Почему вы пришли ко мне?
— Хардвик сказал, что вы лучший из лучших. Он считает, что если вообще возможно разгадать это убийство, то на это способны только вы.
— И вы ему поверили на слово?
— Думаете, я совершила ошибку?
— Что заставило вас поверить?
Она ненадолго задумалась, словно чувствуя, что от ее ответа многое зависит, и наконец сказала:
— Вначале он был главным следователем по этому делу. Хардвик — человек грубый, циничный и отталкивающий, любитель потыкать окружающих в больные места. Это чудовищно. Но при этом он практически не ошибался в своих суждениях. Возможно, вам моя логика покажется странной, но я хорошо понимаю таких неприятных людей. Я им, более того, доверяю. Вот поэтому я и здесь, детектив Гурни.
Он снова уставился на грядки, зачем-то пытаясь вычислить, в каком направлении по компасу в среднем клонится большая часть зеленых хвостов аспарагуса. Вероятно, наклон 180 градусов по линии горизонта обусловлен господствующими ветрами, и аспарагус развернут в подветренную сторону, туда, где собирается гроза. Колибри продолжали свою ритуальную битву — если это была битва. Бывало, что они так зависали рядом друг с другом на час или дольше. Было неясно, каким образом столь долгая, изматывающая конфронтация или соблазнение могли закончиться каким бы то ни было успехом.
— Вы упомянули, что Джиллиан питала нездоровый интерес к нездоровым мужчинам. Вы бы отнесли к ним Эштона?
— О господи, конечно же, нет. Скотт — лучшее, что случилось с Джиллиан за всю ее жизнь.
— И вы одобрили эту партию?
— «Одобрила партию»? Как старомодно!
— Давайте я перефразирую. Вы были довольны этим браком?
Ее губы улыбались, но глаза смотрели холодно.
— У Джиллиан было множество… скажем так, проблем. И эти проблемы требовали долгосрочного медицинского вмешательства и наблюдения. Так что выйти замуж за лучшего в своей профессии психиатра, вне всяких сомнений, было огромной удачей. Я понимаю, что это звучит несколько… утилитарно. Но Джиллиан была особым человеком, и применительно к ней мой подход оправдан. Она постоянно нуждалась в помощи.
Гурни вопросительно поднял бровь.
Она вздохнула.
— Вы знали, что доктор Эштон — директор специализированной школы, которую окончила Джиллиан?
— Но разве это не нарушение…
— Нет, — перебила Вэл, и было понятно, что ей не в первый раз приходится опровергать подразумеваемый аргумент. — Он психиатр, но, когда она училась, он не был ее лечащим врачом. Так что с этической стороной вопроса все в порядке. Люди, конечно, все равно судачили. Он доктор, она пациентка, как это так. А по факту — выпускница вышла замуж за директора школы. На выпускном ей уже было семнадцать, а следующие полтора года они с Эштоном близко не общались. Хотя сплетников эти подробности, разумеется, не волнуют, — подытожила она, сверкнув глазами.
— Ну, история действительно на грани фола, — произнес Гурни то ли Вэл, то ли в ответ собственным мыслям.
Она снова разразилась своим жутковатым смехом.
— Для Джиллиан это было лишним поводом в нее ввязаться. Она на этой грани жила.
Любопытно, подумал Гурни. И то, как ее глаза загорелись, тоже любопытно. Может быть, роман Джиллиан не единственный в этой семье на грани фола?
— А как доктор Эштон относился к слухам?
— Скотту неважно, что думают люди. Ни о нем, ни вообще, — произнесла Вэл, и Гурни понял, что она питает к этому качеству уважение.
— Значит, он сделал Джиллиан предложение, когда ей было восемнадцать или девятнадцать?
— Девятнадцать. И это она сделала ему предложение, а он согласился.
И это она сделала ему предложение, а он согласился.
Странное возбуждение в ее взгляде стало угасать.
— Согласился, значит. И что вы почувствовали, когда узнали?
Сперва ему показалось, что она не расслышала вопроса. Затем, чуть отвернувшись, она произнесла внезапно хрипловатым голосом:
— Облегчение.
Теперь Вэл тоже смотрела на аспарагус, и взгляд ее был таким пытливым, словно она надеялась разглядеть в его зелени объяснение перемене своего настроения. Поднялся несильный ветерок, и верхушки аспарагуса начали слегка покачиваться.
Гурни молча ждал продолжения.
Когда она заговорила вновь, было видно, что ей это дается через силу, словно перед каждым словом нужно преодолевать преграду, как бывает во сне.
— У меня гора с плеч свалилась, что ответственность больше не на мне, — она собираясь сказать что-то еще, но передумала и покачала головой. Гурни понял, что она себя осуждает. Возможно, этим объяснялась ее жажда избавиться от Флореса, и месть казалась ей способом искупить вину перед дочерью?
Спокойно. Не спешить с выводами. Придерживаться фактов.
— Но я же не хотела, чтобы… — Вэл осеклась и замолчала.
— Что вы сами думаете про Эштона? — спросил Гурни, меняя тему в надежде отвлечь женщину от тяжелых мыслей.
Она ухватилась за это как за спасательный круг и охотно ответила:
— Скотт — умнейший, целеустремленный, решительный… — она снова замолчала.
— И какой еще?
— И довольно холодный.
— Как вам кажется, зачем он захотел жениться на…
— На сумасшедшей? — она пожала плечами, но получилось неубедительно. — Может, потому что она была к тому же редкой красавицей?
Он кивнул, но скорее из вежливости. Она продолжила:
— Я знаю, что это прозвучит избито, но Джиллиан отличалась от других. Она правда была особенной, — последнему слову Вэл придала какую-то почти зловещую глубину. — Вы знали, например, что у нее коэффициент интеллекта 168?
— Впечатляет.
— Да. На тестировании сказали, что никогда не видели балла выше. Дважды прогоняли ее через тест, чтобы убедиться, что нет ошибки.
— То есть в довершение к другим ее качествам Джиллиан была гениальна?
— О да, — кивнула Вэл, чуть оживившись. — А еще она была нимфоманкой. Об этом я еще не говорила?
Она внимательно смотрела на него в ожидании реакции.
Гурни сидел, уставившись вдаль, за верхушки деревьев, видневшиеся из-за сарая.
— И от меня вам нужно, чтобы я просто занялся поиском Флореса?
— Нет. Мне нужно, чтобы вы его нашли.
Гурни любил загадки, но у этой истории был привкус ночного кошмара. К тому же Мадлен…
Черт. Стоит только вспомнить ее имя — и…
Она медленно поднималась по еле различимой тропинке, пересекавшей долину, в своем кричащем ярком наряде, ведя рядом велосипед.
Вэл нервно повернулась, проследив за его взглядом.
— Вы ждете кого-то еще?
— Это моя жена.
Они молчали все время, пока Мадлен шла к террасе. Затем женщины обменялись сдержанными кивками. Гурни представил их, упомянув — для видимости конфиденциальности — что Вэл «знакомая знакомого», которая пришла за консультацией.
— У вас здесь тишь и благодать, — произнесла Вэл, и в ее устах эти слова прозвучали так неловко, словно были для нее иностранными. — Должно быть, здесь очень приятно жить.
— Это правда, — ответила Мадлен, быстро улыбнулась и покатила велосипед дальше к сараю.
— Так что? — с беспокойством спросила Вэл, когда Мадлен скрылась из виду за рододендронами в дальней части сада.