселился в городе с чудесным названием Пампельмус и зарабатывал на жизнь столярными работами. Очевидно, был краснодеревщиком, прежде чем попал в КГБ. Но в этой части истории я не вполне уверен.
– А что он делает сейчас?
– Спит вечным сном. Умер в две тысячи шестом, от рака. На острове он свел знакомство с какой‑то молодой особой, женился, имел детей. Но об их жизни мне ничего не известно. Кстати, его история напоминает о другом беглом агенте по кличке Борис.
– О нем я слышал, – сказал Валландер. – В те годы беглые русские хлынули на Запад прямо‑таки потоком.
Толбот встал, ушел в квартиру. По улице промчались пожарные машины с включенными сиренами. Толбот вернулся с полным до краев кувшином воды.
– Именно он дал нам информацию, что шпион, за которым мы так давно охотимся в Швеции, действительно женщина, – сказал Толбот, снова усевшись в кресло. – Имени ее Борис не знал, ее опекали кагэбэшники, работавшие совершенно независимо от других офицеров. Так обращались с особо ценными агентами. Но он был совершенно уверен, что это действительно женщина. Причем сама она не работала ни в армии, ни в военной промышленности. Иначе говоря, у нее был поставщик, возможно не один, который добывал информацию, а она затем переправляла ее дальше. Так и осталось неизвестно, занималась ли она шпионажем по идеологическим причинам или по сугубо меркантильным соображениям. Разведслужбы всегда предпочитают иметь дело с прагматиками. Если идеологические аспекты доминируют, все может легко сойти с рельсов. Фанатикам полностью доверять нельзя, так мы говорим. Мы работаем в циничной сфере, и это хорошо, иначе толковой работы не жди. Мы, словно мантру, твердим, что, может, и не делаем мир лучше, но уж хуже он точно не становится. Оправдываем себя тем, что поддерживаем этакий баланс террора, и, пожалуй, так оно и есть.
Толбот помешивал ложкой кубики льда в кувшине.
– Войны будущего, – задумчиво проговорил он. – Их причиной станут базовые продукты вроде воды. Солдаты будут гибнуть за водоемы.
Он чуть ли не с огорченным видом налил себе воды, стараясь не пролить ни капли. Валландер ждал.
– Мы ее не нашли, – продолжил Толбот. – Помогали шведам как могли, но разыскать ее не сумели, не раскрыли и не арестовали. Начали поговаривать, что, вероятно, она – вымышленное лицо. Но русские все это время знали такие вещи, каких им знать не следовало. Если «Буфорс» разрабатывал какую‑то инновацию в системах вооружения, русские очень скоро об этом узнавали. Мы постоянно расставляли ловушки, но никто в них так и не попался.
– А Луиза?
– Она, естественно, была выше всяких подозрений. Кто мог иметь повод ее заподозрить? Преподавательница языка, которая любила прыжки в воду?
Толбот извинился, сказал, что надо проверить аквариум. Валландер остался на балконе. Начал было записывать услышанное от Толбота. Но вообще‑то записывать ни к чему, он и так все запомнил. Прошел в комнату, которую ему отвел хозяин, лег на кровать, подложив руки под голову. А когда проснулся, обнаружил, что проспал два часа. Быстро вскочил, будто проспал все на свете. Толбот сидел на балконе, курил сигарету. Валландер сел в свое кресло.
– По‑моему, тебе что‑то снилось, – сказал Толбот. – Во всяком случае, ты несколько раз громко вскрикивал во сне.
– Иногда мне снятся кошмары. Случаются такие периоды.
– Меня Бог миловал. Я свои сны не помню. И в общем‑то рад этому.
Пешком они отправились в итальянский ресторан, о котором Толбот упоминал раньше.
Пешком они отправились в итальянский ресторан, о котором Толбот упоминал раньше. За ужином пили красное вино и говорили обо всем, кроме Луизы фон Энке. После еды, по настоянию Толбота, отведали несколько сортов граппы, а затем Толбот опять‑таки решительно настоял, что оплатит ужин. Когда они вышли из «Иль траваторе», Валландер почувствовал, что слегка захмелел. Толбот закурил сигарету. Отвернулся в сторону, выдыхая дым.
– Столько лет прошло с тех пор, как Олег Линде сообщил о шведской шпионке, – сказал Валландер. – На мой взгляд, маловероятно, чтобы она действовала до сих пор.
– Коль скоро это она, – сказал Толбот. – Не забывай, о чем мы говорили на балконе.
– Если шпионаж продолжится, она будет оправдана, – сказал Валландер.
– Не обязательно. Эстафету мог подхватить кто‑то другой. В этом мире нет простых моделей объяснения. Зачастую правда прямо противоположна нашим представлениям.
Они медленно шагали по улице. Толбот закурил новую сигарету.
– Посредник, – сказал Валландер. – Тот, кого ты назвал поставщиком.Насчет его тоже ничего не известно?
– Он не разоблачен.
– А это, разумеется, предполагает, что и он вполне мог быть женщиной?
Толбот покачал головой.
– Женщины крайне редко занимают влиятельное положение в армии или в военной промышленности. Держу пари на мою скромную пенсию, что это мужчина.
Вечер был жаркий, душный. Валландер почувствовал, что начинает болеть голова.
– Есть в моем рассказе что‑нибудь особенно для тебя удивительное? – рассеянно спросил Толбот, как бы лишь для поддержания разговора.
– Нет.
– Может, какой‑то из твоих выводов не совпадает с тем, что я говорил?
– Да нет. Насколько я помню.
– А что говорят полицейские, расследующие смерть Луизы?
– У них нет зацепок. Нет подозреваемого, нет мотива. Только микрофильмы, найденные в потайном отделении ее сумочки.
– Так ведь это достаточная улика в пользу того, что она шпионка. Может, при передаче материала что‑то пошло не так?
– Разумное объяснение. Думаю, полиция разрабатывает именно эту версию. Но что пошло не так? С кем она встречалась? И почему все произошло именно теперь?
Толбот остановился, затоптал окурок.
– Тем не менее это большой шаг вперед, – сказал он. – Луизу уличили. Можно сосредоточить на ней все расследование. Вероятно, удастся в конце концов схватить и посредника.
Они продолжили путь, у подъезда Толбот набрал код.
– Мне надо еще подышать, – вдруг сказал Валландер. – Есть у меня такая закоснелая привычка – гулять по ночам. Так что я еще пройдусь.
Толбот кивнул, назвал ему код и вошел в подъезд. Валландер смотрел, как входная дверь бесшумно закрылась. Потом зашагал по пустынной улице. Снова его одолевало ощущение, будто что‑то совершенно не так. То самое, с каким он покинул остров после ночного разговора с Хоканом фон Энке. Он думал о рассказе Толбота, о правде, которая зачастую прямо противоположна тому, чего ожидаешь. Иногда реальность надо перевернуть на голову, чтобы она стала на ноги.
Валландер остановился, оглянулся. На улице по‑прежнему ни души. Из открытого окна долетала музыка. Немецкие шлягеры. Он разобрал слова leben, ebenи neben. [32]Пошел дальше, очутился в конце концов на небольшой площади. На лавочке обнимались молоденькие парочки. Надо бы стать тут и крикнуть во все горло, подумал он. Я не понимаю, что происходит!Вот что надо бы крикнуть. Я совершенно уверен только в одном: что‑то во всем этом ускользает от меня, не дает себя поймать.