Рядом влажные пятна: джин, тоник и, возможно, растаявший лед.
– Все это стояло на столе, пока они выпивали, а потом началась ссора, и стол опрокинулся, – глубокомысленно заметил Вийнблад.
– Браво, Вийнблад, – вальяжно произнес Бекстрём. – Есть у кого‑нибудь соображения, кто именно пил эти благородные напитки?
Кроме меня, конечно, мысленно хохотнул Бекстрём, я‑то их пил, но вам до этого в жизни не допетрить.
Если судить по отпечаткам пальцев, пил хозяин. Пил ли посетитель и что именно он пил – неизвестно: других отпечатков пальцев найти не удалось.
– Скорее всего, он протер свой стакан и поставил в шкаф с посудой. У Эрикссона, кстати, полным‑полно всяких рюмок и бокалов.
– Не особенно правдоподобно, – отозвался Бекстрём. – Как он мог знать, какой именно стакан в этом месиве на полу – его? К тому же там лежал только один ломтик лимона. Что, он и лимон свой вытер и убрал? Возможно, он пил что‑то другое, или из другого бокала, или вообще ничего не пил. Вот кофе они пили вдвоем: было две чашки. Кстати, нашли на них отпечатки?
Вийнблад посмотрел на него с обидой:
– Он же их вымыл.
– Вот так‑то, – довольно произнес Бекстрём.
Толстяк стал настоящим Шерлоком Холмсом, с удивлением подумал Ярнебринг.
Этот час, с семи до восьми, прошел сравнительно мирно. Они пили кофе, Эрикссон, возможно, с коньяком, убрали чашки и кофейник и перешли к другим напиткам. Хозяин, во всяком случае, пил джин с тоником и льдом. Потом что‑то произошло.
– Спасибо, Ярнебринг, – поблагодарил Бекстрём, не глядя на Вийнблада. Для такой обезьяны, как ты, совсем неплохо, мысленно добавил он. – А теперь, Вийнблад, – любовно посмотрел он на свою жертву, – твоя очередь. Что нам скажет наука? Почему у них началась свара? Есть у тебя что‑то?
– Есть, и немало, – произнес задетый Вийнблад. – У нас уже есть результаты и будут еще. Получено предварительное заключение судмедэксперта. – С этими словами он открыл папку. – Скоро будет и официальный протокол вскрытия.
– А кто вскрывал, Труполюб?
– К сожалению, нет. Какое‑то юное дарование, женщина, ни разу раньше ее не видел. Поэтому я позвонил Энгелю, заехал к нему, и мы еще раз прошлись по всем деталям. Он обещал проследить за ходом расследования.
– Ну, прямо гора с плеч! – хохотнул Бекстрём. – У Труполюба глаз как у орла. И что он говорит?
– Эрикссон получил ножевое ранение в спину, под острым углом. Нож проник в грудную полость, задел сердце, левое легкое и аорту, – сообщил Вийнблад.
– И все? – Бекстрём выглядел чуть ли не разочарованным. – Никаких признаков, что он защищался? Порезы на руках? Больше ничего такого у нашего трупа не обнаружено?
– Никаких следов самообороны, – покачал головой Вийнблад. – Вообще никаких повреждений, кроме раны, повлекшей за собой смерть.
– А эта баба, которая его вскрывала… у нее такое же орлиное зрение, как у Труполюба?
– Я так понимаю, что ты ставишь под сомнение мою оценку, – холодно сказал Вийнблад. – Ты имеешь в виду, не высказывали ли патологоанатомы каких‑либо соображений о личности убитого?
– Вот именно! – Бекстрём заметно воодушевился. – Что они говорили?
– Энгель придерживается мнения, что убитый был гомосексуалистом.
– Надо же! Такая же мысль и мне пришла в голову. Достаточно только поглядеть на место преступления… вообще на его квартиру.
– Но его более молодая сотрудница… В общем, женщина, производившая вскрытие, говорит, что на основании вскрытия очень трудно найти такие признаки.
Всю правду – так всю правду, подумал Вийнблад.
– Я надеюсь, что наш эксперт‑следователь поможет нам это выяснить. – И он уставился на Ярнебринга.
Ярнебринг промолчал. Надо сказать, ему тоже приходила мысль о нетрадиционной сексуальной ориентации убитого.
– Моя интуиция подсказывает, что мы имеем дело с обычным гей‑убийством, – встрял Бекстрём.
Ну, слава богу, подумал Ярнебринг. Наконец‑то узнаю брата Бекстрёма.
– Почему ты так думаешь? – осведомился он.
– А почему папа римский не ходит в кепке? Одинокий мужчина, сорок пять лет, детей нет, никакой женщины на горизонте, живет как фикус, ест как фикус, пьет как фикус, одевается как фикус… Видели эти кокетливые береты у него на полке в прихожей? Сидит парочка на диванчике, лепечут что‑то, выпивают понемногу, потом не сошлись в чем‑то, и один любовничек подкрадывается сзади и пришивает милого дружка на месте. Идет на кухню, бросает нож в раковину, потом блюет в ванной.
– Откуда это известно? – Ярнебринг вопросительно посмотрел на Вийнблада. – Его действительно рвало?
– Нашли полотенце со следами рвотных масс, – уклончиво сказал Вийнблад. – Мы отправили его в Центральную криминалистическую лабораторию на анализ.
– Мы отправили, – с издевательским намеком повторил Бекстрём.
– Ну что ж, – сказал Ярнебринг. В том, что говорит этот толстяк, в самом деле что‑то есть. Этот Эрикссон и вправду парень необычный… Во всяком случае, если сравнить со мной или с другими нашими ребятами. – Ты начальник, ты и решай, что делать дальше.
– Сделаем так. – Бекстрём поставил локти на стол и подпер щеки, отчего, как показалось Ярнебрингу, стал очень похож на бульдога. – Допрашивать его знакомых пока подождем, сначала надо накопать какие‑нибудь улики или хотя бы зацепки. Нет никакого смысла кидаться на таких шишек, как Веландер и Тишлер, если на то не будет реальной причины.
Лучше не скажешь, решил про себя Ярнебринг.
– Криминалисты закончили с местом преступления? – Бекстрём поглядел на Вийнблада.
– Да, – ответил Вийнблад. – Еще в субботу. Что ему теперь‑то надо? – подумал он.
– Ты ведь дока по части разных находок, – обратился Бекстрём к Ярнебрингу. – Возьми Хольт, переверните весь квартал. Что собой представлял Эрикссон, с кем встречался и кто из них его заколол. Самое время приступать к делу, и начать надо с его жилья.
– Разумеется, – согласился Ярнебринг.
И я бы с этого начал, подумал он.
– А мы посмотрим, не удастся ли что‑нибудь накопать относительно его… ну, так называемой сексуальной ориентации. – Бекстрём с намеком поднял мизинец и ухмыльнулся. – Если только сохранилась наша старая база данных по геям.
– Тут все вопросы к юридическому омбудсмену, – сообщил Ярнебринг. – Он распорядился ее уничтожить.
– Идиоты! – воскликнул Бекстрём. – Юридические клоуны! Да я бы на их месте отнес картотеку в подвал и приберег на черный день! Пятьдесят лет работы псу под хвост, и только из‑за того, что педрилы, видишь ли, не желают, чтобы за ними следили.
– Не ломись в открытую дверь – я‑то с тобой полностью согласен, – проворчал Ярнебринг, поднимаясь. – Если это все… У кого ключи от квартиры Эрикссона?
– Я ведь отдал их тебе, Вийнблад? – с безразличным видом спросил Бекстрём. Конечно отдал, мысленно усмехнулся он, час назад, прямо перед оперативкой. – Передай их Ярнебрингу, мне на месте преступления больше делать нечего.