Мы дружим, и я тоже за нее беспокоюсь.
Эцуко поднялась, показывая, что разговор окончен.
Только когда Ёсико Каибара ушла, Эцуко почувствовала, как сильно она устала. Налив себе густого кофе, она обессиленно опустилась на стул в кухне.
Вот уже полгода, как она работает в «Неверленде». Но подобная неприятность случилась впервые. Раздумывая, как правильнее поступить в сложившейся ситуации, она чувствовала себя совершенно беспомощной.
Вообще‑то говоря, на нынешнюю работу она устроилась не по своему желанию. Ей настоятельно посоветовала одна давняя подруга, в надежде, что это вернет Эцуко к жизни. Она не могла видеть, как после скоропостижной смерти мужа Эцуко буквально влачит свои дни, пребывая в апатии.
Эцуко Сингёдзи преподавала английский язык в школе, когда познакомилась с Тосиюки Идэ. Выйдя замуж, став Эцуко Идэ, родив Юкари, она еще некоторое время продолжала преподавать. Но в грудном возрасте Юкари постоянно болела, а Тосиюки трудился до седьмого пота, без праздников и выходных, так что ее постоянно мучили сомнения, не лучше ли бросить работу и посвятить всю себя семье. На второй год брака она остановила выбор на семье.
Тосиюки умер десятого августа прошлого года, на рассвете, после бессонной ночи, проведенной на рабочем месте. Только‑только закончился традиционный срок траура. Она не присутствовала при его смерти. Он упал в офисе компании, его доставили в больницу, и он вскоре, не приходя в сознание, скончался. Официальная причина смерти – сердечная недостаточность. Тосиюки было всего тридцать семь. В профсоюзной газете поместили статью, в которой его смерть назвали «классическим случаем гибели от изнурительного труда» и сурово заклеймили администрацию. По этой ли причине, или из опасений, что Эцуко подаст судебный иск, но ей выплатили довольно значительную сумму в счет выходного пособия Тосиюки и так называемые «гробовые». В результате она смогла полностью выплатить кредит за дом. Из социального фонда компании ей назначили пенсию в связи с потерей кормильца. Таким образом отпали все бытовые заботы, деньги перестали быть постоянной головной болью, в отличие от того времени, когда Тосиюки был еще жив и работал не покладая рук.
Но именно поэтому существование Эцуко внезапно стало пустым и бессмысленным.
Ради чего работал Тосиюки? Если подумать, они даже ни разу не съездили в отпуск втроем. Можно по пальцам сосчитать, когда они всей семьей ходили в зоопарк или парк аттракционов. Изо дня в день внеурочная работа, нередко всю ночь напролет. Но несмотря на весь этот титанический труд, получается, что с экономической точки зрения выгоднее безвременно околеть.
По этому поводу одни говорили:
– Если б не нынешний строительный бум, не пришлось бы вашему супругу так надрываться.
А другие:
– Уж слишком его компания хотела отхватить лакомый кусок от проекта новой застройки Токио!
Были и такие, кто говорил:
– Не повезло бедняге. Выжали все соки и выбросили.
Но ей было все едино. Не эти слова хотела бы она услышать. Она ждала объяснений. Она ждала ответа.
Строго говоря, Тосиюки вовсе не «упал». Он хотел подняться из‑за кульмана, но ноги подкосились, он вновь опустился на стул и уже не смог встать.
Но существует ли на свете работа, ради которой человек должен надрываться до такого изнеможения, что не в состоянии встать со стула? Кто вправе заставлять людей работать на износ?
Тосиюки пришлось трудиться всю ночь, заканчивая проект, поскольку по плану через два дня вся компания в полном составе уходила в десятидневный летний отпуск. Отпуск брать обязательно. Таково правило. Но объем работы оставался неизменным, и нельзя было переложить ее на чужие плечи. Другими словами, Тосиюки умер потому, что обязан был взять летний отпуск.
Как возможна такая бессмыслица? Сколько ни бейся головой о стену, ответа нет.
Как возможна такая бессмыслица? Сколько ни бейся головой о стену, ответа нет.
– Не женись он на тебе, был бы жив. Ты заставляла моего мальчика вкалывать так, что он не выдержал и умер!
Что она могла возразить на упреки свекрови? Разумеется, фактически все было не так. Но если взглянуть с точки зрения причинно‑следственной связи – не поспоришь.
Она часто говорила мужу: «Выглядишь ты плохо, не ешь ничего. Может, тебе хоть немного отдохнуть?» Говорить‑то говорила, но в действительности пальцем о палец не ударила. И когда Тосиюки, посмеиваясь, отвечал: «Мы, трудоголики, все такие. У нас в компании есть трудяги еще похлеще», она предпочитала не спорить.
Вот и получается, что мужа доконало ее безразличие.
Как ни крути, главная вина лежит на ней. Когда сразу после свадьбы семья мужа потребовала передать в их распоряжение значительную часть наследства, она безропотно подчинилась. Взяла фамилию мужа. Изначально родня мужа была против их брака (впрочем, мать Тосиюки любую невестку встретила бы в штыки). Эцуко отдавала себе отчет, что, выйдя за Тосиюки, не стала членом семьи Идэ, поэтому после его смерти вернула себе девичью фамилию Сингёдзи. Она думала, что имея на руках Юкари и храня память о муже, занимаясь домом, в котором проходила их совместная жизнь, она как‑нибудь перебьется.
Однако без Тосиюки жизнь стала невыносимо унылой, однообразной, точно исчезли все краски. Эцуко казалось, что от нее осталась пустая оболочка.
Подруга отругала ее:
– Если будешь и дальше сидеть сложа руки, ты тоже умрешь. А что станет с Юкари, подумала?
И предложила работу.
– На людей посмотришь. Хоть какая‑то польза. Тебе нужно сменить обстановку. Считай, что делаешь это ради Юкари.
Эти слова – «ради Юкари» – подействовали.
Вначале она подумывала вернуться в школу. Самое естественное, к тому же работа учителя ей нравилась. Но как только она стала подыскивать место, вдруг поняла, что совершенно утратила способность учить детей.
Дети… Школьники, которых надо ежедневно нагружать непомерными заданиями. И ради чего они зубрят и днем и ночью? Чтобы поступить в хороший колледж, в хороший университет, устроиться на хорошую работу. А что дальше? Работать, работать, постоянно работать, и только для того, чтобы умереть, как Тосиюки? У нее уже не было ни малейшего желания помогать им продвигаться по этому пути.
Тогда‑то ее давняя сослуживица и упомянула о «Неверленде».
– Это что‑то вроде службы социальной помощи, – сказала она.
Когда она все‑таки решилась, некто по имени Мацудзиро Иссики, проводивший с ней собеседование, удивил ее, сказав со смешком:
– У нас здесь, если угодно, телефонный клуб!
Оказалось, что в телефонном справочнике номер «Неверленда» следовало искать в разделе «Страховые услуги». Причудливое название носил отдел, входящий в состав крупной страховой компании. Он ютился в тесном офисе на семнадцатом этаже небоскреба, расположенного в центральной части Токио.
Постоянный штат состоял из шести человек. Трое мужчин, три женщины, разброс в возрасте довольно большой – самому молодому служащему едва исполнилось двадцать, самому старшему было уже за шестьдесят. Работали круглые сутки в три смены. Работа – отвечать на телефонные звонки.
В рекламном памфлете их представляли следующим образом:
«Когда вам грустно, когда не с кем поговорить, когда у вас возникли проблемы, звоните в «Неверленд»! Мы всегда рады составить вам компанию!»
«Неверленд» был своеобразной исповедальней по телефону. Но звонить можно было по любому поводу. Даже просто потому, что нечем заняться и хочется с кем‑то поболтать. Более того, львиную долю составляли именно такие «никчемные» звонки. Изредка обращались с серьезными жизненными проблемами, просили юридической консультации, спрашивали о социальных выплатах, но в таких случаях звонивших отсылали в специализированные службы.