Добравшись домой, он с удовольствием подумал, что сегодня пятница, а за спиртным бежать не надо.
Работа с документами не была сильной стороной Ярнебринга – он считал, что Бог дал ему руки вовсе не для того, чтобы слюнявить бумажки в бесконечных папках. В то же время он был не из тех, кто сваливает работу на партнера, поэтому, когда Хольт предложила ему подняться в уголовку и узнать, нет ли чего нового, он обрадовался. Ничего нового не было.
Мало того, людей в отделе тоже не было, если не считать молодого парня, приданного следственной группе. Тот принимал «сигналы общественности» и читал вечернюю газету. Вид у него был несчастный.
– Есть что‑нибудь? – спросил Ярнебринг.
Нет, ничего существенного. Звонили какие‑то бабки и полупьяные субъекты, но ему удалось быстро от них отделаться. Те, кто хотел оставить свое имя, оставили. Помимо этого два человека позвонили и сказали, что они знали покойного, их имена он передал Гунсан. А он скоро пойдет домой – так сказал его непосредственный начальник, инспектор Альм, перед тем как исчезнуть по какому‑то срочному делу.
– Инспектор сказал, что меня сменят в шесть часов, – жалобно проговорил он.
– Иди домой и спи, парень, – кивнул Ярнебринг. – И чтобы в понедельник был бодр и весел.
Потом он поговорил с Гунсан – она пробивала по компьютеру соседей, давших показания при дополнительном опросе. Хотя была пятница, опросить удалось многих. Впрочем, ничего удивительного в этом не было, если учесть, что обитатели дома на Родмансгатан были в основном приличные люди среднего или даже пожилого возраста.
Наибольший интерес, по‑видимому, представляли те двое, что позвонили по телефону и заявили, что знакомы с Эрикссоном.
– Элита зашевелилась, – усмехнулась Гунсан. – Один из них даже какая‑то полузнаменитость, ты его наверняка видел по ТВ.
Ярнебринг не имел ни малейшего представления, о ком идет речь, но на всякий случай взял у Гунсан все бумаги, чтобы спокойно почитать их у себя в кабинете.
– А тебе не пора домой? – улыбнулся он.
Гунсан работала по найму, но, по его мнению, она была единственным настоящим полицейским в отделе, если не считать Фюлькинга, а тот уже немножко приспустил флаг. Почему она не поступила в школу полиции?
– Скоро пойду, – улыбнулась она в ответ. – А ты‑то сам, малыш? Не пора ли домой, ворковать с невестушкой?
– Все утрясется, – ответил на скрытую насмешку Ярнебринг и пошел к себе.
Гунсан, в сущности, довольно аппетитная баба, подумал он неизвестно почему, спускаясь в следственный отдел. Ей бы сбросить лет двадцать.
Эта мысль дает читателю возможность сделать вывод, что Ярнебринг битком набит предрассудками: Гунсан была лишь чуть‑чуть старше его самого.
– О'кей, – энергично сказал Ярнебринг, наливая очередную чашку черного кофе. – Если подытожить сегодняшний день, что мы имеем? Что мы знаем об убитом?
Не такой уж широкий круг общения, судя по опросам, но все же достаточный, чтобы с большой степенью вероятности именно среди знакомых найти убийцу.
Сотрудники убитого его, мягко говоря, недолюбливали. Это читалось между строк в рассказах шефа и сослуживцев и прямым текстом в словах охранника. И в то же время ухватиться не за что.
– Не из тех, с кем охотно делишь комнату, – заключил Ярнебринг.
– Все же хотелось бы иметь какие‑то факты, примеры, – сказала Хольт. – Чем уж он так нехорош? Вряд ли он уродился законченным негодяем – так не бывает.
– Не скажи, – буркнул Ярнебринг.
Пересмотрев все бумаги, она все же обратила внимание на один странный факт.
Пересмотрев все бумаги, она все же обратила внимание на один странный факт. Несмотря на достаточно скромную зарплату, не намного выше, чем у нее или Ярнебринга с учетом обычных переработок, никаких экономических проблем у Эрикссона не было. По данным налогового управления его доходы от капитала намного превышали зарплату. Кроме того, он был владельцем кооперативной квартиры стоимостью как минимум миллион крон, и примерно такая же сумма была размещена в акциях, облигациях и на обычных банковских счетах.
– Ты же видел его квартиру, – сказала Хольт. – Не удивляйся, но я кое‑что понимаю в искусстве и антиквариате и могу предположить, что все эти штучки у него дома потянут еще на миллион‑другой. Значит, он стоил в общей сложности около четырех миллионов.
– Наследство, – предположил Ярнебринг. – Может, у него мама померла в начале восьмидесятых? Антиквариат, картины… Это ведь как раз то, что передается по наследству, если выберешь правильных родителей?
Она покачала головой. Мать умерла в 1984 году и согласно данным, которые уже где‑то накопала несравненная Гунсан, оставила ему в наследство четыре тысячи крон.
– А папаша?
– Отец неизвестен, – сообщила Хольт. – Эрикссон вырос с матерью, без отца. Бедняга, подумай только, какое детство. – В ее голосе почему‑то прозвучали веселые нотки.
Дьявол! – мысленно выругался Ярнебринг. Он терпеть не мог подобных дел. Удар ножом в собственной квартире, нанесенный кем‑то, кого убитый добровольно впустил в дом, обычно завершал пьяную ссору, реже сопровождал приступ ревности или сумасшествия. Как бы то ни было, им обычно хватало недели, чтобы сложить такой пазл и взять преступника. Но как только дело касалось денег, все сразу усложнялось, и Ярнебринг больше всего желал, чтобы убийство Эрикссона никак не было связано с его финансами.
– Все образуется, – произнес он вслух с улыбкой, стараясь говорить убедительно, но при этом непроизвольно поерзал на стуле.
– В понедельник, – сказала Хольт и тоже улыбнулась.
– В понедельник перекопаем квартиру, и ставлю месячную зарплату, что мы вычислим убийцу. У нас будут списки телефонов и все, что нужно из базы данных, просмотрим все записные книжки, бумажки, фотоальбомы, старые письма… Не знаю, что еще…
– А не лучше ли заняться этим сейчас? – Она по‑прежнему улыбалась, но вопрос прозвучал серьезно. – Ты же слышал о правиле двадцати четырех часов?
– Ты смотришь слишком много американских детективов. Вот что я тебе скажу: коллега Бекстрём, конечно, не свет в окошке, однако инстинкт самосохранения у него точно есть. К тому же его шеф кое‑что повидал и не будет сидеть сложа руки.
– Ты имеешь в виду Фюлльскалле?
– Ну да. Я понимаю, что ты хочешь сказать, но представь себе, что мы нашли Эрикссона не в его квартире, а, скажем, на улице. Тогда был бы совсем другой коленкор, все бы забегали, и могу тебя уверить, что следствием руководил бы не Бекстрём, а кто‑то другой.
– А что, убийство Эрикссона проще?
– Думаю, да. Во всяком случае, у меня такое ощущение. Незапланированное убийство, состояние аффекта, преступник наверняка наделал кучу ошибок… А если это его знакомый, такие случаи обычно не представляют большой сложности. Даже может повезти, и преступник сам явится – совесть замучает.
Хотя чертовски жаль, что нет Ларса Мартина, подумал он. Тогда бы как пить дать преступник уже рыдал в кутузке, а Ярнебринг наслаждался бы выходными, поскольку допросы арестованных не входили в круг его обязанностей.
– Ты меня убедил, – согласилась Хольт. – Тогда я повидаюсь со своим парнем.
– А кто он? – спросил Ярнебринг.