Хороший сон и спокойствие этого места быстро вернули силы. История с Каспаром и стрессы на работе ушли на задний план.
Внизу уже завтракали. Пухленькая золотоволосая Джорджи успела налить в хлопья столько же молока, сколько и на стол, не переставая весело трещать. Макс, темноволосый и сдержанный, как бабушка, кричал на сестру за то, что пролила молоко на книгу о динозаврах, оставленную рядом с миской.
Алексия радостно приветствовала ее. Миффи, маленький спаниель Шанталь, подбежал, чтобы понюхать ноги Джуд, размахивая хвостиком-флажком. Остальных обитателей дома не было видно.
- Садитесь, - пригласила Алексия, одной рукой промокая молоко, а другой складывая миски. - Хорошо спали? Чай только что заварен.
- Спасибо, прекрасно, - ответила Джуд, наливая себе чай.
- Пожалуйста, берите все, что захотите. Мы уходим поплавать. Может, захотите обуться, малыши? Роберт где-то гуляет с собаками, а Шанталь еще не спустилась. У нее, бедняжки, часто бывает бессонница!
Доедая хлопья, Джуд прислушивалась к топоту близнецов, бегающих по лестнице. Собирая курточки и пластиковые рюкзачки, они препирались насчет очков для плавания и полотенец. Потом входная дверь захлопнулась, послышался рев автомобильного мотора, и наступила благословенная тишина.
Джуд положила миску в посудомоечную машину, сделала себе тост, сварила кофе и стала обдумывать планы. Целых три недели в Норфолке, поверить невозможно! Когда Роберт позвонил ей, чтобы повторить любезное приглашение Шанталь погостить у нее, она призналась, что должна пробыть в Норфолке не менее трех недель.
- Сколько захотите! - воскликнул он. - В конце концов, это в наших интересах. И матушка к вам привязалась. Ей хочется увидеть здесь новое лицо. У нее, бедняжки, и так нелегкая жизнь.
"Утром уже начну работать", - мечтала Джуд.
Однако позвонила Клер и пригласила на ужин. Джуд уже рассказала об этом Алексии.
- Я хочу иногда готовить для вас, пока живу здесь, - добавила она. - Пусть это будет моим вкладом в хозяйство.
- О, совершенно не обязательно, - ответила Алексия, но, похоже, осталась довольна предложением гостьи.
Джуд отнесла чашку с кофе и ноутбук в библиотеку. Здесь ничего не изменилось, если не считать отсутствие журналов, которые она отвезла к Сесилии. Но рано или поздно здесь все будет по-другому.
Джуд печально улыбнулась. Скоро полки с книгами Энтони Уикема опустеют, глобус и модель Солнечной системы больше не будут украшать комнату. Зато крыша дома не станет протекать. Роберт, как она узнала за ужином прошлой ночью, владел какой-то таинственной импортно-экспортной фирмой, которая в числе многих пострадала при кризисе. Это объясняло и его почти постоянное пребывание дома, и отсутствие денег на ремонт.
Она стояла у окна, глядя на парк. Ее внимание снова привлекли деревья на холме. Непонятно, почему отсюда нельзя увидеть башню. Возможно, это причуда архитектора, но очень странно: ведь строения подобного рода должны быть декоративными и привлекать внимание, только вот почему-то совершенно не заметны на расстоянии.
В шкафу Джуд нашла несколько свернутых в рулон карт. Встав на колени, она стала вынимать их по одной, после чего провела весьма познавательный час, разбирая рисунки двойных звезд или объектов, которые Уикем считал кометами. Она кое-что зарисовала в блокноте, посчитав, что это может быть интересно для каталога.
Под последним свитком карт Джуд, к своему удивлению, нашла еще один журнал наблюдений, который не заметила в прошлый раз. Джуд открыла его и стала переворачивать страницы. Вот беда: в самом конце вырвана примерно треть страниц. Первая запись сделана 10 марта 1778 года.
"Как я не заметила журнал раньше?"
Джуд начала читать, и с каждой страницей ее изумление росло.
Отец хочет, чтобы я продолжала чертить карты новых туманностей и двойных звезд, потому что сам не в состоянии. Я несу тяжкое бремя, но готова выполнять его желания с усердием и мастерством, которым он меня научил. Я не подведу. Хотя ночи моего отца одиноки и холодны, но у него есть помощник - я. У меня же нет никого, и я должна постоянно сверяться с атласом - и потому теряю много времени.
Половина пятого утра. Луна приближается к горизонту со стороны Большой Медведицы. Я видела туманность Боде, круглую, с плотным, более ярким центром.
"Отец? - изумилась Джуд. - Кто же второй автор? Придется спросить Шанталь. И что с Уикемом? Умер, уехал или тяжело заболел?"
Джуд продолжила чтение.
24 марта. Ранний вечер, луны пока нет, в воздухе безветрие. В созвездии Тельца, рядом с Тау Тельца, на расстоянии пятнадцати парсеков, видна новая звездная облачность, а возможно, и комета.
Дальше несколько раз автор упоминал новый объект и решил, что тот движется. К началу апреля автор заключил, что "объект виден при 278-кратном увеличении, яркий и хорошо различимый". В записях отца упоминания о нем нет.
Со временем автор решил, что это, должно быть, комета, хотя сомнения оставались.
После этой записи остальные шли с большими перерывами, дневниковых почти не было. Наблюдатель упоминал о частичном лунном затмении, появлении новой туманности и, с большим волнением, о возможно новой двойной звезде, которую Уикем искал много лет.
Джуд закончила делать заметки и уже хотела положить журнал на место, когда вошла Шанталь.
- Не прерывайте работу, - попросила она. - Я только хотела посмотреть, как вы тут.
- Прекрасно, и именно вас я хотела видеть, - обрадовалась Джуд. - Я нашла еще один журнал, смотрите. Нужно сверить даты жизни Энтони и его детей.
- Разумеется, - кивнула Шанталь, просматривая дневник. - Жаль, что он поврежден. Кто это сделал? Да, я посмотрю даты, но могу сразу сказать: у него не было детей. Он даже не был женат. Поместье перешло к его племяннику Пилкингтону, который изменил свою фамилию на Уикем.
Джуд озадаченно уставилась на нее.
- Но кто же называет Энтони Уикема отцом?!
- Понятия не имею. Я поищу фамильное древо. Если не возражаете немного подождать, мне сейчас нужно уехать. Прошлой ночью зуб разболелся…
- Сожалею.
- Дантист попросил меня приехать немедленно. Ничего, если я все узнаю через час-другой?
- Пожалуйста, не волнуйтесь, у меня хватит терпения. Удачи вам у дантиста.
После ухода Шанталь Джуд вновь принялась за работу. Она вынула из шкафа все и уселась в окружении карт и книг. Стала проверять, не упустила ли чего. Шкаф был сколочен не очень крепко, и в задней части зияла дыра, за которой виднелась крошащаяся штукатурка.
"Штукатурка ли? Там явно что-то лежит…"
Она сунула руку в дыру и наткнулась на бумагу. Схватилась за листы, потянула, но бумага застряла. Пришлось сунуть в дыру вторую руку, проверить, что ее удерживает. Там оказалась целая пачка бумаги. Джуд сильнее сжала пачку и снова потянула. На этот раз удалось вытащить все.
Она открыла журнал и приложила страницы к изуродованному переплету. Как ни удивительно, это оказались пропавшие страницы!
Невероятно! Но почему они вырваны? Джуд пыталась разгладить находку, стараясь не повредить бумагу, но страницы продолжали сворачиваться. По крайней мере они не отсырели: большая удача, учитывая, где их спрятали. Но чернила сильно выцвели, буквы еле-еле видны.
Джуд с растущим волнением села за стол, включила лампу и попыталась разобрать первую строчку. Это было заглавие, похоже на "Отчет Эстер Уикем".
Имя попалось впервые. Джуд с большим трудом разобрала первые несколько строчек.
"Господи, неужели все страницы будут такими же неразборчивыми?"
Но когда перевернула первую страницу, оказалось, что дальше шрифт потемнее и почерк легче разобрать. Ободренная, она вернулась к первой странице и стала разбирать выцветшие буквы. Пришлось помучиться, но вскоре дело пошло быстрее.
Отчет Эстер Уикем
Мне было восемь лет, когда я впервые увидела отца. Трудно поверить, как получилось, что я с детства спала под крышей его дома, ела его хлеб, принимала заботу его слуг. Но когда вы познакомитесь с моей историей и поймете Энтони Уикема, как понимала его я, ценить тонкий ход его мыслей, его неестественную, по мнению некоторых недоброжелателей, преданность одной страсти, все станет ясно.
В самом начале он вовсе не был моим отцом. Родственные связи возникли потом, мы искали их и вместе скрепили. Конечно, это противоречит обычаям, когда слова "отец" и "дочь" возникают в самом начале, при рождении ребенка. Только потом между ними возникает близость. В нашем случае прошло много лет, прежде чем мы узнали друг друга, и Энтони позвал адвоката, чтобы дать мне свое имя, иначе говоря, удочерить по закону.
Он многого не рассказывал, пока мне не исполнилось тринадцать лет, поскольку не считал нужным обременять ребенка проблемами, которые причиняли немало неприятностей взрослым.
Я выросла в полной уверенности, что я его ребенок. В этом меня убедила няня Сьюзен. Она считала, что если я выросла в его доме, не имея фамилии, значит, необходимо уберечь меня от дальнейших потрясений. Это он дал мне имя Эстер в честь своей матери.
Я выросла, прислушиваясь к сплетням слуг и замечаниям тетушки Пилкингтон. Поняла, что не имею права на фамилию Уикем, что я сирота или внебрачная дочь хозяина от какой-то женщины, которую он встретил в одной из нечастых поездок в Лондон или Бристоль, где совещался с другими астрономами. Оттуда отец возвращался, нагруженный учеными трудами и орудиями шлифовки для линз телескопа.
Слухи тревожили меня, не давали покоя, но Сьюзен заверила, что все это пустяки.
Правду я узнала, только повзрослев. Но Сьюзен, наверное, была права, когда отстаивала свои слова, потому что в детстве они придавали мне уверенность. Я льнула к Сьюзен как к собственной матери, она тоже любила меня, тем более что своих детей у нее не было. Да и мужа тоже. Ведь наш Создатель посчитал нужным дать ей некрасивое лицо, раскосые глаза и грузное тело, что делало бедняжку застенчивой и неловкой в общении с противоположным полом. Но для меня она была прекраснейшей женщиной на земле, поскольку заботилась обо мне как могла, и я не хотела другой матери. Это она утешала меня по ночам, когда я просыпалась, плача от кошмаров.
Меня преследовал один и тот же сон: я иду в темноте, заблудившаяся и одинокая, и острые когти деревьев тянутся, чтобы расцарапать лицо или сбить на землю. Вой и крики зверей становятся громче, смрад гниющих листьев наполняет ноздри.
Когда я вижу этот сон, в ужасе просыпаюсь и боюсь снова заснуть. Сьюзен ложится рядом и прижимает меня к пышной груди, пока я, полузадушенная, не успокаиваюсь. Вряд ли бедняжка много спала, когда демоны являлись ко мне, но она не жаловалась.
Джуд снова прочитала отрывок со странным чувством нереальности происходящего. Точно такие же кошмары преследовали ее и Саммер. Но как такое может быть?
Она немного поразмыслила. Вероятно, это имеет отношение к Старбро. Сама башня обладает особой атмосферой - заколдованное место, если кто-то верит в подобное. Но это не объясняло кошмаров Джуд: сама она не бывала в башне. Возможно, это простое совпадение: бег через темный лес в поисках матери, совсем как в волшебных сказках, стоит лишь вспомнить Белоснежку и Красную Шапочку. Может, давным-давно, после того, как люди начали обрабатывать землю, они стали бояться темных лесов, из которых вышли.
Джуд нашла место, на котором остановилась, и стала читать дальше.
В те дни моим миром были детская, кухня и сады вокруг дома. Мне запрещалось одной выходить за пределы парка. Иногда я играла с детьми садовника Сэмом и Мэттом. Они любили бегать и взбираться на деревья, поэтому и я научилась делать то же самое. А если мне становилось скучно, сидела одна и делала домики из травы и хвороста. Людьми и животными были палочки и кости. Однажды Сьюзен подарила мне кукол из прищепок, одетых в тряпочки, купленных у цыганок.
В двадцать первый день июля 1768 года необычно взволнованная Сьюзен разбудила меня, и я увидела у окна великолепный кукольный дом, обставленный великолепной мебелью.
- Это подарок твоего отца, - почтительно объявила Сьюзен.
Она объяснила, что отец увидел меня в окно играющей с палочками и травой и послал за кукольным домом в сам Лондон, не забыв заказать крошечных кукол и чудесную мебель. На окнах красовались красивые гардины, их можно было раздвинуть с помощью тонкого шнура. На постелях лежали узорчатые покрывала. Отец не пришел в детскую поздравить меня с днем рождения. Позже Сьюзен заставила меня написать мое имя на благодарственной записке. Он не ответил на нее.
- Твой отец - очень занятой человек, - пояснила Сьюзен. - У него много важных дел и нет времени на маленьких девочек. Но ты сама видишь, он о тебе помнит.
В то время все его помыслы занимало проектирование и строительство башни, откуда он собирался наблюдать за звездами. На кухне было много разговоров об этой башне, что казалось мне удивительным. Слуги называли ее "прихотью". Для такого определения имелись причины. Кузен нашей экономки миссис Годстоун служил лакеем в большом доме недалеко от Нориджа и рассказал ей, что хозяин однажды выстроил в парке что-то вроде языческого храма.
- Ни на что не годится, - добавил кузен миссис Годстоун. - Хотя достаточно красиво для молодых леди и джентльменов, которые любят воображать, будто находятся в Риме или Аркадии.
Мистер Тротвуд, управляющий отца, был очень недоволен планами строительства. Отец почти не интересовался поместьем и предоставлял ему полную волю. Вот Тротвуд и наглел с каждым днем. И все же теперь он получил строгий приказ заняться дурацкой башней, что требовало приобретения большого количества лучшего кирпича, причем хозяин совал нос в каждую дырку, чем вызывал недовольство местных жителей, нанятых на стройку. К тому же они ненавидели Тротвуда, который старался претворить в жизнь свои планы по улучшению хозяйства. Шестнадцатилетний парнишка его усилиями был сослан за браконьерство. Еще местным жителям не нравился выбор места для постройки: холм на поляне, бывший, по слухам, древним местом для погребения.
Выкапывая яму для фундамента, рабочие обнаружили человеческие кости, после чего побросали инструменты и отказались работать. Тротвуду пришлось привозить из Нориджской тюрьмы бедняг-заключенных, поскольку хозяин настаивал, что строительство должно продолжаться. Никто не знал, что случилось с костями, но священник отказался хоронить их на церковном дворе. Кое-кто клялся, что Тротвуд сам перезахоронил их в фундаменте безлунной ночью.
Мне шел седьмой год, когда разыгралась драма. Помню, как часто сидела под столом в помещении для слуг, играя в любимую игру с куклами из колышков: воображала, будто я принцесса, похищенная у родителей. Когда игра надоедала, я начинала дразнить кошку щепкой, привязанной к нитке, или подслушивала сплетни слуг о башне.
Однажды поднялась суматоха - кто-то из заключенных сбежал. Много дней после этого женщины пугались любого незнакомого человека, а по ночам отказывались покидать дом в одиночку, даже чтобы позвать кучера на ужин или принести из сарая картофель. Но о беглеце не было ни слуху ни духу. Наконец объявили, что беглец пробрался в Грейт-Ярмут и сел на судно, отправляющееся в Голландию, после чего в округе снова воцарился мир.
В другой раз кто-то из заключенных поклялся, что видел привидение, оказавшееся бывшим хозяином древних костей. Мужчины снова отказались работать, а Тротвуд ворвался в дом вне себя от гнева и потребовал немедленно привести его к хозяину, которого нашли в мастерской на конюшенном дворе. Тот немедленно уладил дело, подняв им жалованье.
Чем отец занимался в мастерской? Мне сказали, что делал подзорные трубы, шлифуя оптические линзы.
Часто, особенно зимой, когда ночи ясные и морозные, он вообще не видел дневного света, поскольку проводил все темное время суток в замерзшем парке, изучая звездное небо и делая заметки в журнале. А потом спал с рассвета до заката. Порой силы иссякали, и доктор был вынужден пускать ему кровь. Горничная Бетси приносила на подносе суп с телятиной и джин.
Однажды осенним вечером на кухню пришел егерь. Он принес пару зайцев и известие о том, что башня достроена, и это очень хорошо. Но только у кучера Йена хватило храбрости взобраться на холм, чтобы все увидеть своими глазами. Позже он сообщил, что она "такая же высокая, как Нориджский собор", с комнатой наверху, а над ней - обнесенная оградой площадка с навесом, откуда можно наблюдать за небом в любую погоду.
Все продолжалось как обычно. Несколько раз миссис Годстоун жаловалась Сьюзен, что хозяин приказывает приносить еду в башню, да еще в полночь, и с этой целью были предприняты попытки заставить Йена или одного из конюхов выполнить приказ. Но после того как Йен пригрозил уволиться, отец стал брать с собой ломоть хлеба и кусок холодной говядины или каплуна, оставшиеся от ужина, миссис Годстоун все укладывала в корзинку.
Я внимательно прислушивалась всякий раз, когда упоминалось о башне. Потому что она все больше занимала мои мысли. Башня в лесу. Я мечтала ее увидеть. Несколько раз я просила об этом Сьюзен, но та неизменно качала головой, а однажды даже призвала Спасителя нашего.
- Лес - проклятое Господом место, - объяснила она, полное диких зверей и злых духов. Ты не должна туда ходить, особенно одна. Если тебя не съедят звери и не унесут духи, наверняка похитят цыгане.