– О, когда это будет! Я уж и не надеюсь.
Утром Андрей на Канатчикову дачу отправился. К удивлению своему, данные получил быстро и к обеду успел в райотдел вернуться.
Оба листка с фамилиями на стол Николаю положил.
– Фамилии и адреса буйных, за которыми расчлененка или тяжкие телесные повреждения числятся. По улучшению состояния здоровья из больницы выписаны.
– Тут от Каширы до Клина и Сергиева Посада!
– А кто сказал, что маньяк в нашем городе живет?
– Надо звонить в областное управление, выяснить – не было ли за последний год похожих преступлений в области.
Николай взялся за трубку.
– Межгород? Наберите мне номер…
Пока Николай говорил, Андрей обдумывал, что предпринять с проверкой психов. Самому ездить – недели не хватит. Можно попробовать позвонить в отделы уголовного розыска районов, где психи живут. Пусть проверят – на месте ли. Не выезжали с места жительства восьмого или девятого декабря? А если выезжали, то как выглядят? Его звонок подразумевал, что оперативники должны были лично выехать на место жительства, пациента посмотреть, с родственниками или соседями побеседовать. На все время нужно, оперативники же своей работой загружены выше головы.
Так и сделал, едва Николай телефон освободил. Час на звонки ушел. Николай ушел, потом вернулся.
– Судмедэксперт заключение передал. Тихонова Елизавета была убита ножом с шириной лезвия четыре сантиметра и длиной клинка не менее семнадцати сантиметров. На теле двадцать четыре колотые раны, из них три – проникающие в грудную клетку, смертельные. Следов сексуального насилия нет.
– Стало быть, сексуальный маньяк отпадает.
– Баба с возу, кобыле легче. Чем завтра думаешь заниматься?
– На телефоне сидеть. Обзвонил угро всех районов, где психи живут. Объяснил – срочно. Обещали завтра дать ответ.
– Понял. Есть хочешь?
– Не откажусь.
– Мне тут дальний родственник половину бараньей туши привез. Жена знатный шулюм сделала, угощу.
Николай жил в собственном доме, доставшемся от деда. Небольшой, деревянный, но уютный, с общежитием не сравнить. И запах с кухни восхитительный – мясной. Пока мыли руки, жена Николая, Шурочка, стол успела накрыть, только сели – шулюм разлила по тарелкам.
– Пока горячий, есть надо. А остынет – на губах салом оставаться будет, невкусно. Вы ешьте!
Можно было не говорить. Оба опера ложками застучали дружно.
– Шура, налей-ка нам по сто, для аппетита.
– У вас он и так отменный.
Но плеснула в рюмки из графина. Николай свою рюмку поднял.
– Чтоб всю преступность под корень извести!
Выпили, снова за шулюм принялись. Жена Николая усмехнулась:
– Если выведете под корень, не нужны станете. Из милиции погонят, куда пойдете?
Николай ложку на стол положил.
– Немцы к нам многомиллионной армией пришли, да с танками, пушками, самолетами. И где они теперь? Всех одолели! И преступность задавим. А разгонят милицию – каменщиком пойду или стрелочником на железную дорогу.
Говорил Николай на полном серьезе. Многие после войны в светлые идеалы верили.
Доедали уже в молчании. За живое тема задела. Лично Андрей в скорое искоренение преступности не верил. Большинство преступлений из-за денег. Кражи квартирные, грабежи, разбои – только из-за денег. Да и часть убийств тоже. Жадны люди. И пока будут деньги, люди будут красть, разбойничать. Сколько человечество существует, столько войны ведет и ворует. Вон в арабских странах ворам руки рубят. А воры не перевелись. Так что Андрей думал послужить еще в органах.
Весь следующий день Андрей в кабинете просидел у телефона. Собратья по службе не подвели. Но результаты были неутешительными. Один псих умер, другой покончил жизнь самоубийством, другие в означенные дни находились дома, что подтверждали соседи.
– Либо псих этот на учете не состоит, скажем – приезжий. Или не псих вовсе, – подвел итог Николай.
– Но нормальный человек такое сделать не может! – упорствовал Андрей.
– А пьяный в стельку, что наутро не помнит, что вечером творил? Про белую горячку слышал? А разных кокаинистов-морфинистов со счета сбросил? Та еще публика! Сталкиваться не приходилось?
– Пока нет.
В этот же день позвонили из области. Похожих преступлений ни в одном районе не было. Полный тупик!
– Что делать будем? Похоже – висяк! – Николай нервничал, барабанил пальцами по столу. Для Андрея – верный знак.
– Если быстро не найдем – еще труп будет.
– И Щеглов шею намылит.
– Черт с ним, не для него работаем.
Попробовали обмозговать другие версии. Один предлагал, второй находил слабые места, критиковал. Мозговой штурм не удался. Так и разошлись мрачные, неудовлетворенные.
Андрей к Марии направился, а ее дома не оказалось.
– Зачеты у нее в институте пошли, поздно приезжает, – пожаловалась мать.
Вот невезуха! Одно осталось – спать. Показалось – только прилег, глаза сомкнул, как в дверь стучат.
– Фролов, в райотдел, срочно!
Андрей посмотрел на часы. Три часа ночи. За окном темень, ветер, стало быть – ЧП. Уголовный розыск – как пожарная команда.
Собрался быстро, прибежал к райотделу. К крыльцу одновременно с Андреем подъехал на мотоцикле Николай.
– Привет. Еле завел. Мороз всего пятнадцать градусов.
– А что ты хочешь? Техника немецкая, нежная, морозов не любит.
В дежурке их «обрадовали»:
– Нападение на сторожа продуктовой базы райпо. Сторож ранен, в больнице.
Николай определился сразу:
– Я тебя в больницу подброшу. Если сторож в состоянии говорить, опросишь по-быстрому. А я к складам райпо.
Райпо – районное потребительское общество, предприятие не государственное, можно сказать – кооператив, артель. Но в снабжении населения продуктами играло важную роль. Представители райпо объезжали деревни и села, скупали мясо, сметану, яйца, шерсть, мед. Продавали через сеть своих магазинов.
Ехать до больницы недалеко, да на мотоцикле за пять минут. Андрей продрог. Высадив опера, Николай уехал. В приемном покое сидела знакомая медсестра Лидочка. Она принимала Андрея, когда он ранен был. Сразу со стула вскочила.
– Опять ранили?
– Типун на язык, Лидочка! Пока здоров.