– Вообще-то нет.
– Стоит задать один вопрос – и он уже рассказывает всю свою жизнь!
– Понимаю, что вас раздражает: вы думали, что вы знакомы, и теперь разочарованы.
– Меня раздражаешь ты: лезешь не в свое дело! – беззлобно проворчала Агата.
– Иногда у меня появлялось ощущение сходства…
– Между тобой и мной?
– Нет, между мной и Роем: помните его усы и гриву загнанной лошади? Конечно, между мной и вами!
– Что навело тебя на эту мысль?
– Ваш характер.
– Мне считать это комплиментом?
– Решайте сами.
Милли легла и задумалась. Ей хотелось поговорить. На глаза попался телефон на ночном столике. В Филадельфии была уже почти полночь, будить Фрэнка было опасно. Зато Джо наверняка еще бодрствовал: он всегда очень поздно ложился. Она со странным чувством набрала его номер и бросила трубку после первого же гудка.
За тонкой стенкой раздались шаги Агаты, потом послышался негромкий звук включенного телевизора. Милли набралась смелости и постучала в дверь.
– У вас в жизни были привязанности, кроме Брэда? – спросила она, войдя в комнату Агаты.
– В тюрьме? – ответила Агата, отрываясь от чтения.
Милли стало стыдно: теперь, когда Агата переформулировала ее вопрос, он казался неуместным.
– Вы читаете и одновременно смотрите телевизор?
– Давняя привычка, из колонии. По вечерам нам нельзя было сидеть в спальне в одиночестве, поэтому у меня не было выбора, приходилось читать в комнате, где другие до отупения смотрели идиотские передачи: я привыкла к включенному телевизору, под него мне даже лучше читается.
Агата предложила Милли присесть на край кровати, положила книгу на ночной столик и оперлась о подушку.
– Отвечаю на твой первый вопрос. Я была не очень общительной, но все равно сумела обзавестись настоящей подругой.
– Она до сих пор там?
– Нет, освободилась десять лет назад и живет другой жизнью на Ямайке. Когда она вышла на свободу, я испытала страшное одиночество. Я была счастлива за нее, но горевала, что ее со мной нет. Мы много переписывались.
– За что ее посадили в тюрьму?
– Это ее дело.
– Почему бы вам не податься к ней? Зажили бы спокойно на Ямайке.
– Это было бы замечательно! Заплести дреды, натянуть шапочку – и меня никто не узнает… Нет, Милли, в жизни не все так просто. Моя жизнь – здесь.
– Вы упрямы как мул! Думаете играть в кошки-мышки до тех пор, пока вас не сцапают?
– Свобода – не игра, а необходимость. Чтобы понять ее ценность, надо ее лишиться. Лучше объясни, что тебе мешает уснуть?
– Понятия не имею. Мне стало одиноко, захотелось общества.
– Наверное, тебе пора назад в Филадельфию. Дальше я бы справилась сама, до берега океана уже рукой подать. Просто высади меня на автовокзале в Санта-Фе, я доберусь до Сан-Франциско на автобусе.
– Я совсем не это имела в виду!
Агата сжала руку Милли.
– Я очень рада, что мы познакомились, расставаться будет грустно, но наши пути все равно скоро разойдутся. Мы не можем все время оставаться вместе. У тебя есть работа, тебя ждет твой друг, твоя собственная жизнь.
Милли молчала.
– Ну что ж, – вздохнула Агата, – в этой кровати хватит места для двоих. Достань из шкафа подушку и ложись. Надеюсь, ты не храпишь?
– Я как раз хотела спросить вас о том же самом, – сказала Милли, ныряя под простыню.
Агата погасила свет.
– Когда тебе не спится, хотя бы сделай вид, – пробормотала Агата.
Агата погасила свет.
– Когда тебе не спится, хотя бы сделай вид, – пробормотала Агата.
– Какой вид?
– Что все хорошо, что ты в райском местечке. Можно ведь сколько угодно перелетать с места на место: то ты в тени дерева посреди равнины, то на берегу реки, то у океана, то в своей детской комнате. Главное, чтобы место было спокойным. Потом представь, что рядом с тобой тот человек, которого ты выберешь, или никого, если предпочитаешь побыть одна.
– А что потом? – спросила Милли, мысленно перенесшаяся на крышу своего дома.
– Потом позволь зазвучать в голове твоей любимой музыке, сосредоточься на звуке, который тебя успокаивает: на дуновении ветра, на шуме волн, на дожде, стучащем в окно.
Милли услышала шорох первых снежинок, падающих на воду большого пруда за ее домом.
– Когда в моей камере гас свет, – шептала Агата, – я переносилась на Бейкер-Бич, это пляж с серым песком неподалеку от моста «Золотые Ворота». Там со мной всегда был мой отец, мы вели с ним увлекательные разговоры. Он рассказывал, как прошел его рабочий день, мы говорили о политике, о будущем, о том, как сложится моя жизнь после того, как я отбуду срок. Он предлагал разные варианты, давал полезные советы; звук его голоса всегда меня успокаивал. Однажды я подралась с другой заключенной из-за куска мыла, который она попыталась у меня стащить. От ее ударов у меня болело лицо и все тело, и меня охватил страх, какого я никогда не испытывала ни раньше, ни потом: я испугалась, что никогда больше не вспомню отцовское лицо. От страха я даже забыла про боль. И тогда в темноте появились его глаза, полные доброты…
Агата умолкла, прислушиваясь к дыханию уснувшей Милли.
Она умылась, сложила сумку и спустилась вниз. Пупси Галлена встретила ее широкой улыбкой.
– Она завтракает, – сказала она, показывая, куда идти. – Яичница, кофе или чай?
Многовато вопросов!
Агата прошла по узкому коридору, увешанному старыми фотографиями, и по лучу света под дверью определила, где находится столовая.
Милли сидела там в обществе дядюшки Стинкуода. У нее был отдохнувший вид и, кажется, приподнятое настроение.
– Ваша подруга рассказала, что вы приехали из самой Филадельфии! Большой же путь вы проделали в этой своей машине. – Дядюшка Стинкуод поднялся, освобождая место для Агаты.
– По утрам моя подруга очень словоохотлива, – проворчала Агата, садясь.
– С Пупси все равно никто не сравнится, – ответил хозяин. – Оставляю вас. Сегодня будет хорошая погода.
Милли пила кофе и наблюдала из-за чашки за Агатой.
Подошла Пупси с завтраком для Агаты, оставила на столе все, что принесла, и удалилась.
– Хватит сверлить меня глазами! Хочешь что-то сказать – выкладывай.
– Выкладываю, – произнесла Милли сухим тоном. – Забываем про такос и про остановку в Санта-Фе. Едем прямиком во Фриско.
– Ты дала слово, изволь его выполнять.
– А если пропало желание?
– Высадишь меня у автобусного вокзала и поедешь, куда сама пожелаешь.
– А вы еще утверждаете, что это я упрямая!
Агата отодвинула тарелку и встала из-за стола.
– Пойду оплачу счет. Жду тебя в машине.
Милли и Агата покинули шоссе № 66 и выехали на шоссе № 104, поднимавшимся к перевалу.
Дорога отчаянно петляла. Спустя час они забрались на скалистое плато, безводное и пустынное. На сто миль вокруг не было ни души, одна красноватая пыль, вьющаяся над лентой потрескавшегося асфальта. Иногда они проезжали брошенные фермы, разрушенные дома, разбросанные среди этого захватывающего, тревожного пейзажа.