— Трам-тарарам, трам-тарарам, — с воодушевлением изобразил ритм Джек.
— О, нет! — прыснула Тэсси, из всех сил стараясь не рассмеяться в голос. Даже у Юстаса этот короткий дуэт вызвал улыбку.
— Затем, с раскрасневшимися от усердия лицами, они умолкли, — с воодушевлением пояснила Эмили. — Сопрано, запинаясь, произнесла извинения, развернулась и направилась к пианино, где мисс Арбатнот лихорадочно перебирала ноты, отчего те разлетелись по всему полу. Наконец они, что-то энергично бормоча, собрали все упавшие листы, а мы сидели, делая вид, что ничего не заметили. Никто ничего не сказал. Мы с Шарлоттой не смели посмотреть друг на друга из опасения расхохотаться. Наконец певица и аккомпаниаторша достигли согласия, на пианино были поставлены новые ноты, сопрано шагнула вперед и, повернувшись к нам лицом, набрала полную грудь воздуха. Бисер на воротнике звякнул, как сотня колокольчиков, и она с апломбом запела песню трех школьниц «Мы три маленькие проказницы, нам бы игры да веселье»… — Эмили на мгновение замолчала, глядя в темно-голубые глаза Джека Рэдли. — К несчастью, мисс Арбатнот перепутала ноты и с выражением неподдельной тоски на лице заиграла «Дом, милый дом».
На этот раз улыбнулась даже старая леди. Тэсси не смогла удержаться и расхохоталась, а за ней рассмеялись и все остальные.
— Это продолжалось целых три минуты, — наконец завершила свое повествование Эмили. — Обе пытались перекричать друг дружку, и вскоре от шума зазвенели подвески люстры. Мы с Шарлоттой уже больше не могли сдерживаться — вскочили с мест и бросились к выходу, а оказавшись за дверью, хохотали до слез. Глядя на нас, мама даже не смогла рассердиться.
— Какие приятные воспоминания навеял ваш рассказ! — с широкой улыбкой произнесла Веспасия, вытирая со щек слезы. — Мне доводилось бывать на многих кошмарных вечерах. Теперь я больше никогда не смогу слушать сопрано, не вспоминая о вашей истории. Есть немало скверных исполнительниц, которым я пожелала бы подобных конфузов. Для нас и наших ушей это было бы великим благом.
— Я тоже, — поддержала Веспасию Тэсси. — Начиная с мистера Бимиша и его гимнов женской добродетели. Как, по-вашему, такое можно заранее подстроить? — с надеждой в голосе спросила она.
— Анастасия! — ледяным тоном одернула миссис Марч. — Даже не смей думать! Я не допущу столь безответственного поступка с твоей стороны, граничащего с дурновкусием. Я запрещаю тебе даже думать об этом!
Несмотря на грозные предостережения, Тэсси продолжала лучезарно улыбаться.
— Кто такой мистер Бимиш? — полюбопытствовал Джек Рэдли.
— Викарий, — холодно ответил Юстас. — Вы слышали его проповедь в воскресенье.
Веспасия не то откашлялась, не то подавила смех и принялась серебряным ножом и вилкой выковыривать косточки из виноградин, элегантно выкладывая их на край тарелки.
Миссис Марч не скрывала своего нетерпения. Наконец, устав ждать, она, шумно шурша юбками, встала из-за стола, при этом нечаянно зацепила и потянула за собой скатерть. Звякнуло столовое серебро, а Джордж едва успел подхватить бокал, чтобы тот не опрокинулся.
— Дамам пора удалиться, — громко объявила она, смерив холодным взглядом сначала Веспасию, а затем Сибиллу. Что касается Эмили и Тэсси, она хорошо знала, что те не осмелятся ей перечить.
Веспасия встала с грацией, которую она нисколько не растеряла с годами. Ритм и скорость движения задавала она. Движется ли вслед за ней остальной мир, ее не интересовало. Вслед за Веспасией неохотно поднялись и остальные: Тэсси — с притворной скромностью, Сибилла — томно улыбнувшись мужчинам через плечо, Эмили — с ощущением поражения.
Если она и одержала победу, то победу пиррову, обманчивый вкус которой быстро сменялся горечью.
— Уверена, кое-что можно придумать, — шепнула тетушка Веспасия на ухо Тэсси, — если проявить чуточку воображения.
Тэсси растерянно посмотрела на нее.
— Вы о чем, бабушка?
— О мистере Бимише, о ком же еще, — бросила ей Веспасия. — Я столько лет ждала возможности сорвать с его лица эту дурацкую улыбочку.
Они быстро прошли мимо Эмили, о чем-то перешептываясь, и скрылись в другой комнате. Просторная и прохладная, декорированная в зеленых тонах, дамская гостиная была одним из немногих помещений в доме, которую Оливии Марч разрешили обставить на свое усмотрение. До этого комната была выдержана во вкусе былых времен, когда вес мебели указывал на достоинство и трезвый ум ее владельца. Позднее мода изменилась, и главным критерием стали статус и новизна. Однако вкусы Оливии были взлелеяны в годы Восточного периода, на который пришлась Международная выставка 1862 года, так что дамскую гостиную отличало изящество: наполненная мягкими оттенками с минимальным количеством мебели, комната эта в отличие от будуара миссис Марч дарила уют. Другая гостиная, расположенная внизу, была декорирована в розовых тонах. Розовыми были шторы, салфетки, драпировка камина и даже чехол на рояле. Не говоря уже об обилии жардиньерок, фотографий и бесчисленных безделушек.
Эмили последовала за ними и, вежливо предложив руку миссис Марч, села. Она должна постоянно, каждую секунду, вести себя так, как задумала, а расслабиться сможет, лишь когда останется одна в своей комнате. Женщины подмечают любые нюансы и способны уловить малейшую странность в манере держаться, в выражении лица, в звучании голоса. И, что самое главное, почти никогда не ошибаются в том, что за этим кроется.
— Благодарю вас, — чопорно произнесла миссис Марч, поправляя юбки и приглаживая прическу. У нее были густые, мышиного цвета волосы, изысканно уложенные согласно канонам моды тридцатилетней давности, времен Крымской войны. Эмили подумала о том, что служанке наверняка нелегко каждый день укладывать эти волосы. Она отметила про себя, что прическа пожилой леди оставалась безукоризненной на протяжении всего дня: и во время завтрака, и во время ленча. Вот и сейчас ни один локон не изменил своего положения. Может, это парик? Эмили ужасно захотелось заглянуть под прическу миссис Марч и проверить свою догадку.
— Это весьма любезно с вашей стороны, — холодно процедила пожилая леди. — Нынешнее поколение в большинстве своем утратило ту предупредительность, которая так украшает людей.
Миссис Марч не посмотрела ни на одну из четырех женщин, однако поджатые губы выдавали ее раздражение, которое ни в малейшей степени не было безличным. Эмили поняла: когда они останутся одни, Тэсси придется выслушать долгую нотацию о долге и добродетелях послушной дочери, таких как безоговорочное послушание, внимание к старшим и необходимость всячески помогать родным в их стремлении обеспечить ей выгодный брак. Или, по крайней мере, не мешать им это делать. Думается, Сибилле также не избежать выговора.
Эмили тепло улыбнулась старой леди, пусть даже если за этой улыбкой скрывалась насмешка, а не искренняя симпатия.
— Я бы осмелилась сказать, что они просто поглощены своими мыслями, — скупо произнесла она.
— Они поглощены своими мыслями больше, чем мы в свое время, — парировала миссис Марч, сопроводив свои слова выразительным взглядом. — Знаете, нам тоже приходилось пробиваться самим в этой жизни. Беременность — хорошее оправдание для слез и обмороков, но не для заигрываний и флирта. У меня самой было семеро детей, и я знаю, о чем говорю. И дело не в том, что я недовольна. Наоборот, я рада, как никто другой. Бог свидетель, я устала ждать! Мы уже все начали впадать в отчаяние.